— Должна тебя разочаровать, — ответила она решительно и уронила обруч на колени. Несколько неровных стежков явно выделялись среди безукоризненных узоров. — Должно быть, шитье принадлежит служанке.
Томас улыбнулся, восхищаясь ее честностью и понимая, что, вероятно, сейчас она испытывает необычайное волнение. Отважная маленькая Кэт! Он должен по крайней мере успокоить ее.
— Дорогая, позволь мне быть полностью откровенным с тобой, — сказал он. — Помню, я говорил, что наш брак должен быть настоящим во всех отношениях.
Она кивнула, глядя ему в лицо.
— Но я не сексуально озабоченный моряк, поверь! — Он с усмешкой напомнил ей ее слова, которые смутили его в Дьеппе. Уголки губ Кэт дернулись при воспоминании о ее поведении. — И не стану требовать от тебя интимной близости при первом же представившемся случае, — продолжил он.
Томас стоял, улыбаясь ей, пока она напряженно искала подходящий ответ на его слова. Может быть, надо поблагодарить его? У него, определенно, такой вид, словно он ожидает этого. Но Кэт не могла сделать этого, так как была разочарована и чувствовала себя… обманутой!
— Я подожду, пока ты не освоишься в достаточной мере со своим положением замужней женщины, прежде чем мы вступим в брачные отношения, — сказал он ободряюще.
— Это так благородно с твоей стороны!
В ее голосе не чувствовалось облегчения.
Томас попытался еще раз:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Спасибо.
— Чтобы ты была довольна.
— Это прекрасно. — Ее тихие краткие ответы звучали явно неискренне. Томас задумался: что же еще сказать?
— Я не хочу, чтобы ты делала что-то не по своей воле.
— Понимаю.
— Ты должна сама сказать мне, когда будешь готова, — добавил он и, наклонившись, поцеловал ее в лоб.
Кэт хотела поднять голову и ощутить его губы на своих губах, но Томас уже приготовился уйти, улыбнувшись ей самой обаятельной улыбкой.
— Я пришлю к тебе служанку, чтобы та позаботилась о тебе, — сказал он на прощание.
— Благодарю, — тихо произнесла Кэт.
Томас остановился.
— Тебе надо отдохнуть. Сегодня был очень напряженный день. Служанка, должно быть, где-нибудь внизу. Наверное, Боб знает, куда она пошла…
— Томас, пожалуйста, не уходи. Я готова.
Он медленно повернулся, отпустив ручку двери, и удивленно поднял брови, так как просто не мог поверить в смысл ее простых слов. Выражение лица Кэт было серьезным, с легким оттенком сомнения и содержало нечто такое, отчего он отбросил все те доводы, которыми воспользовался, чтобы сдерживать желание.
Это было не только стремление быть всегда рядом с ней, оберегать от всего того, что могло угрожать ее счастью. И не только потребность ощущать ее прикосновения, разговаривать с ней, поддразнивать ее, читать ей наставления, спорить с ней. Все это лишь предшествовало главной потребности — любить эту женщину.
Предлагая Кэт отсрочку, Томас надеялся привыкнуть к головокружительному факту, что теперь он мог ласкать ее, раздевать, любоваться красотой стройного тела.
Он солгал Кэт. Вероятно, ни один сексуально озабоченный юнец не испытывал такой настоятельной потребности, как он сейчас. Ее близость невероятно возбуждала его. Его руки дрожали, когда он подошел к Кэт и, повернув двумя пальцами ее подбородок к себе, заглянул в ее чудесные серо-зеленые глаза.
— Ты знаешь, что означает твое согласие? — тихо спросил он, опасаясь, что она скажет — нет, боясь, что она скажет — да.
— Я… я жила в загородном поместье и многое видела, — последовал ответ.
Взгляд Томаса был напряженным, и прикосновение сильных пальцев не было похоже на ласку.
— Я не племенной жеребец, а ты не кобыла.
Кэт не знала, чем вызваны нотки гнева в его голосе.
— Я понимаю это, — сказала она.
— Надеюсь, — тихо произнес он и, взяв ее за запястья, поднял, так что она встала перед ним; ее глаза оказались на уровне его крепкой загорелой шеи.
— Я хочу ласкать тебя, — сказал он с оттенком неуверенности.
