— Время спать, Лили, — сказала она мягко и развернулась, чтобы положить дочурку в кровать.

Лили хмуро уставилась на нее.

— Нет.

— Да.

— А где Джош? — спросила она, ухватившись за спинку кровати. — Я хочу Джоша.

Ханна зачесала назад золотистые волосы Лили и наклонилась, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Я тоже, любимая.

Том обошел кроватку и остановился у другого ее конца, крепко сжав руками уголок спинки. Как бы ему хотелось чувствовать под рукой Ханну, а не эту бесчувственную деревяшку. Он не мог заставить себя признать, что это была ошибка, и вместо безуспешной попытки сменил тему.

— Я могу предложить тебе кое-что? — спросил он. — К примеру, дать интервью?

— Что? — Ханна посмотрела на него озадаченно.

— Я знаю, что все настойчиво требуют эксклюзива с тобой, и я знаю, что ты не хочешь ни с кем встречаться. Но я думаю, что это будет хорошо для тебя самой. Выбери шоу с самыми большими рейтингами — и давай! Расскажи Америке, что ты рассказала мне — что ты чувствуешь и как трудно жить с ощущением вины, что, по-твоему, ты сделала неправильно, что бы ты изменила, если бы могла вернуть тот вечер.

Ханна бросила на него укоризненный взгляд.

— Я думала, что исповедь священна.

— Думай о ней, как о покаянии, если хочешь. Дело в том, что, возможно, поступая так, ты заставишь еще кого-нибудь дважды подумать, прежде чем что-то сделать. Ты не сможешь вернуть тот вечер, но ты смогла бы предостеречь кого-то от того ада, через который идешь.

Ханна посмотрела на свою дочь, которая, свернувшись в клубочек, лежала на боку на фланелевых простынях с изображениями Питера Кролика и Джемирны Утки. Она отдала бы свою жизнь, чтобы защитить эту драгоценную малышку. Какая связь между матерью и ребенком! Если она сможет помочь другой матери спасти другого ребенка, будет ли это искуплением ошибок, которые она сделала?

— Я подумаю об этом. — Она перевела взгляд на решительное, красивое лицо отца Тома, на его добрые голубые глаза. Ее сердце забилось сильнее. — Спасибо. Я…

Ханна не находила нужных слов, что, возможно, было и хорошо. Лучше ему не знать, что она чувствует; это только усложнило бы все, а она не хочет терять его дружбу.

— Спасибо.

Том кивнул и отошел от кроватки, засунув руки в карманы.

— Мне надо идти. А ты постарайся отдохнуть.

— Я попробую.

— Обещаешь? — спросил он, поднимая вопросительно брови, когда она провожала его до дверей спальни.

Ироническая улыбка скользнула по ее губам.

— Я обещаю постараться.

— Я тоже постараюсь отдохнуть, сколько получится. Ты оставайся здесь с Лили; я сам смогу найти выход. Ты знаешь, где найти меня, если я потребуюсь.

Ханна кивнула, и святой отец поспешил уйти, прежде чем смог бы сказать что-то, о чем они потом будут оба сожалеть. Она не должна знать глубину его чувств; только то, что он заботился о ней и был здесь ради нее. Остальное не должно иметь значения.

На улице его встретила такая холодная ночь, что казалось, дотронься до чего-то, и это что-то разобьется вдребезги. Как сердце. Маккой отогнал аналогию как безрассудство и попытался сосредоточиться на чем-нибудь, что приличествует духовному лицу, — например, уговорить свою машину завестись. Строчки из «Отче наш» крутились в голове… Не введи нас во искушение… избави нас от лукавого…

— Я люблю Ханну Гаррисон, — пробормотал он. — Сумасшедший украл ее ребенка.

Он посмотрел вверх через лобовое стекло. Небо было черным, края туч серебрились от света щербатого месяца, и море звезд расплескалось высоко над головой. Чувство заброшенности и неудовлетворенности охватило его.

— Кто-то там, наверху, не делает свою работу.


18.24

— 33 °C, коэффициент комфортности: — 45

Легкие Пола саднило от мороза. Ноги устали от ходьбы по глубокому снегу, и пальцы ног ныли, как будто по каждому из них ударили молотком. И только тлеющий уголек гнева поддерживал единственное теплое место где-то глубоко в груди. Пол переступил через упавшую ветку и прислонился к стволу кедра на краю лесопарка, который раскинулся позади домов Озерного берега. Парк тянулся на восток и север по холмам — огромный массив с ухоженной территорией и отличными лыжнями для гонок по пересеченной местности. Одним из предметов гордости Пола, одним из его заслуженных вознаграждений за адский труд было проживание в доме, парадная дверь которого выходила на озеро, а черный ход вел прямо в лесопарк. Знаки, указывающие, что он чего-то добился в этой жизни, что он что-то представляет собой.

