– Будем надеяться, что Том изменит свои взгляды. Похоже, противник он серьезный.
Джейк свернул на шоссе, и какое-то время они ехали молча.
– Я только что рассталась с Маделин, но уже по ней соскучилась, – сказала Энни.
– Ей будет хорошо со Сьюзен.
– Я знаю. Маделин ее обожает. – Энни смотрела в окно машины на пробегающие огни. – Это как… когда я была в госпитале после операции. До того момента я не провела ни одной ночи без нее.
– А что было, когда она родилась? – спросил Джейк.
– Она была со мной в палате. Я не могла с ней расстаться. – При свете уличной лампы Джейку была видна улыбка на лице Энни. – Я так долго о ней мечтала и тут же влюбилась в нее без памяти. Мне казалось, что она – часть моего сердца.
В груди Джейка возникло странное напряжение.
– Как проходила твоя беременность?
– О, прекрасно! Мне нравилось это состояние. Маделин вела себя очень активно. Видел бы ты, как она брыкалась во мне.
«Я хотел бы это увидеть», – подумал Джейк. Мысль эта вызвала у него чувство вины.
– Когда ты поняла, что беременна?
– Совершенно точно через тридцать дней после процедуры оплодотворения. Я не могла дождаться, чтобы узнать, запаздывают ли мои месячные, поэтому провела домашний тест на беременность. Он показывает плюс или минус. Это был плюс. Я была просто в экстазе. Мне только хотелось… – Она резко замолчала.
Джейк опять затормозил у светофора, а потом посмотрел ей прямо в глаза:
– Что? Она пожала плечами:
– Ничего.
– Скажи, что ты собиралась сказать, – настаивал Джейк.
– Поделиться новостью с отцом ребенка.
«Я бы тоже этого хотел». Слова пронеслись у него в мозгу так ясно, что Джейк на какой-то момент испугался – не сказал ли он их вслух. Конечно, только не тогда. Когда Маделин была зачата, со дня смерти Рейчел прошел месяц или два, и горе его было очень свежо.
И тем не менее глубоко в душе, странно и необъяснимо Джейк жалел о том, что не мог разделить эту радость с Энни.
– Тебя тошнило по утрам?
– Немножко, но не всегда утром. Это случалось каждый раз, когда я была голодна. – Энни усмехнулась. – И я решила есть безостановочно круглые сутки. За первые три месяца набрала семь фунтов.
Джейк улыбнулся.
– Это была легкая беременность, – продолжала Энни. – В конце только было трудновато. Живот мешал.
Джейк усмехнулся, представив себе эту картину:
– Маделин была крупной?
– Восемь фунтов, четыре унции.
Джейк почувствовал прилив родительской гордости.
– Она родилась вовремя? Энни покачала головой:
– На десять дней позже. Доктор сказал, что будет стимулировать роды, если она не появится через пару дней. Я кормила в сарае альпака, когда у меня отошли воды. Бен и Хелен отвезли меня в больницу.
– Почему у тебя было кесарево?
– Маделин лежала вперед ножками. Врач сказал, что так будет безопаснее.
Джейк въехал на дорожку, ведущую к его дому, и включил пульт, открывающий двери гаража.
– Ты была в сознании? Энни кивнула.
– Боялась, наверное?
– Только того, что с Маделин будет что-то не так. – В глазах Энни вновь появилась нежность. – Не могу описать, что я почувствовала, услышав ее первый крик. А потом они положили мне ее на грудь, и я обняла ее. – Энни глубоко вздохнула. – Это был самый счастливый момент моей жизни.
Сердце Джейка сжалось от огорчения, что ему не суждено было присутствовать при этом.
Он въехал в гараж и выключил мотор. Энни посмотрела на него и сказала:
– Я попросила Сьюзен позвонить, если у нее с Маделин возникнут какие-то проблемы. Как ты думаешь, она это сделает?
Джейк вновь нажал на пульт. Дверь гаража закрылась.
– Вряд ли. Сьюзен думает, что у нас первая брачная ночь.
«Первая брачная ночь» предполагает секс. Ее можно назвать ночью совокупления.
Воздух, казалось, стал горячим. Энни, видно, чувствовала то же самое. Они сидели и смотрели друг на друга, волны сексуального влечения пробегали между ними, как ток по проводу.
Энни, облизав языком губы, слегка улыбнулась:
– Надеюсь, наш поцелуй выглядел достаточно убедительным.
– Думаю, что да. Он из меня всю душу вынул. Джейк намеревался произнести это небрежно, но его слова прозвучали как приглашение. В гараже погас свет, они остались в темноте. Джейк быстро открыл дверцу машины, чтобы хоть в ней горел свет.
