Армандо Перес - О чем молчат мужчины… когда ты рядом

– В следующую среду, в семь, – говорю я.

И речь в эту секунду не только о сеансе рисования.

Я чувствую себя еще хуже, чем прежде.

Если я решил принудить Еву к этим сеансам, чтобы пробудить свое вдохновение, то, признаюсь, затея с треском провалилась. В результате я потерял сон. На следующий день просыпаюсь в семь утра, что совсем необычно для меня, и больше не могу заснуть. Я иду в мастерскую и часа два беспокойно слоняюсь из угла в угол, без конца варю кофе, перебираю инструменты и материалы, но мои руки абсолютно безжизненны, как если бы я никогда не держал в них кисти, долота, пресса.

Впервые я рад, что у меня есть Да Винчи, по крайней мере, я могу поиграть с ним. Учитывая, что ничего полезного я все равно не могу сделать. Этой ночью у меня дома он обошелся без клетки, и сейчас в мастерской я не хочу его снова в нее сажать. Я оставил дверцу открытой, пусть сам решает, желает он в ней сидеть или нет. Я достал из нее даже миску с едой, так что для того, чтобы поесть, ему не надо будет в нее забираться. Зверек смотрит на меня. Затем начинает скакать по студии, как обезумевшая игрушка, издавая странный клекот. Меня охватывает испуг.

Может, ему плохо?

Нервно консультируюсь с Интернетом и узнаю, что подобное поведение хорька означает безмерную радость.

– Даже не знаю, что ты такое, благодеяние или наказание, – говорю я, задумчиво глядя на него.

Да Винчи распластывается на полу и, в свою очередь, смотрит на меня круглыми глазенками, но едва я отвожу взгляд, он прыгает и повисает на моем колене.

– Какого чер..! Больно, зараза! Ну-ка слезай!

Счастливый тем, что застал меня врасплох, Да Винчи вновь заливается клекотом.

– Ах, ты еще насмехаешься надо мной, мерзкая куница! Сейчас я тебе покажу!

Так проходит утро. Послеобеденное время не более продуктивно.

Вечером я приглашен на ужин к Мануэле. Она принимает меня в лучших традициях кинообольщения: красные свечи, аппетитные запахи, и она, затянутая в какую-то тряпочку, не оставляющую места для воображения. Все кончается тем, что мы ужинаем скорее поздно, а засыпаем очень поздно. А утром я открываю глаза ровно в семь, словно проклятый. Может быть, меня действительно прокляла эта маленькая ведьма, думаю я, пока одеваюсь.

– Уже уходишь? – бормочет сквозь сон Мануэла.

– У меня рано встреча.

– Увидимся завтра?

– Нет, я уезжаю на четыре дня в Перуджу, есть кое-какая работа в центре йоги. Я позвоню тебе в воскресенье.

Я наклоняюсь над постелью, чтобы поцеловать ее, и ухожу раньше, чем должен буду еще что-нибудь сказать. Расстроенный, я направляюсь домой. Я соврал дважды в течение одной минуты, а я практически никогда не вру. Даже ради собственного спокойствия оно того не стоит. Я давно понял, что в жизни лучше быть ясным по отношению к тому, что происходит, и к тому, что хочешь, чтобы произошло, так ты избегаешь того, чтобы запутаться в более серьезных проблемах. Но ложь сорвалась с моих губ автоматом, так бывает, когда обманываешь кого-то ради спасения жизни. Внезапно я понимаю, почему я так сделал: я не хотел видеть ее в эти дни, я вообще не хотел никого видеть, мне надо побыть одному. Да, одному. Но с какой целью?

Короче говоря, дни с четверга по субботу я провожу отшельником между домом и мастерской. Учитывая, что художественное вдохновение покинуло меня, я занимаюсь раскадровкой документального фильма из мира мужского эскорта. К сожалению, на сайте службы эскорта моя репутация несколько подпорчена: после моего бегства с Мануэлой со свадьбы в Тоскане Камилла Мантовани охарактеризовала меня, мягко выражаясь, не лучшим образом. Меня не выбросили с сайта только потому, что все остальные клиентки дали восторженные отзывы, и это не лишает меня возможности продолжать заниматься этим делом. Хотя, наверное, следующая синьора, нуждающаяся в сопровождении, прочитав последнюю рецензию, дважды подумает, прежде чем воспользоваться моими услугами.

