Алиса еще раз посмотрела на себя в зеркало и вспомнила ночь, когда она пробиралась по Таврическому парку к заброшенному дворцу. Молния, сверкнувшая в окне за ее спиной и отразившаяся в зеркале, ослепила ее, она прикрыла глаза… Вот она, отчаянная глупая девочка, крадется между деревьями, не зная, что с ней будет завтра, что с ней будет в следующую минуту. Ей страшно и холодно. Но что-то гонит ее навстречу судьбе. Это и называется роком. Герман рассказывал ей. Это нечто такое, что управляет человеком помимо его воли и желаний. Это то, что приводит его туда, куда он должен прийти. Это рок привел ее к Герману. Но этот же рок привел ее и к Саше…

Внизу послышался стук копыт. Съезжаются гости. Несмотря на грозу. К ней. Несмотря ни на что. Снова стук копыт. Еще и еще. Скоро она выйдет к ним. Ночная княгиня с блестящими влажными глазами. Истома наполнила сердце Алисы. Наконец-то снова начнется жизнь! Пусть ненадолго, но настоящая, желанная, пьянящая и головокружительная жизнь!

Предвкушение завтрашней встречи с Сашей делало сияние ее глаз особенно томным, особенно манящим. «Никто не узнает, — говорила она сама себе. — Никто…» Хотя… Как странно Герман посмотрел на нее сегодня, когда вернулся. Что-то искал или о чем-то хотел спросить? Она улыбнулась ему открыто и ясно, положила руки на грудь и подумала про себя: это было сегодня уже. И еще почувствовала, что любит его. И он это почувствовал, потому что взгляд утратил оттенок подозрительности, стал влажным. «Поверил! — снова улыбнулась Герману Алиса и потерлась щекой о его щеку. Как просто». Никаких обманов. Она любит его. Но это вовсе не значит, что завтра она не отправится на поиски чудесной поляны со спелой земляникой.

Герман обычно встречал гостей сам, но на этот раз почему-то не захотелось покидать кабинет. А когда вошел в комнату, где собралось общество, понял: ряженые. Так волк чувствует охотника за версту. Ему не нужно ума, ему достаточно почувствовать, как обрывается сердце и напружиниваются непроизвольно лапы. Снова прокатился над крышей оглушительный раскат грома. «Кто же из них? — пытался угадать Герман. — Кто же охотник?»

Троих гостей он хорошо знал. Он выдавил из себя улыбку, предложил сигару, проходя мимо. Все чего-то выжидали. Ну те трое, понятно, выхода Алисы. А остальные? Он пригляделся к одному. На благородного не похож. Лицо выдает простое происхождение и непростую судьбу. Кто же ты? Купец? Пусть будет так. А этот? Держится удивительно прямо. Из отставных, наверно, но если и вышел в отставку, так в малом чине. Держится так, словно вот-вот выкрикнут в спину команду и ругательство одновременно. Глазки бегают. Но на охотника похож еще меньше. А этот, третий, тот, что стоит спиной? Он-то кто? В груди кольнуло болью так, что Герман поморщился. Он хотел подойти к гостю у окна, разглядеть его, но что-то мешало. Навалилась смертельная волчья тоска и усталость. Он чертовски устал всю жизнь уходить от погони.

Кто мог разыскать его? Полиция? Жандармы? Поздно. Он настолько богат теперь, что купит все их управление с потрохами. Ему есть что им предложить, есть чем поделиться. Но этот, самый странный, к которому почему-то не подойти, он не похож на бравого служаку. Тайный агент, которых развелось как грязи? Шантажист? Тоже ерунда. Наобещать золотые горы, а потом передать хлопцам Степана Антоновича. Нет, тот, что у окна, стоит спокойно и уверенно. Он как будто… Счастлив, — понял наконец Герман. Этот человек сейчас на седьмом небе от счастья. То-то к нему не сунуться. То-то ноги отнимаются при малейшем к нему приближении, как в детстве, когда его волокли в церковь. Кто ты? Кто ты? Внутри ожесточенно рвалась на волю неведомая силища, пытаясь захватить рассудок. Он еще боролся, потому что не знал ей названия, потому что никогда не сталкивался с нею, потому что никак не мог понять, что силища эта — смертельный парализующий страх, который испытывает всякий зверь, понимая, что теперь ему не уйти…

— Герман Романович, — раздалось рядом щебетание одной из «светских дам», — Степан Антонович пожаловали. Говорят — срочно. Провела их в кабинет, там дожидаются. И еще там какие-то люди в открытой коляске. Просятся переждать дождь.

Германа это окончательно выбило из колеи.

— Что? Где? Что за люди?

— Извольте сами видеть, — «дама» подвела его к противоположному окну.

