А часы тикали. Прошло уже двадцать шесть часов, и с каждым часом нарастало чувство тревоги и отчаяния. Двадцать четыре было магическим числом. Если без вести пропавшего не находили за первые двадцать четыре часа, шансы, что жертва будет найдена, падали с каждой следующей минутой.
Ночь опускалась на город, словно черный стальной занавес. Начал подниматься ветер, крутя кобыльи хвосты поземки по покрытой снежным одеялом земле. Температура продолжала понижаться, стремясь к ночи опуститься гораздо ниже десяти градусов. Холодно! Но январские ночи могут быть еще холоднее. Десять ниже нуля, двадцать ниже, тридцать ниже. Жестокий холод. Смертельный холод. В глубине души у каждого притаился страх, что похититель мог бросить Джоша где-нибудь живым, только для того, чтобы тот умер от холода, прежде чем кто-нибудь успеет найти его.
— Нам необходимо просмотреть все страницы, — сказала Меган, глядя на стопку ксерокопий каждой страницы записной книжки Джоша, лежавшую у нее на коленях. — Я не думаю, что преступник оставил бы нам что-то действительно серьезное, но кто знает?
Митч повернулся к ней. В свете приборной панели черты его худого лица казались еще более резкими, глубоко посаженные глаза смотрели жестко, не мигая.
— Есть большой вопрос, — задумчиво протянул он. — Где и когда этот урод взял блокнот? Он потерялся почти два месяца назад. Если блокнот был у него все это время, у нас большая вероятность преднамеренного преступления.
— А где он мог его взять? В шкафчике Джоша? Тогда подозрения могут падать на сотрудников школы…
— Любой может зайти в эту школу в любое время суток. В холле нет видеонаблюдения. И шкафчики в раздевалке не запираются.
— Джош мог уронить блокнот на улице, когда шел домой, — предположила Меган. — Любой прохожий мог бы поднять его. И если на то пошло, любой, кто заходил к Кирквуду в дом, мог бы взять его тоже.
Митч ничего не ответил. Он сдал задним ходом с подъездной дорожки и поехал по Лейкшор на юг, а затем повернул на восток на Девятую авеню. В голове крутились новые вопросы, возникшие в связи с появлением блокнота.
— Мы должны выяснить, кто из сотрудников школы отсутствовал на собрании сегодня вечером, узнать, не уволили ли кого-нибудь за последние шесть месяцев, получить список всех, кто приходил в дом Ханны и Пола с середины ноября — друзья, соседи, из служб сервиса…
Предстояла сложная работа с людьми и документами. Их преступник показал им ключ, но, по иронии судьбы, закинул его как иголку в самый большой стог сена.
— Мне нужна еда и постель, — со злостью буркнул Митч.
— Могу предложить первое, — сказала Меган осторожно. — А второе есть у вас дома.
Это не значило, что ей нужна его компания, сказала она себе. Это не имело ничего общего с ощущением пустоты, которое пронзило ее при мысли, что ей придется провести в одиночестве эту ночь в своей квартире. Она провела большую часть своей жизни в одиночестве. Одиночество не было для нее большой проблемой.
Образ Джоша проплыл у нее перед глазами, как призрак, когда светящиеся зеленые цифры часов на приборной доске отметили еще одну пролетевшую минуту. Нет, одиночество было большой проблемой. Как большинство полицейских на задании, она могла бы работать круглосуточно, пропускать еду и отдых, но тело требовало «дозаправки». Поэтому ей придется убраться с улицы на несколько часов, чтобы, лежа в постели, уставиться в темный потолок и думать о Джоше, в то время как часы будут продолжать безжалостно тикать. И Митч сделает то же самое.
— Мы можем просмотреть эти страницы, не отвлекаясь, — сказала она.
— А коммунальные услуги вам подключили? — поинтересовался Митч, не меняя прежней темы.
— Надеюсь, но поскольку я от рождения человек предусмотрительный, я приняла меры предосторожности и заказала пиццу по вашему сотовому, пока вы разговаривали с Ханной.
Он поднял бровь.
— Использование полицейской экипировки в личных целях, агент О’Мэлли? Я в шоке.
— Я считаю, что полиции в чрезвычайной ситуации необходима пицца. И поэтому пожелаем разносчику пиццы, чтобы он знал, какая именно пицца подходит для нее.
— Где вы живете?
— Восемь шестьдесят семь на Айви-стрит. Подбросьте меня до моей машины, и я поеду впереди.
