Я с улыбкой поцеловал его в подбородок:
— Ни капли. — И по большей части это соответствовало истине. — Наверное, мне следовало сводить тебя куда-нибудь позавтракать.
— Естественно, но ты не станешь. Знаю я тебя. Не дай бог, кто-нибудь в городе прознает, чем ты занимался.
Мы часто спорили по этому поводу и, как правило, безрезультатно.
— Коул…
— Не волнуйся. Подожду, пока ты сбегаешь в магазин. И не вздумай купить мне пончики. Я хочу…
— Булочку с корицей, обезжиренный творог и ванильный латте. — Я снова его поцеловал. — Сейчас быстро помоюсь и сгоняю.
Выходя из душа, я услышал стук в дверь. У меня сжалось сердце — наверняка это Мэтт — все остальные обычно звонили. Я заскочил обратно в ванную, чтобы поскорее вытереться, хотя понятия не имел, что стану делать дальше и как справлюсь с ситуацией.
Скрипнула дверь, раздался возглас Коула:
— Здравствуйте, офицер. Знал бы, что нагрянет такая компания, не стал бы быстро одеваться.
Вот дерьмо.
Я быстро нацепил джинсы и вышел в холл с мокрыми волосами.
— Вы, наверное, Коул, — произнес Мэтт.
— Ух ты, — он подмигнул мне через плечо. — Польщен. А вы?
Мэтт молчал. Я никогда не видел его таким злым. Он смотрел на Коула, словно тот какое-то насекомое, и он не может решить, как поступить — то ли выбросить на улицу, то ли просто раздавить. Но Коула так просто не запугаешь. В качестве защиты от людей, которые смотрели на него сверху вниз, он использовал свой шарм и дурашливость. Именно это и произошло сейчас. Коул положил руку на бедро, взвел воображаемый курок, посмотрел на Мэтта из-под челки, слегка прищурившись:
— Какие-то проблемы, господин полицейский?
Щеки Мэтта залились краской — то ли смущения, то ли злости, но он даже не шелохнулся. Когда стало очевидно, что он не собирается отвечать, я решил вмешаться:
— Коул, это Мэтт.
Коул, моргнув, тут же засуетился:
— Ладно, дорогуша, по-видимому, пора делать ноги. Дай мне одну минуту.
Мэтт и я стояли напротив, молча скрестив руки на груди, пока Коул застегивал куртку и обхлопывал карманы, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Потом он походя приобнял меня и потянулся к щеке с поцелуем. Я наклонился ему навстречу. Окаменевшее лицо Мэтта принесло мне какое-то нелепое удовлетворение от столь абсурдной ситуации.
— Прекрасная ночь, как обычно, дорогуша. Я позвоню, когда опять окажусь поблизости. — Он намеренно произнес это погромче, но потом тихонько прошептал на ухо: — Заполучи его, Джаред. — И, поцеловав, направился к двери.
После его ухода мы продолжили молчаливый поединок. Первым прервал тишину Мэтт:
— Не ожидал, что у тебя компания.
— Уже понял.
Столько недель я ждал, что Мэтт придет или хотя бы позвонит, и вот, когда он здесь, я вижу лишь осуждение и злость в его глазах.
Отвернувшись, я обошел стойку и засыпал кофе в кофеварку.
— Ну что, Мэтт, заглянул поведать, как тебе противен мой образ жизни? Или, может, чтобы убедиться, что я не обучаю подростков у себя в спальне?
— Нет. Мне захотелось тебя увидеть, но я не ожидал… — Казалось, он с трудом подбирает слова, сдерживаясь из последних сил. — Не ожидал его. Не ожидал, что ты не один.
— Почему, Мэтт? Почему бы мне не встретиться с кем-нибудь?
— Ты его любишь?
Я удивился, ответив на вопрос вопросом:
— Ты любишь Черри?
— Нет.
Честный ответ. Я пытался сдержать свой гнев, потому что знал: как только он иссякнет, я почувствую себя грязным и опустошенным.
— Нет. Я не люблю Коула, и тебе это известно. Если бы все сложилось как я хочу, в моей постели вчерашней ночью был бы ты. Каждой ночью. Но ты ясно дал понять, что не желаешь иметь со мной ничего общего.
Мэтт уставился на стену над моей головой. Я видел, что он борется. Ему было неловко, больно, он злился. И, как я надеялся, хотя бы немного ревновал.
