Шерри Томас - Ночные откровения

– Сотня признаков подтверждает, что здесь то, что нам нужно, – добавила леди Кингсли.

Вир кивнул, ощупывая  внутренности сейфа. Тот еще не исчерпал все свои секреты – вот оно, двойное дно.

В скрытой нише лежал только завязанный мешочек. Вир ожидал найти в нем алмазы, но обнаружил драгоценные безделушки.

– Ничего особенного, правда? – заметила леди Кингсли, подцепляя пальцем рубиновое колье. – Я бы сказала, не больше тысячи фунтов за все вместе.

Перед Виром внезапно предстал облик мисс Эджертон: обнаженная шея, руки, пальцы. Он как-то раньше не обращал внимания, что на девушке нет совершенно никаких украшений – даже броши с камеей. Очень странно для племянницы человека, добывающего алмазы.

Возвращая на место мешочек, маркиз, однако, заметил, что ошибался. Под двойным дном пряталось что-то еще – крохотный ключик, меньше дюйма в длину, с множеством бороздок на ножке не толще зубочистки.

Леди Кингсли поднесла ключик к свету.

– Если он предназначен для замка, то я могу сломать такой замок двумя пальцами.

Они сложили обратно в сейф все, кроме зашифрованного документа, который леди Кингсли решила захватить с собой.

– Вы, что, утром повезете его в Лондон? – шепотом спросил Вир, игнорируя свои измученные голосовые связки.

– Нет, не могу же я оставить всех своих гостей и уехать на целых восемь часов. И вам тоже не следует. Иначе подозрения Дугласа падут прямо на вас, если он обнаружит пропажу до того, как мы вернем бумаги обратно.

Захватив документ, дама вышла первой. Вир закрыл и запер сейф. Вернув картину на место, он повернулся – и застыл.

Наверное, мисс Эджертон, когда заходила проведать тетю, добавила в камин угля. При свете камина миссис Дуглас лежала с широко раскрытыми глазами, уставившись на маркиза.

Любая другая женщина уже бы визжала. Но эта, даже выпучив от страха глаза, оставалась до жути тихой.

Вир осторожно, дюйм за дюймом, двинулся к двери. Женщина опустила веки, дрожа всем телом.

Глубоко вдохнув, маркиз выскользнул в дверь и прислушался. Если миссис Дуглас собирается обрести голос и закричать, она сделает это сейчас. Лестница для прислуги рядом, и он ускользнет по ней, когда от леденящих кровь воплей сюда наверняка сбегутся все гости.

Но из комнаты миссис Дуглас не донеслось ни звука: ни оханья, ни хрипа, ни хотя бы хныканья.

Совершенно сбитый с толку, Вир вернулся в свою комнату.

* * * * *

Напольные часы пробили время: три медных удара сотрясли черный, ледяной воздух.

Это всегда происходило в три часа ночи.

Покрытые бронзовым лаком перила были холодными. Высокие пальмы, которыми так гордился отец, казались теперь призраками с длинными, развевающимися руками. Один из листов царапнул его, и он испуганно вздрогнул.

Но все же продолжал спускаться, нащупывая ступеньку за ступенькой. У подножья лестницы сиял слабый свет. Его влекло к нему, как малыша к глубокому колодцу.

Сначала стали видны ее ноги – стройные ноги в голубых бальных туфельках. Платье сверкало, радужно переливаясь в идущем ниоткуда сиянии. Рука в длинной, выше локтя, белой перчатке лежала поперек груди.

Белая шаль сползла с плеч. Прическа растрепалась, перья и гребни перемешались в путанице темных локонов. Сапфировое, в пять ниток, колье  – предмет  зависти многих – перевернулось, закрыв подбородок и рот, словно усыпанный драгоценностями намордник.

Тогда, и только тогда он заметил неестественное положение шеи. Его чуть наизнанку не вывернуло. Но это была его мать. Он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, как вдруг ее глаза открылись – пустые и полные страха.

Он бросился обратно, но на первом же лестничном пролете споткнулся – и полетел вниз.

Вниз, вниз, вниз…

Вир вскочил на кровати, хватая воздух. Сон время от времени повторялся, но такого еще не было. Каким-то образом испуганные глаза миссис Дуглас перенеслись в его старый кошмар.

Дверь в комнату приоткрылась.

– Лорд Вир, вы в порядке? Мне послышался шум…

Неясный силуэт на пороге – мисс Эджертон.