– Ты хорошая актриса, – сказал он, стараясь как-то снять напряжение.
– Ты хороший актер.
«Дело в том, что я-то не играл». Эта тревожная мысль, как шарик пинг-понга, быстро пронеслась в его голове, рикошетом вызвав воспоминания. Он заставил себя отвести взгляд от Энни, выйти из машины и вспомнить, во имя чего они поженились.
– Давай позвоним Сьюзен. Тебе будет спокойнее, если мы узнаем, как там Маделин.
Десятью минутами позже Энни положила трубку и, оглянувшись, увидела, что Джейк, опершись на черный мраморный кухонный стол, наблюдает за ней.
– Все в порядке? – спросил он, протягивая ей бокал вина, которое налил, пока она говорила по телефону.
Энни сделала маленький глоток.
– Да. Маделин заснула в машине по дороге домой из ресторана. Она даже не проснулась, когда Сьюзен переодевала ее и укладывала спать.
– Отлично.
– Да. – За исключением того, что Маделин всегда была буфером между ними. Сейчас же напряжение между Энни и Джейком было подобно туго натянутой струне. Энни, сделав еще один глоток, осмотрелась. – У тебя милый дом.
– Благодарю. Давай совершим по нему экскурсию.
Она последовала за ним через кухню и комнату для завтрака – все было в черном мраморе и сверкающем хроме, очень дорого и изысканно.
– Очень впечатляет. Кто был дизайнером?
– Главным образом Рейчел. Она работала с архитектором и декоратором и четко знала, чего хочет.
Они прошли в столовую. Она тоже была выполнена в современном стиле. В центре – длинный черный лакированный стол и вокруг двенадцать стульев в белых чехлах. Над столом висела композиция из шелковых цветов в восточном стиле. Еще одним цветовым пятном была огромная абстрактная картина с кубами и треугольниками.
Те же черно-белые тона преобладали и в гостиной. Два черных дивана один напротив другого перед внушительным камином из белого мрамора. Огромный кофейный столик со стеклянной крышкой, пара стульев в черно-белую полоску, высокий напольный кованый подсвечник, большая абстрактная скульптура, бархатистый черно-белый ковер с геометрическим рисунком.
Больше похоже на выставку, а не на жилой дом и не только из-за стилизованного оформления, а потому, что все было как на картинке. Каждая подушка взбита, каждая скатерть идеально отутюжена.
– Как тебе удается содержать все в таком порядке? – спросила она.
– У меня есть прислуга, она приходит раз в неделю.
– Она, видимо, здесь только что побывала.
– Да нет. Она придет завтра. Я… мало бываю дома.
Энни, оглянувшись вокруг, задержала взгляд на коллекции старой живописи на одной из стен. Под ней на полке стояли фотографии в рамках.
Она взяла в руки одну из них. Джейк, выглядевший на десять лет моложе, стоял возле наряженной елки, обнимая за талию улыбающуюся брюнетку. Энни тяжело вдохнула. Это, должно быть, Рейчел.
– Она была хороша собой. Джейк кивнул:
– Очень.
Энни смотрела на привлекательную молодую женщину на другой фотографии. Гладкие, как у Сьюзен, волосы. Энни всегда хотела, чтобы у нее были такие. В отличие от ее непокорных кудрей волосы Рейчел красиво падали на плечи прямыми аккуратными волнами. Она была слегка загорелой, и, хотя фотография была сделана летом, нигде ни одной веснушки. Энни почувствовала себя чужой в этом доме. У нее, как только она чуть загорит, на лице обязательно появляются веснушки.
Осторожно поставив фотографию на место, она взяла другую: на ней были запечатлены улыбающиеся подростки Рейчел и Джейк. Они ехали в открытом автомобиле и махали толпе. На Рейчел была корона и белое вечернее платье, на Джейке – форма футболиста. На борту машины было полотнище – «Возвращение короля и королевы».
Энни смотрела на улыбающуюся пару, испытывая странное тоскливое чувство. У Рейчел и Джейка были общие воспоминания. Как у растений, одновременно посаженных, их корни были глубоко переплетены. У нее с Джейком так никогда не будет – и вообще ни с одним мужчиной.
– Вы были вместе и в колледже?
– Нет. Мы пошли учиться в разные учебные заведения: Рейчел – в Эмори в Атланте, я – в Гарвард. Но потом снова встретились в Талсе, на вечеринке в доме родителей. Через пару лет мы поженились.