— Я люблю только тебя, но если ты думаешь, что стану вымаливать прощение за то, что происходит в моей жизни после того, как ты покинул ее без оглядки, то можешь катиться в ад.
Он постоял еще минуту, так и не взглянув на меня:
— Думаю, мне лучше уйти.
— Я тоже.
Мэтт вернулся следующим вечером. Когда я открыл дверь, услышав стук, он стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку с упаковкой пива в руках. Осунувшийся, мертвенно-бледный.
— Дерьмово выглядишь.
На его лице мелькнул намек на псевдоулыбку.
— Ты один? — Никакого осуждения в голосе. Он просто давал мне предлог отправить его к черту, если бы я захотел.
— Да.
Он вздохнул и тихо произнес:
— Мы можем попробовать начать все сначала? В последний раз все вышло из-под контроля.
Из души испарились гнев и обида, исчезнув вместе ощущением несчастья. Я обрадовался его возвращению:
— Конечно.
— Я слышал о ребенке, — сказал он, заходя в квартиру. — Ты теперь дядя-морпех?
Я деланно натянуто рассмеялся.
Он отнес упаковку пива на кухню и вернулся с двумя открытыми бутылками. Мы стояли и смотрели друг на друга.
Мне оставалось, замерев, пожирать его глазами, — иначе я бы не выдержал и набросился на него с объятиями. Ничего романтического, в конце концов, мы никогда не были любовниками, лишь только друзьями, но от этого боль потери казалось еще сильней. И когда он вошел ко мне в дом без укора и осуждения в глазах, я почувствовал, что впервые за последние несколько недель снова могу дышать.
Мэтт по-прежнему испуганно прятал глаза, словно ожидая, что я что-нибудь скажу или даже накричу на него, а когда решился поднять взор, я лишь стоял и улыбался, как идиот.
— Так здорово снова тебя видеть, — сказал я, и его брови удивленно взметнулись вверх.
Облегченно выдохнув, он хлопнул меня по спине так, что я пошатнулся:
— Пошли присядем.
Мы устроились на диване бок о бок, как сотни раз до этого. Все привычно и знакомо. Мэтт откинулся на спинку и смежил веки. Он все еще казался наглухо застегнутым на все пуговицы, но, несомненно, был рад снова оказаться рядом со мной.
— Откуда ты узнал о ребенке?
Он сел и до боли знакомым жестом стал сдирать этикетку с бутылки:
— Черри рассказала.
Ревность — горячая, злая — всколыхнулась в груди, но я постарался ее унять. Однако мой следующий вопрос прозвучал резко:
— Ну и как она?
Раздался невеселый смешок:
— Господи, Джаред, ужасно. С ней скучно, она с ног до головы обливается вонючими духами. Не любит походы, ненавидит горы, постоянно что-то ворчит во время футбольного матча и даже не знает, где находится зачетная зона. И без остановки талдычит одно и то же: как она ненавидит свою работу и как ненавидит этот кусок дерьма — своего бывшего.
— Гм… — Я постарался сдержать улыбку.
После минутного молчания он добавил:
— Хуже всего то, что я прекрасно знал, что все так и будет. — Он посмотрел на меня. — Ты собираешься мне сказать, какой я идиот?
— Если тебе полегчает.
Он опять грустно рассмеялся и вернулся к этикетке:
— Последние недели были просто ужасны.
Я потрясенно замолчал, стараясь собраться, и смог ответить спокойно:
— У меня тоже.
— Я скучал по тебе, — произнес он хриплым шепотом. Но когда я потянулся к нему, отпрянул. — Не надо.
Пришлось отстраниться, сжавшись от боли.
— Я не это имел в виду. — Он вздохнул и опять откинул голову. — Я просто… — Прикусил губу, уставившись в потолок. — Знаю, у меня нет права просить, но можно, я ненадолго останусь? Мне хочется… хочется побыть здесь. — Его голос дрожал.
— Конечно.
Мы смотрели телевизор и пили пиво, в основном болтая о футболе, в нашей обычной — разве лишь чуть более неловкой — манере подкалывая друг друга. Мэтт медленно расслаблялся, избавляясь от налета скованности и грусти, но за весь вечер ни разу не улыбнулся. В конце концов он закрыл глаза и через несколько минут заснул.
Когда я проснулся, его уже не было.
На следующий день ко мне в подсобку заскочил взволнованный Ринго:
— Джаред, там пришла миссис Рочестер.
Через минуту я понял, что это за птица:
— Ты имеешь в виду Элис Рочестер?