На мгновение Вира охватило безумное желание, чтобы она оказалась рядом, гладила его по щеке, повторяла, что это всего лишь сон. Она уговорит его лечь, подоткнет одеяло и улыбнется…

– О, нет, черт возьми, конечно, не в порядке! – через силу воскликнул маркиз.– Терпеть не могу этот сон!  Знаете, один из тех, когда вы ищете туалет и на верхнем этаже, и на нижнем, а его нет нигде в доме, и нет даже ночного горшка или хотя бы обычного ведра. И в каждой комнате толпы людей, и в саду, и на лужайке, и… О, Господи, надеюсь, я не…

Она сдавленно фыркнула.

– Благодарение Богу, – продолжал Вир. – Ваша постель не пострадала. Вы уж извините, но мне надо…

Дверь решительно закрылась.

* * * * *

Утром все отправились в Вудли-мэнор посмотреть на омерзительную кучу мертвых крыс. Крысолов с уставшими собаками, торжествующим хорьком и непостижимым акцентом гордо крутил свои великолепные черные усы перед камерой лорда Фредерика для снимка на память о славной охоте.

– Слуги уже взялись за дело, – сообщила леди Кингсли Элиссанде. – Работы много, но меня уверили, что до завтра дом приведут в порядок. Обещаю, мы уедем при первой же возможности.

Элиссанда словно увидела огненную надпись на стене[23]. Больше времени не осталось – что-то должно неминуемо произойти.

Она должна сделать так, чтобы что-то произошло.

Господь помогает тем, кто сам себе помогает.

В память о родителях Элиссанде осталось совсем немного: серебряные гребни матери, флакон духов, составленных специально для Шарлотты Эджертон парфюмерным домом «Герлен»[24], бритвенный прибор отца, связка писем под лиловой тесемкой и небольшой набросок маслом обнаженной женщины.

Элиссанда была уверена, что лорд Фредерик оценит рисунок. Девушка скрывала его по довольно существенной причине: опасалась, что натурщицей могла быть ее мать. Не могла же она позволить посторонним джентльменам рассматривать свою родительницу в голом виде!

Но теперь не до соблюдения приличий.

– Боже мой, это же Делакруа[25]! – воскликнул лорд Фредерик.

Прозвучавшее имя было Элиссанде неизвестно: имевшиеся когда-то в библиотеке книги по живописи большей частью посвящались искусству античности и Ренессансу. Но, судя по восторженному и почтительному выражению лица собеседника, упомянутый Делакруа был не абы кто.

– Вы действительно думаете, что это Делакруа?

– Уверен на все сто, – присмотрелся он к эскизу поближе. – Мазок, стиль, цветовая гамма – наверняка, это маэстро.

Воодушевление знатока передалось и девушке. Должно быть, ей ниспослан знак свыше. А как иначе среди детских сокровищ, имевших не более чем сентиментальную ценность, могло оказаться что-то столь полезное для сегодняшнего дня?

– Великолепно, – восторженно приговаривал художник.

Элиссанда не сводила с него глаз, пребывая в равном восхищении от свалившегося на нее подарка судьбы.

– Как у вас оказалась эта картина? – поинтересовался лорд Фредерик.

– Точно не знаю. Наверное, отец приобрел, когда жил в Париже в начале семидесятых.

– Вряд ли, – хмыкнул лорд Вир.

Леди Кингсли требовалось написать несколько писем. Леди Эйвери с девушками поехали в Элсмир. Большинство джентльменов отправились поохотиться на гнездившихся в Вудли-Мэнор рябчиков. Лорд Фредерик отказался к ним присоединиться, сославшись на нежелание губить бедн птичек. Лорд Вир, вначале изъявивший желание поучаствовать в охоте, к возрастающей досаде Элиссанды передумал, решив составить компанию брату.

В результате маркиз засел в другом конце утренней гостиной, предположительно раскладывая солитер[26]. Элиссанда по мере сил старалась игнорировать его присутствие, но теперь пришлось повернуть к болтуну голову. Он даже не поднял взгляда от разбросанных карт – на пасьянс совсем не похоже. Карты были выложены в один длинный ряд рубашками кверху, и маркиз переворачивал их в произвольном порядке.

– Прошу прощения, сэр? Вы сомневаетесь, что мой отец жил в Париже?

– О, я уверен, что он там обретался, но вряд ли Делакруа достался ему честным путем, – небрежно бросил Вир. – Леди Эйвери мне вчера все уши прожужжала этой историей. По ее словам, ваш дед был большим ценителем живописи, а ваш отец украл у него несколько картин перед побегом с вашей матушкой.