— Ага! Мы возвращаемся к пожарному депо и нос к носу встречаемся с журналистами, — сказал Митч. — О, нет! Моего терпения уже не хватит даже на один глупый вопрос.
— Тогда, я полагаю, мне не следует спрашивать, какую пиццу вы предпочтете — с грибами или вы любитель пепперони?
— Мое единственное требование, чтобы в ней никто не бегал и не было волос. Мы поедим, просмотрим эти страницы. Если повезет, к тому времени, когда мы вернемся на командный пункт, журналистская братия уже расползется по домам.
Они проехали мимо поворота к центру города. Митч вел машину, как зашоренный, не глядя по сторонам, пока они не достигли Айви-стрит и не припарковали «Форд» у тротуара. Трехэтажный дом на углу — огромный, старый, в викторианском стиле, с верандой — был поделен на квартиры. Веранда призывно светилась огнями, и отсутствие естественного света скрывало тот факт, что дом нуждается в покраске. Рождественский венок все еще висел на входной двери.
Они поднялись по старой скрипучей лестнице на второй этаж и пошли по длинному коридору. Звуки телевизоров и голоса доносились из квартир. Пахло жареным луком, видимо кто-то приготовил его к ужину. Горный велосипед был приперт к стене. К его рулю была привязана табличка — ОСТОРОЖНО, УДАРИТ! ВОР, ИСПЫТАЙ СВОЙ ШАНС! Они дошли до конца коридора и повернули к лестнице, оставив всех соседей позади.
— Весь третий этаж — мой, — объяснила Меган, выкапывая ключи из кармана парки. — Это достаточно много для одной квартиры.
— Что заставило вас выбрать это место вместо нормального жилого комплекса?
Она едва заметно пожала плечами.
— Просто я люблю старые дома. У них есть характер.
Волна горячего воздуха обдала их, когда Меган открыла дверь. Она нашарила на стене выключатель, и яркий свет изгнал тьму.
— Вот и коммунальные услуги.
— Боже, да здесь, пожалуй, градусов тридцать! — воскликнул Митч. Он стянул куртку и бросил ее на спинку стула.
— Тридцать два, — уточнила Меган и повернула ручку термостата. — Ну и шуточки… Я устанавливала на двадцать два. — Она усмехнулась, глядя на Митча, и сняла парку. — Но вам должно это понравиться, ведь вы же из Флориды.
— Я уже акклиматизировался. У меня есть снегоступы. Я хожу на подледную рыбалку.
— Мазохист!
Меган бросила стопку ксерокопий на стол в гостиной и прошла через холл, как догадался Митч, в спальню. Он стоял в центре гостиной, осматриваясь по сторонам, и, засучив рукава, пытался по ее виду подобрать ключи к Меган О’Мэлли.
Кухня и гостиная представляли одно целое, за условную границу можно было посчитать старый круглый дубовый стол, окруженный неподходящими по стилю антикварными стульями, и барную стойку. Кухонные шкафы были выкрашены в белый цвет и выглядели словно трофеи из другого старого дома. Стены теплого розового цвета, и хотя он знал, что у Меган не было времени покрасить их самой, он подумал, что они очень подходят ей. Но он был уверен, что Меган будет отрицать, если он скажет ей об этом. Цвет был слишком женственным. Эту черту она старательно скрывала, но он с первого взгляда разглядел ее.
Вся мебель в гостиной была старой, но, как он заметил, любовно сохранена. Коробки были распиханы по всем доступным местам. Книги, посуда, одеяла, снова книги. Казалось, что ничего, кроме самого необходимого, еще не распаковали.
— Просто передвиньте коробки куда-нибудь, если хотите присесть, — раздалось за его спиной.
Она вышла из спальни во фланелевой рубашке, которая была явно ей велика не менее чем на три размера. Толстый свитер и водолазку она сняла, но черные леггинсы по-прежнему плотно, словно вторая кожа, обхватывали ее стройные ноги. Пара короткошерстных котов терлась о ее лодыжки, требуя внимания. Тот, что побольше, был черный с белой грудью, белыми лапками, изогнутым хвостом и жалобным голосом. Поменьше, серый, полосатый, неожиданно растянулся на ковре перед нею, перевернулся на спину и громко замурлыкал.
— Остерегайтесь внимания котов, — сказала она серьезно. — Если они примут вас за гигантский пакет «Фрискас», вы — конченый человек. — Она повернула на кухню, и коты, задрав хвосты, рванули следом. — Черный — это Пятница, — сказала она, пытаясь открыть банку кошачьих консервов. — Серый — Гэннон.