– Гордится? Сказать так – почти ничего не сказать! – воскликнул Чэд. – Она практически живет только для этого мальчика. И меня порой беспокоит, что она сделала Джонни центром своего существования. Она пишет ему четыре или пять раз в неделю. Иногда я думаю, что она заботится о своем сыне больше, чем заботится о… – он замолчал, и на лице его промелькнуло выражение досады. – Извините меня, Ланна.
– За что? – она наклонила голову набок, блестящие каштановые волосы рассыпались по плечам.
– Это старая история. Мужья всегда обвиняют жен в том, что те ими пренебрегают, – он решительно захлопнул кейс, словно показывая, что сборы закончены. – Я вовсе не собирался начинать с вами этот разговор. Кэрол, разумеется, далека от совершенства, но и я тоже.
– Только вы немного ближе к совершенству, чем она, – поддразнила его Ланна в попытке разрядить внезапно возникшую напряженность.
Чэд обошел стол и встал перед Ланной, положив руки ей на плечи. Его глаза, изучающе всматривавшиеся в лицо девушки, казалось, излучали абсолютную искренность.
«И все же Сокол не верит ему», – пронеслась в сознании Ланны непрошеная мысль.
– Кэрол хорошая жена… и хорошая мать, – с нажимом произнес Чэд. – Я хочу, чтобы вы это знали, и тогда вы поймете, что это не из-за того, что мне недостает чего-то, что я… – он опять умолк, не закончив запутанной фразы. – Я почти жалею о том, что вы пришли сюда, чтобы со мной попрощаться, – не пробормотал, а почти простонал Чэд. – Если бы здесь были мать или Кэрол, то мне было бы легче.
Он настойчиво твердил свои объяснения, а его пальцы в это время все сильнее сжимали плечи Ланны. Девушка не отрываясь смотрела в его светлые карие глаза и видела, как в них сверкают золотые искорки. Их блеск, казалось, гипнотизирует ее. И Ланна поняла, насколько опасно очарование, которым он обладал, – опасно, потому что он мог, не смущаясь, требовать от нее уважения к своей жене и одновременно, что называется, «подбивать клинья» – иного слова для его поведения Ланна найти не могла, – исподволь подбираясь к ней. Созданный ею образ Чэда начал тускнеть в ее глазах. Но она не делала никаких попыток остановить Чэда – лишь потому, что хотела увидеть, как далеко он может зайти.
Чэд привлек ее к себе. Его губы были влажными и твердыми. Чэд властно, по-хозяйски поцеловал девушку. Его руки спустились с плеч Ланны ниже на ее талию, и он прижал ее к себе еще крепче. Это был поцелуй, о котором она давно мечтала. Но он вовсе не взволновал ее. Напротив, ей захотелось отстраниться. Ей недоставало того чувства возбуждения, которое Сокол – удивительный, бурный, горячий, пьянящий Сокол – вызывал у нее с такой изумительной легкостью. Ланна уперлась руками в грудь Чэда, стараясь высвободиться и сожалея об этом поцелуе. Исследовательское любопытство завело ее слишком далеко.
Но сразу освободиться Ланне не удалось. Когда дверь кабинета отворилась, она все еще оставалась в объятиях Чэда. Неожиданное вторжение заставило обоих оглянуться. Глаза Ланны расширились от ужаса, потому что она увидела Сокола. Глаза его были леденяще голубыми – ей стало зябко от их холодности. Руки Чэда ослабили объятие, но остались на талии Ланны – он словно защищал ее от незваного гостя.
– Самолет будет готов к взлету через пятнадцать минут. Джейк доставит тебя в Феникс, – сделав это сообщение, Сокол помолчал, затем губы его дрогнули в холодной усмешке: – Сожалею, что потревожил тебя.
И вышел в прихожую, притворив за собой дверь. Ланна в безмолвном отчаянии опустила голову. Даже нечего гадать о том, что подумал Сокол, застав эту сцену. Сможет ли она когда-нибудь объяснить, что произошло? Поверит ли ей Сокол? Она была настолько угнетена, что даже и не пошевелилась, чтобы высвободиться из объятий Чэда.
– Ланна, что я могу сказать? – пробормотал он. – Мне не следовало позволять себе целовать вас. Хорошо, что нас видел всего лишь Сокол, но ведь могли войти и… – едва коснувшись рукой подбородка Ланны, он приподнял его. – Извините. Я не мог справиться с тем, что я чувствую к вам…
Ланна, изогнувшись, выскользнула из его рук.
– Чэд, ничего больше не говорите.
