— У тебя было чересчур много приключений.
Макси наклонилась и прижалась губами к жесткой коже пулевого шрама.
Совсем близко был сосок Робина. Интересно, он так же чувствителен, как ее? Легонько покусывая кожу груди, Макси добралась до соска и взяла его в рот. Мягкая шишечка восхитительно затвердела под ласкающим прикосновением ее языка. Неудивительно, что Робину так нравилось целовать ее грудь.
Когда Макси обратила внимание на другой сосок, Робин резко втянул воздух.
— Осторожно, Максима, не буди во мне зверя. Макси посмотрела на него невинными, широко раскрытыми глазами.
— Очень страшного зверя?
Ее рука поползла вниз и накрыла теплую мужскую плоть. Робин был уже наполовину возбужден. Прикосновение Макси вызвало немедленную эрекцию. Вцепившись пальцами в простыню, он прерывисто проговорил:
— Разве у тебя там не болит?
Макси прислушалась к своим ощущениям.
— Не очень. Не зря я, видно, провела столько лет в седле. — Большим пальцем она гладила ободок бархатистой головки. — Я еще не научилась любовной игре. Надо попрактиковаться.
Робин расхохотался.
— Ладно же, ведьма, будь по-твоему.
Не успела Макси сообразить, что происходит, как он уже был поверх нее. В нем не осталось и следа дремоты, его глаза смеялись, а губы и руки опутывали ее паутиной пьянящего блаженства. Он помнил все, что особенно возбуждало ее ночью, и изобретал все новые способы доставить ей наслаждение.
Через несколько минут Макси стонала от желания, и тогда он вошел в нее. Поначалу он был очень осторожен, но, убедившись, что ей нисколько не больно, усилил толчки, подведя ее к грани кульминации. Но в последнюю минуту он опять сменил положение, так что она оказалась наверху. Макси вцепилась в него, чувствуя, что взвивается по спирали в небо — все выше и выше — и вот оно, слепящее солнце! Одновременно с его семяизвержением в ней вспыхнуло прекрасное и страшное в своей силе пламя.
Потом она упала на Робина. Он был прав — она пробудила в нем зверя, и это было прекрасно. Сколько женщин продали бы душу за то, чтобы хоть раз испытать подобный восторг. Хорошо, что душу и в самом деле нельзя потерять, продать или подарить, — иначе Макси была бы обречена на вечные муки ада.
Робин медленно гладил ее спину. Если его страсть обжигала, то нежность грела своей искренностью. Когда оба вернули себе некое подобие здравомыслия, он сказал:
— Хватит испытывать судьбу. Сегодня мы должны быть в Лондоне.
— Но как? — недоумевающе спросила Макси, поднимая голову. — У нас все еще не хватает денег на билет, даже отсюда.
Робин лучезарно улыбнулся той самой улыбкой, которой она привыкла не доверять.
— Я тебе объясню попозже, а сейчас надо вставать, пока не пришли слуги и работники.
За час они собрались, быстро позавтракали и, взяв заплечные мешки, вышли из дома. Было еще очень рано, и их никто не увидел.
Они пошли по дорожке, которая вела к хозяйственным постройкам. Вдруг Робин остановился и свернул к конюшне. Макси с опаской последовала за ним. В полутемной конюшне лошади сонно фыркали в своих стойлах.
Предполагая, что конюхи, возможно, спят на чердаке, она спросила, понизив голос, но все же не скрывая возмущения:
— Что это ты задумал?
— Решил раздобыть транспорт.
Робин спокойно шел по проходу, заглядывая в каждое стойло. Большинство лошадей предназначались для работы в поле, но были и верховые.
Когда Робин вывел из стойла молодого мерина, Макси со сверкающими глазами преградила ему путь.
— Черт побери, Робин, я отказываюсь принимать участие в краже лошадей. Или ты собираешься проехать на нем несколько миль, а потом отпустить его, как клячу Симмонса?
Робин обошел вокруг нее, вывел лошадь из стойла и привязал к столбу. Потом вернулся за второй.
— Нет, на этот раз я так делать не собираюсь. Мы поедем на этих лошадях до самого Лондона.
— Робин!
— Только не волнуйся. Я написал записку, в которой объяснил, куда делись лошади.
Он вытащил из кармана листок бумаги и наколол его на гвоздь, торчащий из стены.
Макси не стала ее читать, но последовала с ним за сбруей.