В открытой коляске сидели двое мужчин и девушка. Один мужчина, ростом метра под два, хмурился, глядел в небо и все время крестился. Другой, намного старше, с видом побитой собаки умоляюще смотрел на окна и часто-часто закивал Герману, как только тот подошел к окну. Девушка был от-вра-ти-тель-ная. Он бы ни за что не смог сказать почему, но, несмотря на красивое, карского мрамора лицо и тонкие руки, она вызывала у него отвращение.

— Пусти. На задний двор, в домик для прислуги…

Герман не договорил и спустился в кабинет.

Степан Антонович сидел к нему спиной. Герман, чувствуя, что сегодняшний вечер не клеится, обогнул его, нарочно задев при этом слегка (чего бы, собственно, не повернуться?), и опустился в кресло, ощущая себя разбитым. Он поднял голову и увидел глаза Степана Антоновича. Успел презрительно подумать: «Вот он, охотник!» Прямо в грудь ему смотрело дуло дуэльного пистолета.


Саша оторвался от окна, выходящего на задний двор, как только там показалась коляска с друзьями. Слава Богу, пустили. Не такие уж здесь строгие порядки. И зачем только Макошь увязалась с ними?! Здесь может быть опасно. Дорога ей, правда, понравилась. Говорила что-то такое про силу. Что, дескать, вернулась она к ней на воле. На природе, значит. На Ивася прикрикнула, сказала, что занята — дождь держит. Что, пока они под крышей не окажутся, гроза не начнется. Ивась чуть не заплакал. Стал в небо смотреть и ноздри раздувать… На крышу упали тяжелые капли. Все-таки Макошь победила в их споре, подумал Саша, оборачиваясь к собравшимся. Одно лицо показалось ему знакомым. Точно, где-то он его видел. Только тогда человек был с усами и с бородой.

— Простите, мы не знакомы? — обратился к нему Саша, улыбаясь.

Он был счастлив необычайно. Сейчас выйдет Алиса, и не нужно ждать до завтрашнего дня. Он явился спасти ее. Это напоминало ему сказку: добрый молодец спасет прекрасную царевну от проклятого змия, и будут они жить долго и счастливо. Скорее бы! Чувство приближающегося счастья распирало его… Однако человек, к которому Саша так сердечно обратился, насупился, нагнулся к нему и вовсе уж невежливо ответил свистящим шепотом:

— Ошибся ты.

А когда Саша хотел было что-то возразить, добавил грубо:

— Дуй отсель!

И Саша тут же вспомнил: пересыльная тюрьма, Тобольск, он еще драку учинил тогда. Но удивиться не успел. По гостиной пронеслось общее «А-а-а-ах!» и повисло под потолком. И было отчего… Он с гордостью осмотрел гостей, глядящих на Алису. То, что это она, а не кто-то другой, он не сомневался. Такое «а-а-ах!» могло вырваться только при ее появлении. Сердце уже предчувствовало самый сладкий момент, но еще несколько секунд ему нужно было для подготовки, чтобы не разорваться от счастья…

Наконец он решился. Он поднял голову и увидел ее. В первый момент у него возникло ощущение, что тот образ, который он носил в душе с утра, потускнел за день, а теперь проворная рука судьбы смахнула с него паутину и оттерла рукавом. Алиса настоящая в сто крат была прекраснее, чем Алиса в его памяти. Он был настолько ослеплен ее явлением, что поначалу даже не заметил подмены. А потом чуть не схватился за сердце: ах, не та, не та Алиса! То есть она, краше прежнего, в расцвете своей воинственной, убийственной женственности, но что-то иное, то ли в ореоле золотистых волос, то ли иное сияние разливается. Он пригляделся внимательнее. Вот оно. Улыбка. Совсем не та, что сегодня утром. Не наивная, не теплая. Хищная. Похожая на оскал. Ах, Алиса… И в этот момент она посмотрела прямо ему в глаза…


Вечер начинался. Она выплыла в гостиную в облаке блаженного предвкушения. Вот они, вот они, эти жадные глаза ее подданных. Здравствуйте, господин картежник! Снова здесь? Вот вам ласковый взгляд. Вам первому, как завсегдатаю, оставляющему здесь каждый день не только свои отчаянные надежды, но и по пятьдесят тысяч ассигнациями. И улыбка — тоже вам. Заглядывайте почаще.

А этот! Новенький. Стоит как индюк. Только глаза выпучил и дышит часто. Что, не привык, милый, к такой красоте? Смотри, любуйся. Отныне я твоя хозяйка. Запомнил? Так запоминай! Вот тебе мой незабвенный профиль. Потрудись, дружочек, разглядеть ямочку на щеке.