Элоиза Джеймс - Ночь поцелуев

— Не хочу, чтобы Элджи видел мою губу, — заныла Виктория.

— Не волнуйся. Прикажу Черридерри поставить на стол одну-единственную свечу, — успокоила мать. — Твой Димсдейл не заметит, даже если крыса прыгнет к нему в тарелку.

Таким образом, круг замкнулся, потому что именно с крыс вся история и началась.

Кейт ясно сознавала, что все домашние на ее стороне. Слуги давным-давно жили в Ярроу-Хаусе, а многие из молодых лакеев и горничных здесь родились и выросли. Все они привыкли прислуживать аристократам — истинным леди и джентльменам, — а не нахальным амбициозным выскочкам. Низкое происхождение Марианны сразу бросалось в глаза. Сама Кейт раньше считала, что мачеха — дочь торговца, которой посчастливилось выйти замуж за полковника. Разве можно было представить, что она…

Она — это она.

Падшая женщина. Любовница отца. Одним словом, распутница.

Стоило ли удивляться, что бедняжка Виктория, едва выйдя в свет, сразу себя потеряла? Мать не сумела достойно провести дочь даже через первый сезон. Честно говоря, Кейт и сама не очень ясно представляла, как следует вести себя в обществе. Когда мать окончательно слегла, ей едва исполнилось двенадцать. В шестнадцать Кейт осталась сиротой, а отец тут же женился снова. Конечно, она привыкла пользоваться столовыми приборами и умела делать изящный реверанс, однако с тонкостями бомонда была не знакома.

Правда, целый год продолжались регулярные уроки танцев, но было это давно… можно сказать, в другой жизни. Наверное, существовали какие-то особые правила беседы с принцами. Может быть, к особам королевской крови нельзя поворачиваться спиной, а чтобы выйти из комнаты, нужно пятиться? Или этот закон относится исключительно к королям и королевам?

Горничную Розали удалось отыскать в гардеробной Виктории. Когда-то эта комната предназначалась для гостей, но со временем платьев накопилось невероятное множество, а посетители, напротив, иссякли, и спальня постепенно превратилась в склад одежды.

Кейт с любопытством огляделась. Вдоль стен стояли огромные шкафы и комоды, до отказа набитые тряпками. Из полуоткрытых ящиков свисали кружева и ленты, торчали уголки украшенных вышивкой тканей. В воздухе витал легкий аромат роз и свежего белья.

— Черридерри уже предупредил о сегодняшнем обеде, а завтра утром придут портнихи, — с готовностью сообщила Розали. — Вот, перебираю платья мисс Виктории.

Задача оказалась не из легких, поскольку по масштабу гардероб дочери едва ли уступал гардеробу матери. К счастью, порядка здесь было намного больше.

— Наверное, сегодня вечером лучше надеть вот это, потому что с ним меньше всего работы: нескольких стежков на талии будет достаточно.

Она показала платье из бледно-розового шелка. Вырез выглядел довольно скромным, а юбку украшали многочисленные рюши и воланы, под которыми просвечивал атласный чехол более насыщенного оттенка.

Кейт осторожно тронула воздушную ткань. Отец умер еще до того, как пришла пора готовиться к светскому дебюту и целенаправленно посещать модисток. Ну а после похорон траурный черный цвет сменился тусклым серым и скучным коричневым — эти оттенки как нельзя точнее отражали положение падчерицы в доме.

— Розовый выгодно подчеркнет ваши прекрасные волосы, — пояснила Розали. — А корсет и вообще не нужен: вы такая тоненькая.

Горничная начала расстегивать на госпоже платье, однако Кейт тут же ее отстранила.

— Пожалуйста, позвольте мне… — попросила та.

Кейт покачала головой.

— Я уже много лет обхожусь своими силами. Если потребуется, поможешь надеть новое платье, а уж с этим как-нибудь справлюсь.

Вскоре мисс Долтри осталась в одной старенькой сорочке. Корсет у нее, конечно, был, однако эта сложная деталь дамского туалета плохо сочеталась с верховой ездой, а потому без дела лежала в нижнем ящике комода.

Внимательный взгляд горничной скользнул по потертым, обтрепанным бретелькам, подшитым не очень умелой рукой, по подолу, которому не мешало бы оказаться на несколько дюймов ниже.

— Мистер Долтри… — начала она, но договорить не решилась.