– Знаю, что у меня нет никакого права говорить вам о своих чувствах, – он схватил Ланну за руку, когда та шагнула в сторону, и удержал возле себя. – Более того, у меня нет права испытывать к вам те чувства, которые мной завладели. Но теперь уже ничего нельзя изменить. Что случилось, то случилось. И, поверьте мне, сейчас я ощущаю себя так же отвратительно, как и вы.
– Я верю вам.
«Верю ли я ему на самом деле?» Или все это было обдумано заранее, и Чэд намеренно разыграл эту сцену, чтобы заставить Сокола отвернуться от нее?
– Я совсем не желал доставить вам боль или чем-то вас огорчить, – хрипло продолжал Чэд. – Последние несколько дней были для меня пыткой: находиться подле вас и не иметь возможности обнять и поцеловать…
– Больше этого никогда на случится, Чэд, – сказала Ланна.
– Я не виню вас за то, что у вас возникло такое чувство, дорогая, – Чэд попытался вновь обнять ее, но Ланна не позволила.
– Нет, – произнесла она твердо и уклонилась от его объятий.
– Ланна! – позвал Чэд, но она, не обращая внимания на призыв, стремительной походкой вышла из комнаты.
Ланна не бежала от Чэда. Она бежала на поиски Сокола. Но объяснять это Чэду она не собиралась.
Покинув дом Фолкнеров, она очутилась в ослепительном море солнечного света. Пока Ланна добиралась до деревьев, росших на лужайке, ей пришлось ладонью заслонять глаза от слепящих лучей. Ланна остановилась и стала осматривать двор ранчо в надежде увидеть Сокола. Но его нигде не было.
Возле одного из зданий какой-то ковбой грузил тюки в кузов пикапа. Ланна направилась к нему. Этот человек мог случайно заметить, куда Сокол направился.
– Вы не знаете, где я могу найти Сокола? – прерывающимся от быстрой ходьбы голосом спросила она, когда остановилась возле заднего откидного борта грузовика.
Ковбой, не выпуская из рук поклажи, повернул к ней голову. Ланна видела, как он что-то не спеша соображает, и могла представить, о чем думает этот старик, но ей не было до того дела.
– Я видел, как он минуту назад пошел вон в ту конюшню, – произнес ковбой и махнул рукой, показывая, какое из строений он имел в виду.
Ланна поспешила в указанном направлении. Раздвижная дверь конюшни была слегка приоткрыта, и Ланна проскользнула в эту щель. Внутри стоял полумрак. Спертый воздух наполнен запахами лошадей и сена. Вторая дверь в противоположном конце конюшни была раздвинута настежь, чтобы солнечные лучи могли освещать полутемное помещение. И в этом сияющем проеме Ланна увидела Сокола – он вел за собой лошадь. Ланна бросилась к нему по длинному проходу между стойлами. Когда она приблизилась, Сокол успел уже привязать лошадь за недоуздок к стальному кольцу, вбитому в стену. В паре шагов от него на полу лежало «западное» седло с седелкой и попоной. На Ланну он даже не взглянул. Лицо – бесстрастное, как маска.
– Сокол, я хотела бы объяснить тебе то, что ты увидел в кабинете, – начала она.
– Зачем? – он усердно чистил лошадь скребницей. – Это не имеет ко мне никакого отношения.
По бесцветности и безразличию его голоса Ланна поняла, что объясниться с ним будет нелегко.
– Все было не так, как тебе показалось, – произнесла она протестующе, желая от всей души, чтобы он по крайней мере взглянул на нее, когда она с ним разговаривает.
Но все внимание Сокола было приковано к делу, которым он занимался.
– Уверен, что вы с ним просто друзья.
Это было сказано безо всякого особого выражения, которое делало бы его замечание – насмешкой, но оно уязвило Ланну не меньше, чем намеренная колкость.
– Я вовсе не это пыталась сказать. То есть – да, мы с ним друзья. Чэд был очень добр ко мне. Он мне много помогал в эти последние несколько недель, – в своем возбуждении Ланна понимала, что говорит совсем не то, что хочет на самом деле сказать.
– И ты просто отблагодарила его за все, что он для тебя сделал, – все тем же ровным тоном проговорил Сокол.
Повесив скребницу на крючок в стене, он нагнулся за попоной.
– Нет, этот поцелуй был вовсе не знак моей благодарности, – запротестовала Ланна, глядя, как Сокол расправляет попону на лошадиной спине. Строгость, которой веяло от его резкого профиля, затрудняла всякие попытки объясниться. – Может быть, ты все-таки удосужишься посмотреть на меня, когда я с тобой разговариваю? – потребовала она с гневным раздражением.