Стало быть, мне надо искать другие пути сбора материала. Я звоню одному приятелю – журналисту и приглашаю его на ужин, чтобы обменяться кое-какими мыслями. Я закопался в куче информации, которую собирал все эти месяцы, и нуждаюсь в совете, как лучше ею распорядиться и как ярче подать. А пока я отвечаю на какие-то отложенные письма, анкеты, приглашения. То есть занимаюсь всем, что может отвлечь от мыслей о Еве. И не вынуждает меня открыть папку, в которую я сложил наброски, сделанные в прошлую среду. И не думать над тем, что я сделаю в среду следующую. При том что, может быть, впервые в моей жизни, я не могу с уверенностью сказать, что знаю это.

Эта неделя довольно плодотворна для моего документального фильма и невероятно бесполезна для всего остального. Иногда в мастерской появляется Лео, чтобы выпить со мной кофе или принести мне еду, боясь, что я забуду поесть, или же уносит Да Винчи к себе, чтобы поиграть с ним.

Но это случается редко. В этом он совсем как Адела. Она оправдывается тем, что занята поисками контактов для организации своих выступлений в каком-нибудь из миланских джаз-клубов. А на самом деле в миланские джаз-клубы она ходит послушать музыку, поужинать и потанцевать, и ее всегда сопровождает Лео. А уж у него знакомые повсюду, и ему нет нужды просить, чтобы их куда-то впустили.

Я ни секунды не сомневаюсь, что моя сестренка спит с ним. С того вечера, как она появилась здесь и продолжает приходить сюда, Лео перестал ночевать у меня, и я знаю почему: она перебралась к нему. Честно говоря, это не создает нам никаких проблем, Лео хорошо знает, что я не ревнив. Я уважаю Аделу и не вижу, почему бы я должен противиться ее свободному выбору спать, с кем она хочет. Помимо всего, уж кто-кто, но только не я, скажем так, имею моральное право возражать.

Опять же сложилось так, что целыми днями, когда я торчу в мастерской, они где-то пропадают, а ночами, когда я у себя дома, они у Лео. Мы редко пересекаемся, и у меня нет возможности узнать, как у них идут дела. А если по правде, меня не очень-то это интересует.

Мне хочется оставаться один на один с моими делами. Пару раз, когда Адела звонит мне по телефону, я даже не отвечаю.

Но в воскресенье она вваливается ко мне в мастерскую в десять утра.

– Надевай пиджак и туфли, дорогой брательник, мы идем безумствовать!

– Закрой дверь! – кричу я с дивана.

Да Винчи пулей летит в ее сторону. К счастью, у Аделы семейная реакция, и она успевает захлопнуть стеклянную дверь раньше, чем зверек мог бы выскочить на улицу. Да Винчи обладает скоростью болида «Формулы-1», но все-таки умудряется затормозить, чтобы не врезаться в препятствие, после чего смотрит на меня с глубоким презрением.

– Извини, дружок, но победа за двуногими млекопитающими, – говорит ему Адела.

Да Винчи моментально распластывается по полу, принуждая ее взять себя на руки.

– На самом деле побеждает всегда он, – комментирую я, когда она подходит ко мне. – Этот подлиза.

– Ты слышал, что я сказала? Давай одевайся, и уходим.

Я валяюсь на диване с ноутбуком на животе, босой и без майки.

– Откуда эта неожиданная потребность в компании? – спрашиваю я.

У меня нет никакого желания идти сидеть в каком-нибудь заведении в центре города, полном шлюшек.

– Оттуда, что ты мой обожаемый старший брат и я не виделась с тобой уже несколько дней, – отвечает она, поглаживая Да Винчи.

– А Лео в Болонье с концертом, – ехидничаю я.

– Угадал, – подтверждает она, ничуть не смущаясь.

– Кстати, как у вас дела? Ты уже разбила ему сердце?

– Он великолепный мужчина.

– Значит, разобьешь.

Я встаю с дивана. Мне совсем не хочется разговаривать о ней и Лео. Это заставляет меня думать о том, о чем я думать не хочу.

– Да Винчи возьмем с собой? – спрашиваю я.

Идея мне нравится. Представляю себе физиономии официантов и добропорядочных синьор из хороших семей. Этот развратник Да Винчи с удовольствием забрался бы под юбку одной из них. Я уже предвкушаю развлечение.

– Не уверена, что хорьков пускают в «Калифорния Бейкери», – смеется Адела.

– «Калифорния Бейкери»? Да нас туда даже не пустят, если заранее не заказаны места.

– Мы сошлемся на Лео.