Марлен Сьюзон - Ночь ошибок

– Даже не мечтайте! Этот день никогда не наступит! – вспыхнула Лили.

– Но вы настолько этого опасаетесь, что даже не смеете сесть со мной за шахматную доску?

Молодая женщина, сверкнув глазами, направилась к шахматному столику в углу. Она покажет этому самоуверенному нахалу, что по крайней мере одна актриса сможет устоять перед ним.

– Вы полагаете, что стоит вам только поманить актрису, и она ваша, не так ли? – холодно спросила Лили, когда Хокхерст занял место за столиком напротив нее.

– Теперь мне не приходится тратить силы даже на это, – цинично усмехнулся он.

– Вы тщеславный, высокомерный, невыносимый человек!.. Вы считаете себя совершенно неотразимым!

– Вовсе нет! Я не настолько глуп. Я прекрасно понимаю, что актрисы находят неотразимым не меня, а ту известность, которую приносит им выбор «короля гримерных».

Лили затруднилась бы сказать, что поразило ее больше: холодный цинизм или презрительный насмешливый тон, которым были произнесены эти слова.

У Деймона на щеке дернулась жилка.

– Вот почему, когда Эдвард представлял нас, я не сказал, что я – лорд Хокхерст. Мне хотелось узнать, смогу ли я хоть раз в жизни понравиться женщине сам, такой, как есть, не привлекая ее надеждой на известность, которую ей даст связь со мной.

Лили вдруг отчетливо увидела все это с его точки зрения, и ее гнев мгновенно угас. Она даже прониклась к нему сочувствием, усмотрев в их ситуациях неожиданно схожие черты: ведь она тоже страдала от того, что мужчины жаждут заполучить ее лишь как украшение, обладание которым придаст дополнительный вес им самим.

Вскоре выяснилось, что во всем, что касается шахмат, Хокхерст и Лили ни в чем не уступают друг другу. Партия протекала в долгой упорной борьбе. В конце концов Деймон одержал победу, но добился он этого с огромным трудом.

Игра молодой женщины удивила Хокхерста, признанного мастера шахмат. Крайне редко ему удавалось сразиться с сильным противником, и впервые он играл с женщиной.

Откинувшись в кресле, Деймон с восхищением следил, как тонкие изящные пальцы Лили быстро расставляют на доске фигуры. Выбившийся золотисто-каштановый локон упал на щеку молодой женщины, и Хокхерсту неудержимо захотелось прикоснуться к нему, поцеловать манящие соблазнительные губы.

Лили преподносила ему один сюрприз за другим. Из беседы с ней, живой и увлекательной, Хокхерст смог судить не только об остром уме молодой женщины, но и об образованности, что уж и вовсе было трудно ожидать от провинциальной актрисы.

Она была одета, как всегда, просто, но элегантно, в платье из белого муслина, отделанное зелеными рюшами вдоль выреза каре и по краю юбки. Даже очень внимательный наблюдатель мог обмануться, приняв молодую женщину за даму благородного происхождения. У Деймона в который раз мелькнула мысль, что Лили, возможно, родилась и воспитывалась в иной социальной среде, отличной от той, в которой была вынуждена жить теперь.

Расставив фигуры, молодая женщина встала.

– Я выполнила свое обещание и сыграла с вами в шахматы, – весьма недвусмысленно напомнила она.

Хокхерст не хотел расставаться с ней, уходить из жизнерадостной уютной гостиной. У него мелькнула было мысль предложить Лили еще одну партию, но он решил, что наступило время совершить тактическое отступление.

Деймон прошел следом за Лили в прихожую, восхищаясь ее царственной осанкой. Она уложила волосы в высокую прическу, открыв длинную лебединую шею. Деймон испытывал невероятный соблазн покрыть эту шею жаркими поцелуями. Однако он не позволил чувствам взять верх над разумом, правда, далось ему это с большим трудом.

– Вы давно на сцене? – спросил он, чтобы отвлечься от своих безумных желаний.

Лили обернулась:

– Почти всю жизнь. Мои родители были актерами, и первую роль я получила четырех лет от роду. Почему вас это так удивило?

– Вы слишком хорошо образованы и воспитаны для женщины, выросшей в театре.