— Ты говоришь, что не вор и не мошенник, — прорычала она. — Но ты больше и не шпион. Война закончилась. Какого же черта ты пытаешься жить по ее законам?
— Не волнуйся, ничего нам за это не будет. — Робин взял седло. — Владелец поместья — мой друг.
Макси стояла перед ним, стиснув кулаки. От доверия, которое возникло между ними ночью, не осталось ни следа. У нее опять на душе скребли кошки.
— С какой стати я должна верить вам на слово, лорд Роберт?
У Робина на щеках заиграли желваки.
— Мне очень жаль, что ты считаешь нужным об этом спрашивать.
Макси подавила в себе желание ответить резкостью. Она чувствовала, что может сказать такое, чего он ей не простит. Взяв себя в руки, она тихо сказала:
— Ночью я думала, что между нами установилась полная откровенность. Но вот наступил новый день, и я по-прежнему чувствую, что ты от меня многое скрываешь.
— Если хочешь, я отвечу на любые твои вопросы. Но я предпочел бы это отложить.
Макси чувствовала полную беспомощность, и ей захотелось плакать Вполне возможно, что владелец поместья — друг Робина, но у нее не было никакой уверенности, что Робин просто не решил мимоходом украсть лошадей. Что ему кража двух дорогих лошадей, если на его совести убийство, совращение и предательство?
Держа седло под мышкой, Робин свободной рукой погладил ее по щеке — Пожалуйста, Канавиоста, попробуй в последний раз поверить мне на слово.
Когда он говорил таким просительным тоном, ей ничего не оставалось, как смириться, и она сказала с усталым вздохом:
— Ну ладно, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Но предупреждаю: долго ждать обещанного объяснения я не смогу.
Робин вздохнул.
— Знаю. Но это путешествие было чем-то вроде сказки. Я не только обрел тебя — в каком-то смысле я обрел и самого себя. Я еще не совсем готов вернуться к действительности.
— Ты гордишься тем, что тебе ничего не стоит довести меня до состояния безвольного желе? Или тебя не удивляет, потому что ты так действуешь на всех женщин? — спросила Макси с искренней улыбкой.
— Ты преувеличиваешь мои чары. — Он поцеловал ее в щеку. — Но я очень рад, что ты на них поддаешься. Таким образом между нами поддерживается хоть какое-то равновесие власти.
Он пошел к двери, а Макси с негодованием крикнула ему вслед:
— Выдумал тоже! Да ты с первой минуты из меня веревки вил) Робин оседлал мерина и повернулся к ней.
— Будто ты не знаешь, что я, не задумываясь, пополз бы на коленях по раскаленным угольям, если бы ты мне это приказала?
Макси растерянно заморгала.
— И даже не спросил бы, зачем мне это нужно? Робин улыбнулся.
— Спросил бы, а также надел бы огнеупорные штаны. Но все равно пополз.
У Макси затрепетало сердце. Или он говорит это вполне серьезно, или он потрясающе правдоподобно лжет. А может быть, он просто чокнутый — такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов. Макси обреченно нашла себе седло — самое старое и потертое из всех — и принялась седлать вторую лошадь.
Робин пошел вперед, а она повела лошадь за ним. Вскоре они оказались перед небольшими воротами в стене. Пока Робин отмычкой отпирал замок, Макси смотрела себе под ноги. Они вывели лошадей, и Робин опять запер ворота. Они сели на лошадей и направились на юг.
Когда Макси перестала опасаться погони, она спросила:
— Мы успеем сегодня доехать до Лондона?
— Да, но только к вечеру.
Макси прикинула, сколько у них осталось денег.
— А у нас хватит денег на гостиницу?
— Нет. У нас осталось совсем мало — хватит только заплатить дорожный сбор и купить что-нибудь поесть.
Но у меня есть в Лондоне друзья, у которых можно будет переночевать.
— А они не потребуют объяснений?
— Эти люди не потребуют. — Робин вздохнул. — Но нам придется отвыкать от свободы дорожной жизни. Поэтому мне так хотелось затянуть наше путешествие. В глазах приличных людей ты уже безнадежно скомпрометирована, но это неважно — никто ведь ничего не знает. Но в Лондоне мы вернемся в мир реальностей. Кроме выяснения обстоятельств смерти отца, ты, наверное, захочешь навестить тетку. Тут нам придется вести себя благопристойно, по крайней мере, врать одно и то же.
Макси состроила гримаску.
— И спать, видимо, придется отдельно?