А Митч Холт и Меган О’Мэлли хотели обращаться с ним как с преступником.

Как они могли подозревать его, когда он потратил все свои силы, чтобы вернуть Джоша? Он отправился на его поиски, сделал обращения по телевидению. Что еще он мог сделать?

Вся вина лежит на этой маленькой сучке из БКР. Именно она зациклилась на том проклятом старом фургоне. Именно она старалась найти несоответствия в его объяснении, почему он не проверил сообщения на автоответчике тем вечером и не перезвонил Ханне. И они оба, конечно, жалели Ханну. Бедная Ханна, которая отдает почти всю себя… Бедная Ханна, мать, которая потеряла своего сына…

Жгучая боль в пальцах вернула его к действительности. Пол побрел через лесопарк, потому что улица перед его домом была заполнена легковыми автомобилями и фургонами репортеров. У него было много что сказать им, но не сейчас. Теперь у него другие потребности. Ему необходима поддержка настоящей женщины, такой, которая понимала его и была готова сделать все, чтобы ему угодить.

Он пересек задний двор Райтов и вошел в гараж через боковую дверь. «Сааба» Гарретта не было на месте, но «Хонда» Карен стояла в одиночестве, как и всегда по вечерам. Гарретт Райт был женат на своей работе, а не на жене. Дом был местом, куда он заезжал, чтобы принять душ и переодеться. Карен в его жизни играла роль скорее эскорт-леди, а не жены. Надо же кому-то сопровождать его на корпоративные обеды! Любой другой интерес, который когда-то был у него к ней, давно угас. По словам Карен, они редко занимались сексом, и, когда он случался, это было похоже больше на обязанность, чем на желание со стороны Гарретта.

У них не было детей. Карен не могла забеременеть обычным путем, а Гарретт не был готов пройти бесконечный марафон тестов и процедур, связанных с зарождением ребенка в пробирке. Наличие детей было для него неважно. Карен говорила об усыновлении, но и этот процесс был пугающе сложным, а она не была уверена, что у нее хватит сил и терпения заняться им в одиночку. Вот так они и продолжали жить, просто два человека рядом, но не вместе, с видимостью семьи. Такое положение дел полностью устраивало Гарретта, он казался совершенно довольным. Карен же просто цеплялась за мираж, не имея храбрости вырваться на свободу.

Пол редко думал о Гарретте Райте, разве что как об абстрактном понятии. Даже при том, что они были соседями, они почти не знали друг друга. Для Пола Гарретт жил в параллельном мире. Он был темной лошадкой, личностью, похоронившей себя в дебрях психологии, в своих исследованиях в Харрисе. Какое-то свободное время он отдавал работе с группой юных правонарушителей, используя кабельный телеканал. Он и Гарретт Райт, как говорят, летели в двух разных самолетах, имея только одну точку пересечения — Карен.

Используя запасной ключ, который всегда оставляли под старой, полной гвоздей кофейной банкой на верстаке, Пол прошел в прачечную. Он снял тяжелые ботинки и смахнул снег со штанин тренировочных брюк.

— Гарретт?

Карен открыла дверь на кухню, ее темные глаза широко распахнулись при виде Пола. Она стояла в одних чулках без обуви, с зеленым посудным полотенцем в руке, фиолетовые узкие легинсы прилипли к ногам. Бесформенный, цвета слоновой кости свитер с глубоким вырезом доходил до колен. Ее пепельные волосы спадали мягко, как шелк, пушистая челка слегка прикрывала чуть раскосые, как у лани, глаза. Маленькая, мягкая, женственная, полная уюта и заботы о нем. Пол вздрогнул от первых позывов желания.

— Ты ждешь его? — спросил он.

— Нет. Он только что уехал, чтобы вернуться на работу. Я подумала, он, возможно, забыл что-то. — Смутившись, Карен заправила прядь волос за ухо и пригладила пальцами челку. — Я думала, ты будешь с Ханной сегодня вечером. Я слышала о куртке. Мне очень жаль, Пол.