Солянка заканчивалась. Прилично одетых людей навстречу попадалось все меньше, зато на глазах множились нищие. Они с изумлением посматривали на брюнетку в потертом сером платье и обтрепанной шали, крепко прижимавшую к груди ридикюль странных очертаний (нож уже проткнул ткань в двух местах) и затравленно озиравшуюся по сторонам. Какая-то оборванка с завернутым в грязные тряпки младенцем подошла к Маргитке:
— Подайте на ребеночка, барышня благородная…
Маргитка шарахнулась в сторону, чуть не уронив сумку. Хотела было сказать, что у нее нет ни копейки, но язык словно примерз к зубам. Нищенка с минуту молча мерила ее блеклыми, пустыми глазами, затем презрительно буркнула:
— Шаманаются тут всякие… — и отошла.
Маргитка, отдышавшись, продолжила свой путь. Встреча с нищенкой неожиданно подбодрила ее. «Да ты цыганка, милая, или барыня кисельная?! — ругала она себя, приближаясь к дышащим туманом трущобам Хитровки. — Вон, нищей испугалась, а там, на Хитровом, — и воры, и убивцы, и ссыльнокаторжные… То ли еще будет! Ох, Илья, ох, паскудник этакий, все через тебя, сатана проклятая, все через тебя… Да шевели ты живей копытами, дурища!»
«Шевелить копытами» становилось все трудней: Хитровка обступила Маргитку облезлыми домами с сырыми стенами, туманом, клубящимся в бегущих вниз переулках, красными оконцами ночлежек, голодными кошками. Мимо уже дважды пробегала ватага полуодетых мальчишек, бросающих на Маргитку настороженные взгляды. На третий раз Маргитка не выдержала, остановилась, вынула из сумочки нож, вывернула и встряхнула пустой ридикюль: мол, ничего нет. Мальчишки остановились, сосредоточенно пронаблюдали за ее действиями. При виде ножа заухмылялись. Один из них, лет тринадцати, с наглым, изъеденным коростой лицом и желтыми глазами помойного кота, отделился от ватаги и вихляющей походкой пошел к Маргитке.
— А кудай-то их несет, такую ма-ла-ду-ую? — фальшиво запел он, и Маргитка, несмотря на испуг, поморщилась. — Не сопроводить ли, барышня? Ищете когой-то? Не за кавалером ли? — ломаясь, цедил подросток сквозь гнилые зубы. — Може, и я сгожусь?
Его товарищи грохнули похабным хохотом. Несколько оборванцев постарше, куда-то пробирающиеся вдоль стен, замедлили шаг, наблюдая за сценой. «Ну, все!» — подумала Маргитка. По спине побежал холод. Тем не менее она нашла в себе силы сказать:
— Осади назад, аметистовый.
— Вона — карахтерная! — заржал мальчишка, однако сбавить ход и не подумал. Когда он приблизился вплотную, Маргитку обдало густой волной вони, и она, закашлявшись, чихнула. Зрители снова загоготали; вокруг Маргитки и мальчишки собралось кольцо.
— Спирька, куда с рылом немытым? Оне ж благоро-о-одныя!
— Барышня, вы не глядите, что вонят! Он снутри забористый!
— Жеребец с тухлинкой! Встало — не ложится, хомута не боится!
— Спирька, сопроводи красавицу в номера! Они согласные!
Спирька, нахально щерясь, потянул руку к груди Маргитки. Она стояла не шевелясь, оцепенев от ужаса. При виде этой покрытой грязью, коростой и цыпками руки с черными, полуоблезшими ногтями ее затошнило. Но мысль о том, что сейчас ее вырвет прямо на виду у хохочущей толпы оборванцев, внезапно придала Маргитке смелости. Она сжала потной рукой кухаркин нож и молча полоснула Спирьку по физиономии — крест-накрест. Тот успел отпрянуть в последний момент, лезвие едва задело щеку, но мальчишка заверещал так, будто его зарезали. По толпе нищих пронеслось гудение, и Маргитка поняла: ей конец. Она прижалась к стене, выставила нож перед собой и закрыла глаза.
Неожиданно дикий Спирькин визг смолк. Подождав с минуту и убедившись, что никто не собирается ее убивать, Маргитка осторожно приоткрыла один глаз. Спирька по-прежнему стоял перед ней и широко улыбался:
— Что ж ты сразу не сказалась, дура? Насилу признал! Ты — Машка-цыганка с Живодерки! Паровоза слюбовница!
— Да-а-а… — прошептала она.
— А кой черт тебя сюда понес? Да еще с саблей такой? — Спирька легко вынул хлебный нож из рук Маргитки, повертел его в пальцах, швырнул в сторону и ухмыльнулся еще шире. — Ох, знатная шашка! Ты б еще топор приволокла! За каким лядом приперлась?