Он осторожно положил руки ей на плечи и провел пальцами по ее молочно-белой шее. Затем коснулся густых шелковистых волос. Ему доставило особое удовольствие извлекать заколки из ее прически. Распушенные пряди упали волнистой массой на его руки. Он почувствовал ее дрожь, и его внезапно охватило невероятное возбуждение. Он готов был наброситься на Кэт как голодный зверь. Страстное желание ослабляло его волю; он не мог больше молча стоять перед ней и сдерживать его.
Томас не знал, что сказать Кэт. Не знал, как объяснить ей то, что он чувствовал. Казалось, он получил бесценный дар и теперь боялся потерять его. Ее дыхание касалось его горла, и Томас заметил, что оно стало напряженным. Он подумал, что, вероятно, испугал девушку.
— Повернись, ради Бога, — сказал он глухо, чтобы Кэт вдруг не заметила страсть в его глазах. Ведь она девственница, сказал он себе, и еще ничего не понимает.
Кэт вопросительно посмотрела на него, однако сделала так, как он просил. Томас молча протянул руку к ее платью цвета слоновой кости.
Его пальцы действовали неповоротливо, когда он расстегивал крючочки. Дойдя до середины, Томас медленно опустил платье до талии. Оставалась еще область от середины спины до лодыжек. Он расстегнул застежки и там. Атласная материя с шуршанием соскользнула до бедер.
Томас провел тыльной стороной пальца по узкому углублению ее спины. Затем нежно коснулся кончиком пальца лопатки и спустился ниже — к талии и округлому бедру. Дыхание его сделалось прерывистым.
— Боже, как ты хороша!
— Пожалуйста, можно мне посмотреть на тебя? — спросила она.
Он не ответил, и она повернулась, не сознавая, что ее расстегнутое платье соскользнуло с плеч открыв его жадному взгляду ее полные груди. Его руки опустились, освободив ее. Такое внезапное отступление вызвало у нее беспокойство. Но его глаза! Казалось, Томас пожирал ее своим обжигающим взглядом.
Кэт инстинктивно подняла руки и положила их на его широкие плечи. Она почувствовала нарастающую в нем дрожь, и глаза ее расширились.
Девушка не знала, что надо делать дальше. Ей хотелось ощущать его прикосновения, и сдержанность Томаса смущала ее. «Распутница», — прошептал внутренний голос, но Кэт тотчас заглушила его. Она не могла остановиться.
Ее пальцы теребили его галстук.
— Мадам, я готов показать, как мы поступим дальше, — сказал Томас, яростно сорвав тряпку, обвивавшую его шею. Кнопки его рубашки разъединились, обнажив мускулистую грудь, которая резко вздымалась и опускалась. Он снял сюртук, сорвал с себя рубашку и бросил на пол. — Прикоснись ко мне. Ради Бога! Прошу тебя, Кэт!
Он был истинным воплощением мужественности. В его облике, в его фигуре все говорило о сдержанной силе. Ее руки затрепетали в неудержимом порыве ощутить его тело. Она помнила, какой гладкой и бархатистой была его кожа. Кэт, замирая, начала гладить могучую широкую грудь, скользя кончиками пальцев по твердым бицепсам.
Томас наблюдал за ней и закрыл глаза, когда почувствовал робкие руки девушки. Ее прикосновения доставляли ему особое удовольствие своей неумелостью. Он испытывал замешательство потому что, несмотря на вспыхнувшее яростное желание, должен был сдерживаться, так как никогда прежде не занимался любовью с девственницей. «О Боже! — подумал он в отчаянии. — Ведь на самом деле я никого по-настоящему не любил».
Кэт нежно прижалась щекой к его груди. В этом интимном жесте было столько доверия. Она потерлась подбородком о его обнаженное тело, и из ее горла вырвалось нечто похожее на мурлыканье. Томас потерял самообладание.
Его прикосновения были греховными, неизведанными, рискованными, неотразимыми, побуждающими ее к наслаждениям, каких она никогда прежде не испытывала и даже не подозревала о том, что они возможны. Она жаждала их. Он стянул лиф ее платья вниз до бедер.
— Томас, ласкай меня, не останавливайся.
— Да, любовь моя. Да. Да.
Ее груди соблазняли Томаса, касаясь розовыми сосками его тела при каждом вдохе. Он нежно погладил их.
Кэт судорожно втянула воздух, а Томас осторожно взял в руки нежные женские прелести, которые слегка покачивались при каждом движении.
Затем его руки скользнули к ткани, прикрывавшей нижнюю часть ее живота, и он начал медленно стягивать платье вниз, стараясь при этом сдерживать себя.