Лили понимала, Хокхерст хотел сделать ей комплимент, и тем не менее она разозлилась. Поэтому она не стала объснять, что ее родители происходили из благородных семей, не давших благословения на брак. Молодым супругам пришлось бежать от своих родителей, лишивших их за это наследства. Дед Лили по отцовской линии, узнав, что его сын ради куска хлеба вынужден был стать актером, запретил ему выходить на сцену под своей фамилией.

– А где сейчас ваши родители? – спросил Хокхерст.

– Они погибли, когда мне было семнадцать, – дрогнувшим голосом ответила Лили.

Она до сих пор отчетливо помнила чувство бесконечного отчаяния, владевшее ею тогда. Они жили счастливо, и вдруг в одночасье вся ее жизнь рухнула, не стало самых дорогих, самых близких людей.

Хокхерст нежно положил ей руку на плечо, и это прикосновение каким-то образом помогло ей справиться с печалью, грозившей затянуть молодую женщину в свой темный омут.

Она посмотрела ему в глаза. Когда он бывал в гневе, они становились черными, как безлунная ночь, но сейчас, смягченные сочувствием, посветлели, приняв цвет густого отборного шоколада.

– Представляю, каким для вас ударом было потерять сразу обоих родителей.

– Да, – грустно кивнула Лили, – хотя Всевышний ниспослал им благословение, позволив умереть в один час. В жизни они были неразлучны – другой такой счастливой пары я не знала.

– Как они погибли?

– Ночью обрушилась крыша постоялого двора, где они остановились. Когда их нашли, оказалось, что отец бросился на мать, пытаясь защитить ее своим телом, и даже смерть они встретили в объятиях.

Его глаза потемнели, стали жестче.

– Несмотря на все разговоры про то, что вы не собираетесь выходить замуж, у вас романтичная натура. Вы верите в любовь и в семейное счастье.

Его тон не оставлял никаких сомнений, что сам Деймон в подобные глупости уже давно не верит. «И действительно, – печально подумала Лили, – как может верить в любовь «король гримерных»?»

– Я считаю, такая любовь, какая была у моих родителей, встречается крайне редко. Вряд ли мне так же улыбнется счастье. Мама говорила, ей очень повезло, что она встретила отца, так как никакого другого мужчину она не смогла бы полюбить.

Лили умолкла, с грустью вспоминая о необычных отношениях ее родителей. Их любовь не смогли ослабить никакие тяготы и лишения, выпавшие на их долю.

Деймон, обняв за плечи, нежно привлек ее к себе, и Лили ощутила сквозь ткань сюртука крепкое мускулистое тело. Он ласково провел рукой по ее волосам. Лили расслабилась, чувствуя необъяснимое спокойствие в сильных уверенных объятиях.

Она подняла на него взгляд. Деймон, улыбнувшись, наклонился к ней. Лили не пыталась уклониться от его губ, пленивших ее рот долгим и удивительно нежным поцелуем. Деймон сдержался и не позволил поцелую стать страстным, и все же Лили, потрясенная до глубины души, долго не могла отдышаться, в то же время чувствуя, как печаль покидает ее, уступая место радостному и светлому чувству.

Деймон провел пальцем по ее щеке.

– Я должен идти, – тихо произнес он. – Обещайте, что не будете думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле.

И, оставив еще один поцелуй, легкий, как прикосновение крыльев бабочки, на губах Лили, он ушел.

Хокхерст настоял на том, чтобы вечером после окончания спектакля проводить Лили в театральную гостиную.

– Для Эдварда это явится убедительным доказательством, – объяснял он. – Поверьте, возможно, так нам удастся избежать неприятных сцен.

Лили понимала, что он прав, и все же колебалась. Гордость не позволяла ей появиться на людях, опираясь на руку «короля гримерных».

Деймон насмешливо приподнял бровь – этот жест неизменно выводил ее из себя.

– Вы боитесь отвадить остальных поклонников?

– Я сделала бы это с превеликим удовольствием, но мне невыносима мысль, что кто-то сочтет меня вашей очередной добычей.

Хокхерст хитро усмехнулся:

– Ну что вы! Кстати, а какое вам дело до того, что о вас подумают?

– Но ведь это же неправда.

– Но ведь вам правда известна, – улыбнулся он, – а только это и имеет значение.

– Боюсь, я не могу в полной мере разделить ваше пренебрежительное отношение к мнению других. И мне совсем не все равно, если у кого-то возникнет обо мне превратное впечатление, – призналась Лили, подавая ему руку.

У зеленой двери комнаты отдыха Деймон замедлил шаг и, переступив порог, остановился.