— Переворачивается в могиле и так далее, — продолжила Кейт. — Давай-ка лучше займемся делом.

Розали принялась вытаскивать из прически шпильки, то и дело прищелкивая языком, как будто процесс доставлял наслаждение.

— Даже не представляла, что у вас такие роскошные волосы! — наконец восторженно воскликнула она, едва локоны вырвались на свободу.

— Специально затягиваю их в пучок и закалываю, — пояснила Кейт. — Очень мешают работать.

— Но вы не должны работать! — возмутилась горничная. — Все это неправильно: и старое линялое платье, и сорочка, больше похожая на посудную тряпку. Я даже не знала, что все настолько плохо!

Она убрала расческу, выдвинула один из ящиков, где стопками лежало тонкое ослепительно белое белье, и достала совершенно новую сорочку.

— У мисс Виктории их столько, что исчезновения одной она даже не заметит — не потому, что такая же неаккуратная, как мать: просто предпочитает шелковые. — Розали ловко сняла с Кейт старую сорочку и бросила на пол. — Ну а мне больше нравится хороший хлопок, потому что на шелке остаются следы от пота. Настоящая леди должна быть безупречна до последней ниточки.

Сорочка скользнула по коже как прозрачное облако, а изящное кружево вернуло давно забытое ощущение изысканной элегантности.

Если бы отец не ушел из жизни так рано и светский дебют состоялся, Кейт постоянно носила бы дорогое белье и изящные платья, а не одевалась бы в серые лохмотья, как бедная родственница, в которую превратилась сразу после его смерти.

Мать оставила ей небольшое состояние, однако какой смысл в приданом, если у нее нет никакой надежды на то, что она встретит достойного человека. Несколько лет подряд Кейт пыталась заставить себя уехать из дому, отправиться в Лондон, найти работу гувернантки… любым способом выбраться из безнадежного тупика. Но это означало бы бросить на произвол судьбы арендаторов и слуг, позволить Марианне безнаказанно глумиться над людьми.

И она осталась.

Не прошло и часа, как волосы были тщательно расчесаны, завиты и уложены в стиле Виктории. Толстый слой рисовой пудры придал лицу такой же изнеженно-бледный оттенок, каким отличалась кожа сестры. Последний штрих — розовая, в цвет платья, губная помада.

Кейт подошла к зеркалу в надежде увидеть томную, изнеженную красавицу. Увы, вместо радости пришлось пережить глубокое разочарование. Викторию она не напоминала даже отдаленно, а красавицей ее мог бы назвать разве что слепой. Фигура выглядела слишком худой и угловатой, а платье неуклюже свисало с плеч.

Розали потянула за рукав.

— У вас руки совсем не такие, — пробормотала она.

Кейт посмотрела вниз и сразу поняла, в чем дело. Два-три часа в день она неизменно проводила в седле и объезжала поместье, чтобы поддерживать хозяйство в том же исправном состоянии, в каком содержал его управляющий — до тех пор пока мачеха не вышвырнула неугодного слугу из дома. Натруженные руки выглядели мускулистыми и загорелыми: трудно было представить, что другие молодые леди хотя бы раз в жизни сталкивались с подобной проблемой.

Но это еще не все. Несмотря на пудру, помаду и кудри, лицо упрямо отказывалось меняться и принимать несвойственное кукольное выражение. Скулы все равно оставались слишком резкими, а брови — чересчур густыми и темными.

— Но я же совсем не похожа на Викторию! — воскликнула Кейт, не в силах скрыть отчаяние. В глубине души у нее таилась надежда, что мода окажется всесильна и красивое платье, прическа и пудра с помадой сотворят чудо и превратят ее в такую же изнеженную красавицу, какой была Виктория, — в бриллиант чистой воды.

И все же старшая мисс Долтри выглядела не бриллиантом, а самым простым и грубым камнем, каких много валяется на обочине дороги, — короче говоря, самой собой.

— Да, стиль явно не ваш, — вздохнула Розали. — Цвет выбран неправильно. Нужны более смелые тона.

— Тебе ведь известно, зачем мне неожиданно потребовалось стать похожей на Викторию? — Кейт не сомневалась, что Черридерри не поленился подняться наверх вслед за госпожой, устроился под дверью и подслушал каждое слово.

Розали строго поджала губы:

— Надеюсь, не случилось ничего такого, о чем мне не следует знать.