– Да, Александр Иванович? – повторила вопрос Лара, но торжество в ее голосе чуть приутихло.
Только сейчас она вгляделась в лица других, а не в лицо собственной ликующей удачи.
– Пройди-ка сядь, – велел Александр Иванович.
Лара прошла и села. Рядом с Олегом. Он оказался в центре. Справа от него пребывала измученная и некрасивая Таня, лицо которой было искажено ненавистью. Слева, у окошка? – очаровательная, свеженькая, но слегка настороженная Ласочка.
Александр Иванович подошел к двери, запер ее и положил ключ в нагрудный карман рубашки.
– Ты понимаешь, что тебе за это будет? – спросил он свою помощницу. В голосе его звучало удивление и недоумение одновременно.
Он словно заново вглядывался в существо, с которым провел больше двух лет в одном кабинете, про которое, как ему казалось, он знал все.
Ну почти все. Она пришла к нему сразу после медучилища, по солидной рекомендации. Старательная, аккуратная, благополучная, улыбчивая. Пациентки хвалили ее удачливые руки: боли не причиняла, укол – чик и все, никто даже не успел испугаться. Заезжал за ней серьезный мужик на очень-очень солидной машине с шофером. Вроде замуж собиралась. Потом, как полагается, расстались. Переживала. Не особо долго. Снова кто-то появился. Правда, с работы не встречал. А теперь вот довелось узнать, кто же был ее счастливым избранником.
– Ты понимаешь, что ты наделала и что тебе за это будет? – повторил вопрос доктор, потому что Лара недоуменно и глухо молчала. – Говори! – зарычал доктор.
– А что говорить, Александр Иванович? Что я наделала? – На глазах Ларочки появились неподдельные слезки. – Да, мы с Олегом любим друг друга. Что, мы первые, мы последние? Он, конечно, боится Татьяну Николаевну.
Она намеренно прибавила отчество к имени бывшей (почти наверняка – бывшей) жены своего мужчины. Пусть чувствует разницу между ними, между молодостью и пожилым возрастом. Между перспективой и тупиком.
– Они дом построили, как его теперь делить? Но это все ерунда. Мы все преодолеем. Мне ничего не нужно. Главное – любовь, – быстро, как по заученному, протараторила Лара.
– У нее ВИЧ, Олежек, ты понял? – обратилась она вновь к своему соседу и попыталась взять его за руку.
– Ты ненормальная? – отшатнулся он от нее.
– Похоже на то, – вполне серьезно отозвался Саша. – Есть психически больные люди, у которых полностью отсутствуют некоторые естественные для других человеческие чувства: сострадание, жалость, вина. Род шизофрении.
– У меня ничего не отсутствует! – крикнула Лара запальчиво. – Я в церковь хожу, записочки подаю!
– Помогает? – спросила вдруг Таня с проснувшимся интересом.
Вот наступил момент разоблачения. Обычно, это она твердо знала как сценарист, счастливый конец преподносился зрителю скомканно: чего теперь тянуть, все ясно, зло посрамлено, добро торжествует, пышная свадьба добра, не менее пышные похороны зла – все довольны, все ликуют. На десять минут эпизод. Но в ее собственной истории ей далеко не все было ясно. Она, чуть отстранившись, смотрела на Олега и Ласку как на пару.
А ведь вполне! И очень даже! Ей двадцать три, ему тридцать пять. В самом расцвете, идеальная разница в возрасте. Он удивительно красив, она даже и не заметила, как он из мальчишки стал таким завидным мужиком. Для нее он так и оставался мальчишкой, в которого она, девчонка, влюбилась, на самом деле ничего от него не хотя, не ожидая, не выстраивая. Девушка рядом с ним – хоть куда. Красивая – загляденье. Макияж – чудо искусства. Как это Таня раньше не разглядела? Целеустремленная – как мало кто. У нее все будет под контролем. Пусть себе живут, разбираются.
Тане вполне было достаточно хороших новостей на сегодня. Она здорова. Это главное. Ребенку не грозит с этой стороны ничего. А там будет видно.
Ей сейчас не хотелось слушать ответ Лары на ее вопрос. Она спросила просто так, импульсивно, не думая. Ей хотелось выйти из этого кабинета, спокойно доехать до своей московской квартиры, лечь… А там видно будет.