— Меня Паровоз ждет в «Каторге»… — пролепетала лишенная оружия Маргитка.
Спирька перестал улыбаться, нахмурился:
— В «Каторге»?! Что, у Семена мозги скисли? И ты дотудова одна дошлепать думаешь? А ну пошли вон отседа! — вдруг истошно заорал он на окруживших их хитрованцев. — Не видите, што ль, зеленые ноги, — барышня по делу! Валите, говорю, не то рассерчаю!
Маргитка обеспокоенно подумала о том, что вряд ли маленький Спирька, даже «рассерчав», справится со взрослыми оборванцами, но те неожиданно послушались и, недовольно ворча, тронулись своей дорогой.
— Я — припадошный! — весело пояснил Спирька. — Ежели чего не по мне — ужас что могу сотворить! Давеча одному болдоху нос откусил. Вцепился — и висю себе, в двенадцать рук тянули, только с носом и оторвали.
— И не убил этот человек тебя? — для поддержания беседы спросила Маргитка. Зубы стучали на всю Хитровку, но Спирька не заметил этого.
— Собирался, конешно, да я-то убег! Да и носа ему не больно жалко было, через месяц сам бы отвалился… — Грязная рука с обломанными ногтями решительно схватила Маргитку за локоть. — Идем, что ли, залетная…
Маргитке безумно хотелось вырвать локоть, но она боялась рассердить своего неожиданного провожатого и всю дорогу до трактира шла за весело болтающим Спирькой, стараясь дышать пореже. Вокруг, несмотря на дневное время, становилось все темнее, стены домов словно сходились, образуя узкий коридор, местами моргающий красными оконцами, все гуще делался смрадный туман, из которого появлялись и снова исчезали в серых клубах непонятные личности. Кое-кто, задержавшись, мерил глазами Маргитку, но Спирька объяснял: «Паровоза мадаму веду», приправлял сие пояснение отборной бранью, и трущобное существо безмолвно скользило дальше. Когда из дома рядом раздался пронзительный женский визг и мужское рычание, Маргитка невольно сжала Спирькино плечо. Тот стряхнул ее, проворчав:
— Да не хватайся ты, шалава… Чего спужалась? Кот маруху учит, всего и делов…
Словно в подтверждение его слов, из дома (испуганной Маргитке показалось, что прямо из стены) опрометью вылетела девчонка лет четырнадцати с огромным животом и окровавленным лицом, вслед за ней — парень с пудовыми кулаками. Оба помчались вниз по переулку, тут же скрылись в тумане, и до Маргитки доносились теперь только вопли:
— Ой, Сереженька, ой, миленький, ой, не в живот, выкину, выкину…
Маргитку начало колотить. Чтобы не разреветься при Спирьке, она начала мысленно читать все известные молитвы. Она уже разделалась с «Отче наш», «Богородица дева, радуйся» и «Достойно еси воистину» и собиралась переходить к апостолам, когда Спирька показал ей на две разбитые ступеньки:
— Вот тебе «Каторга». Заходи, гостем будешь.
— Нет, я с тобой, — торопливо сказала она.
Спирька заржал, потянул тяжелую разбухшую дверь и втолкнул Маргитку впереди себя.
Внутри самого знаменитого хитровского трактира царил полумрак, лишь слегка разгоняемый огоньками керосинок. Когда глаза Маргитки немного привыкли к этой мгле, она разглядела столы, покрытые обрывками скатертей, грязный, мокрый пол, усеянный битым стеклом, опрокинутые табуреты, какие-то узлы вдоль стен, стойку буфетчика с чадящей свечой, вставленной для устойчивости в бутыль с отбитым горлышком. За столами сидели оборванные люди. На вошедших никто не обратил внимания. Прямо под ногами у Маргитки заворочалась пьяная женщина. Маргитка попятилась. Спирька сплюнул, пнул пьяную босой ногой, процедил сквозь зубы: «Разлеглась, лахудра…», и заорал на весь трактир:
— Эй, беспашпортные, Паровоза видал кто?
— Чево вопишь, скаженный? — спросил из-за стойки буфетчик — низенький лысый человек с рябым лицом. Он один из всех присутствующих был чисто одет и спокойно перетирал полотенцем толстые стаканы из зеленого стекла. — Какого тебе Паровоза?
— Что — еще один завелся нам на радость? — рассердился Спирька. — Кликните его там, к нему мадама явилась. Да убери грабилки, коровья морда! Не твоя баба, не хватай!
То ли посетители трактира боялись Паровоза, то ли не хотели наблюдать очередной Спирькин припадок, но Маргитку никто не тронул. Пузатый буфетчик аккуратно положил полотенце на залитую вином стойку и исчез в едва заметной двери за тряпичной перегородкой. Спирька повертелся по трактиру, отыскал свободный табурет, смахнул с него тараканов, протер полой пиджака и предложил Маргитке: