У них второе свидание.

Я знал, чем всегда заканчиваются мои вторые свидания.

Черт.

Черт.

Черт.

Спустя пятнадцать минут они вышли из здания. Риз надела платье с бретелькой через шею с короткой кофточкой и босоножки на высоком каблуке. Она распустила волосы, а от влажности они распушились и казались еще сексуальнее. Она красива как никогда. На тротуаре они остановились. Риз обмахивалась ладонью. Жарко, как в аду. Боль в груди стала почти невыносимой, когда она стянула с себя кофточку, демонстрируя глубокое декольте и почти полностью открытую спину.

Капли пота стекали по лбу, когда я наблюдал, как эта сцена разыгрывалась передо мной. Я попал в свой личный ад. Парень стал за ее спиной и забрал у нее кофточку. Мое сердце гулко стучало, я с трудом сдерживался, чтобы не броситься к нему с требованием убрать руки прочь. Но я просто сидел там и ничего не делал, лишь скрежетал зубами, сдирая эмаль.

Я больше не имел права что-то ей запрещать. Хотя мне казалось, что он дотрагивается до чего-то моего. До чего-то, на что у меня были права.

Оцепенев, я наблюдал с крыльца, как они идут по улице, пока они не добрались до угла, тогда я выругался и двинулся следом. У меня прибавились новые обязанности.

Кажется, я слишком серьезно воспринял всю эту слежку.

Я шел по противоположной стороне улицы четыре квартала, сохраняя безопасную дистанцию, но при этом сконцентрировался на языке их тела. Они шли рядом, как люди, которым комфортно в компании друг друга, но не держались за руки и не дотрагивались. Когда они зарулили в маленький итальянский ресторанчик, я решил, что продолжения представления придется ждать час или два. Но мне повезло, поскольку администратор посадила их прямо у панорамного окна.

Через несколько минут я уже был не уверен, благословение это или проклятие, что мне придется весь вечер наблюдать за ними. Тем не менее я устроился на крыльце наискосок через улицу. Дверной проем скрывал меня, но при этом я все видел.

Они заказали вино и закуски. Похоже, им было о чем поговорить. Каждый раз, когда Риз смеялась, я радовался при виде ее прекрасной улыбки, а потом на эту кратковременную радость обрушивалась горечь от того, что улыбку вызвал не я.

В какой-то момент я, словно в замедленном кино, наблюдал, как ее спутник протянул руку и дотронулся до ее лица. Его рука интимно накрыла щеку Риз, и на долю секунды мне показалось, что он сейчас наклонится через стол и поцелует ее. Черт, я больше не могу это выносить.

Пришлось отвернуться.

Я спрятал лицо в ладонях и попытался понять, что теперь мне делать. Как я позволил ей уйти из моей жизни? Мне нужно было от нее освободиться.

Я несколько недель пытался, но что-то удерживало меня.

И вдруг я понял.

Это мое сердце.

Она уже внутри моего чертова сердца.

Я могу физически удаляться от нее, но она всегда внутри меня. Расстояние ничего не изменит. Она в моем сердце, пусть и не в моей жизни.

Почему теперь я вижу так ясно то, чего не видел всего пять минут назад?

Наверное, все дело в угрозе потерять ее. До сих пор я не верил, что она будет двигаться дальше. А теперь увидел все своими глазами и очнулся.

Теперь важно, что мне делать с этим.

Что, если бы мы остались вместе, а с ней что-нибудь случилось бы? Что, если бы меня не было рядом, чтобы защитить ее? Что, если бы я ее подвел? Подвел нас? Что, если… однажды она покинула бы меня, как Пейтон?

Хотелось бы мне знать ответы. Хотелось бы знать, как все будет.

Мои мысли бешено скакали между причинами умолять ее принять меня обратно и причинами отпустить ее.

Что, если я подвел ее?

Что, если ей нужен кто-то более сильный, чем я?

Что, если… она уже начала новую жизнь?

Я посмотрел как раз в тот момент, когда Риз запрокинула голову, смеясь над чем-то, что этот козел, сидящий напротив, сказал ей. Я закрыл глаза, поскольку было физически больно, и в памяти вспыхнуло нечто, виденное мной сегодня утром, – та цитата, которую Пейтон повесила в убежище. Я семь лет не был в ночлежке. Почему вдруг сегодня решил зайти туда? Это, наверное, знак.

Это был знак в прямом смысле слова. Просто теперь мне нужно было осознать переносный смысл.

Не зацикливайся на «что если». Сосредоточься на «что есть».

Глава тридцать седьмая

Риз


Я слишком далеко отпихнула его от себя.

Я повернула за угол и увидела пустое крыльцо на другой стороне улицы, и на меня накатила печаль. Сердце комком стояло в горле, а в груди осталась пустота. На прошлой неделе я выдвинула Чейзу ультиматум и пригрозила, что буду строить новую жизнь без него. Я надеялась, что мысль о том, что я сплю с другим, встряхнет его. Если я ему правда не безразлична и он чувствует ко мне хоть часть того, что я испытываю к нему, то это не могло не подействовать.

Но прошла еще неделя, а он все так же сидел на другой стороне улицы и не собирался ко мне возвращаться, я решила, что, может, он осознает реальность происходящего, если увидит своими глазами, как я иду на свидание. Когда Оуэн пригласил меня в ресторан и в кино, я поняла, что подвернулся идеальный шанс. Чейз понятия не имел, что высокий тридцатилетний красавчик – мой брат.

К несчастью, план привел к чудовищным последствиям. Мой охранник исчез.

Я шла по улице и не могла оторвать глаз от этого крыльца. Пока он сидел там, у меня оставалась надежда. Теперь место пустовало, и лучик надежды угас. Крыльцо стало метафорой того, что я чувствовала, – пустота. Мысль о том, что надо возвращаться домой и спать в кровати, где мы с Чейзом проводили ночи, занимаясь любовью, наводила ужас.

Остаток пути я буквально висела на руке брата. Он все еще был в очках «Аксес» после похода в кино. Когда кинотеатры IMAX начали показывать фильмы, которые глухие могли смотреть в специальных очках, благодаря которым субтитры проецировались на поверхность очков, я уговорила его купить себе такие очки, нечто среднее между типичными очками для просмотра фильмов в 3D-качестве и старомодными «Блю-блокерами»[19]. Но когда мы шли в полночь по улице в Нью-Йорке, никто даже не обернулся на него.

Я не стала говорить Оуэну, что меня не надо провожать домой. Он всегда так делал, а заодно проводил за меня осмотр квартиры. Чейз был единственным, кроме Оуэна, кто осознал, насколько этот ритуал важен для меня, и настоял на том, чтобы проводить осмотр самому. Эта мысль заставила меня громко вдохнуть в лифте. Сегодня будет сложная ночь. Такое ощущение, что я снова потеряла Чейза.

Я вышла из лифта, а Оуэн вслед за мной, но когда повернулась к своей двери, то встала как вкопанная, и брат даже врезался в меня.

Сердце, застрявшее в горле, скользнуло обратно в грудную клетку и снова забилось. Казалось, оно наверстывало упущенное и билось теперь с бешеной скоростью.

– Чейз?

Он сидел, прислонившись к соседской двери, глядя вниз. Когда он вскинул голову, то пришлось сделать вдох, чтобы успокоиться. Даже усталый и измотанный, он по-прежнему был самым красивым мужчиной из всех, кого я видела. Его взгляд остекленел, и я побоялась, что он пьян. Он поэтому тут? Пришел только потому, что напился?

Я и забыла о присутствии Оуэна за своей спиной, пока не почувствовала, как рука сжала мне плечо. Видимо, Чейз заметил парня за моей спиной впервые, поскольку я наблюдала, как он уставился поверх моего плеча, и его челюсть напряглась.

– Что ты тут делаешь? – Я все еще не могла сдвинуться с места и стояла на расстоянии пяти метров.

– Можем поговорить?

– Ммм… конечно. – Еще пара секунд ушла на то, чтобы понять, как заставить ноги двигаться, а потом нерешительно сделала несколько шагов.

У двери Чейз перехватил мой взгляд.

– Наедине.

Я вытащила из сумочки ключи и протянула ему, кивнув на дверь.

– Заходи. Я приду через пару минут.

Чейз смотрел на Оуэна, и мне показалось, что сейчас произойдет что-то ужасное, но в итоге он кивнул, отпер замки и вошел в квартиру.

Какое-то время ушло на то, чтобы убедить старшего брата, что со мной ничего не случится. Я рассказывала ему о Чейзе, но он меня всегда излишне опекал, и ему трудно было сейчас уйти. Я поцеловала Оуэна в щеку и пообещала в течение часа отписаться. Он заверил меня, что в противном случае снова заявится ко мне.