– Саш, открой мне, пожалуйста, дверь, я пойду, пожалуй, – попросила она, вставая.
Медея, притормозившая бег своей ослепительной колесницы ради зрелища Таниной расправы над соперницей, разочарованно притопнула, гикнула и умчалась навсегда. Может, поторопилась? Может, стоило досмотреть до конца? Или увидела вдалеке другую, более перспективную цель?
Человечество за три тысячи лет изменилось. Научились прощать? Научились терпеть? Ну, это вряд ли. Во всяком случае, далеко не все…
Житейское море… Где найти тех, кто движется по нему при полном штиле и безветрии? Нет таких. Бури налетают внезапно. Они не обходят никого: ни злых, ни легкомысленных, ни добропорядочных, ни праведных. Почему? Почему так? Почему и на хороших ураган распространяется с той же силой, что и на плохих? Даже задавать такой вопрос не стоит. Жизнь земная состоит из череды испытаний. И участь наша решается от того, насколько хватит нашего терпения, стойкости, силы духа. Не райские кущи, не череда удовольствий – постоянные искушения, ошибки, преодоления составляют существование людское. Почему хороший и надежный Олег изменил любимой жене? Кто-то скажет: «Да все они такие». Это неправда. Не все. Кто-то скажет, что мужчины полигамны и иначе быть не может. И это неправда. Ярлык полигамности – удобный, но уж очень невнятный. Мы же не о животном говорим, а о человеке, наделенном душой, умом, верой, наконец. А если переводить разговор в плоскость зоологии, то ведь там свои законы. У животных существуют брачные сезоны, которые сменяются многими месяцами без секса. Животные совокупляются только для продолжения рода. Беременная самка не подпускает к себе самца. Его роль сыграна, задача выполнена. Были времена, когда человеческая полигамность называлась другим словом. Разврат, например. Отступившегося от слова, данного Богу, человека жалели как погибшего. Ведь главное в себе погубил – душу. И если уж вспоминать былые слова, то давайте скажем про Олега: «Бес попутал». Не устоял перед искушением. Не смог. Человек грешен. И бывает очень слаб. И нам ли осуждать? Нам ли судить? Понять бы… Себе бы помочь не оступиться…
Есть великая молитва св. Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».
Вот эти слова бы помнить, они защитят лучше самого прочного щита. Но помнить – тоже надо учиться, плывя по житейскому морю.
– Таня! Не уходи! Я все вижу, понимаю. Я виноват! – вскочил Олег, как бы проснувшись. – Ты что, на самом деле сумасшедшая? – крикнул он Ларе с ужасом. – Ты понимаешь, что ты наделала?
Все заговорили одновременно.
– Таня, останься на несколько минут, – просил доктор.
– Что я такого наделала? – вопила Лара.
– Таня, мы уйдем вместе, – стонал Олег.
Сопротивляться не было сил. Она снова села.
– То есть ты отказываешься признаться в том, что совершила? – подвел итог Александр Иванович.
– Хорошо. Я сказала, что Татьяна Николаевна бесплодная. Но ведь если люди больше десяти лет в браке живут и у них нет детей, такой брак считается бесплодным. Нас учили, что даже если два года без детей, то и так бесплодным можно считать. А тут десять. Вот я и сказала. Это что, преступление – правду сказать?
– Ты сказала, что это диагноз врача. Авторитетный диагноз на основе обследования. И что он мне как другу не решается об этом сказать. Было такое? – с ненавистью обратился к ней Олег.
«А-а-а, вот оно как было, – подумала Таня. – Хорошо девочка поработала. В удобном месте Олег себе подругу нашел. Удобнее не придумаешь. Только перед Сашей стыдно ужасно. Набросилась с обвинениями на человека, который ни сном ни духом… Сгоряча. Хоп – и выводы готовы. Теперь стыд. Как в истории с Верой бедной. Вечно человек считает себя самым умным…»
– Хорошо! Она не бесплодная! А то, что у нее ВИЧ, тебе этого мало? Она его откуда взяла? Воздушно-капельным путем? Путалась с кем-то! Теперь тебя заразит, нас заразит, ты подумал об этом? – базарно, не сдерживаясь голосила вовсю Лара.
– А если ВИЧ – это твоя выдумка? И мы уже во всем разобрались? Что будет? Ты об этом подумала? – спросил Александр Иванович.