— Амелия, милая, как мне исправить...

— Не называй меня так, — тупо отозвалась она.

— Но должен же быть выход!

— Позже тебе захочется во всем признаться. Баду будет очень больно. Он любит тебя.

— Я не скажу ему, — проговорил Три-Вэ, тут же осознав, что это самое легкомысленное обещание из всех, что ему приходилось давать в жизни.

Амелия медленно приводила себя в порядок. Ее движения были какие-то скованные. Выходя из ландо, она вынуждена была опереться на его руку, но, спустившись, тут же отошла от него. Подойдя к дому, он распахнул массивную дверь. Свет, голоса, музыка обрушились на него как удары молота. Он остался в тени. Она пересекла внутренний двор торопливым шагом, который выглядел жалкой пародией на ее обычную быструю грациозную походку.

Никто не заметил ни их отсутствия, ни возвращения. Никто. Кроме Марии. На темном лице старухи была затаенная печаль, когда она увидела входившую Амелию.

Амелия прошла в спальню, где спал Чарли, и закрыла за собой дверь.

5

Танец только что кончился. Бад провожал Мэри Ди Франко Таунсенд до ее места. Они смеялись, как в старые времена, когда между ними был флирт. Миловидная и полногрудая блондинка, Мэри превратилась в пышную матрону. Она попросила о чем-то, Бад согласно кивнул и направился к накрытому скатертью столу с закусками.

«Бад отказался от собственного детства, чтобы поддержать тебя, — сказала Амелия. — Он любит тебя».

Руки Три-Вэ сжались в кулаки. Он подошел к Баду.

— Я вот думаю по поводу твоего предложения, — тихо сказал он. — Оно еще в силе?

Бад взял из рук Хуана стакан лимонада, поблагодарил старика и только после этого обернулся к Три-Вэ.

— Разумеется!

— Пойдем куда-нибудь поговорим, а?

— Сейчас фанданго. Веселись. А в понедельник утром приходи ко мне в офис. — Он обнял Три-Вэ за плечи и с улыбкой произнес: — Я рад, что мы будем компаньонами.

6

В половине восьмого утра в понедельник Три-Вэ сидел напротив Бада и читал текст, напечатанный перед этим на машинке. Дальнозоркий Три-Вэ вынужден был держать листок на расстоянии вытянутой руки.

«Название компании — «Паловерде ойл[23]...» Характер бизнеса — разработка недр Южной Калифорнии на предмет открытия месторождений нефти. Владельцы — Винсент Ван Влит и Хендрик Ван Влит Младший... Каждому из компаньонов принадлежит доля в пятьдесят процентов (50%)».

Что по этому поводу говорила Юта? Не больше десяти процентов. Смешно. Пятьдесят процентов достаточно для выгодного помещения капитала, но все равно несправедливо. Впрочем, это давало Баду, которого Три-Вэ рассматривал как пассивного партнера, возможность равного контроля над предприятием. Три-Вэ смотрел на отпечатанный лист и чувствовал, как переполняет его чувство вины: настолько несостоятельны были его попытки этими рассуждениями искупить грех содеянного. Он взял ручку и погрузил кончик пера в вязкие чернила.

Бад быстро поставил свою подпись под контрактом и, широко улыбаясь, протянул Три-Вэ руку.

— Компаньон! — проговорил он.

Они обменялись рукопожатиям, и он разлил по стаканам виски.

— Как тебе название, а? «Паловерде ойл»?

Три-Вэ машинально кивнул. По слишком многочисленным причинам он сам никогда бы не назвал так компанию.

7

Бад, Три-Вэ и плечистый Ксавьер стояли на бурильной платформе и, надрываясь, поворачивали главный шкив привода.

Колесо было выше Три-Вэ, железной осью оно соединялось с другим шкивом. Они поднатужились, и пеньковый канат стал наматываться на ворот. Канат был перекинут через верхнюю перекладину в сорока футах над их головами и исчезал в скважине, где огромным крючком наподобие рыболовного крепился к буру, который они сейчас и тащили вверх. Когда бур завис под верхней перекладиной, Бад и Ксавьер, сын одного из «маминых людей», отошли, а Три-Вэ стал затягивать уравнительный винт, чтобы бур находился как раз над дырой колодца. Потом он отпустил зажим. С шумным шелестом железный бур рухнул вниз, увлекая за собой канат. Они стояли, прислушиваясь. На глубине в сто футов под землей раздался хорошо слышимый удар. Три-Вэ облегченно выдохнул, радуясь тому, что не услышал характерного звука, который возвещал бы о том, что бур сломался или погнулся. Этот был уже четвертый по счету, а буры — удовольствие дорогое.

И снова все трое навалились, чтобы повернуть главный шкив. Черный от смолы канат понемногу поднимался из скважины.

На этот раз Три-Вэ продолжал держать зажим. Вместо этого Ксавьер опустил в скважину черпак, чтобы захватить немного земли, а Три-Вэ и Бад, вытирая пот со лба, сели на доски: Три-Вэ, бородатый неудачник, ищущий нефть там, где, как считалось, ее не было, и Бад, его компаньон, поверивший в него старший брат с закатанными на сильных руках накрахмаленными рукавами белой рубашки. Он открыл портсигар.

— Как вы управляетесь с Ксавьером, когда меня нет?

— Больше потеем и только, — ответил Три-Вэ.

— Почему бы тебе не купить паровую машину?

— Хватит тратить деньги. Подождем, когда появится нефть.

Бад зажег спичку о ноготь большого пальца руки.

— Странно, но никогда не думал, что ты будешь рабочим.

— А что ты обо мне думал?

— Ты мне представлялся серьезным мальчиком, которого время от времени нужно было оттаскивать от книг.

Они рассмеялись. Три-Вэ откинулся назад, вдыхая исходившие от Бада запахи — помады, лавровишневого лосьона для волос и пота. Он почти физически ощущал его беззаботную, ничем не прикрытую силу.

То, что он сотворил шесть недель назад с телом Амелии, странным образом отразилось на их взаимоотношениях с братом. С раннего детства Три-Вэ сопротивлялся каждой мягкой и беспечной попытке Бада встать над ним. Сопротивлялся с тупым упрямством. Но теперь зло, которое он совершил, заставило его примириться с братом. И простая мужская близость, которая возникла между ними после этого, неожиданно очень пришлась по душе Три-Вэ.

Но других поводов для радости у него не было.

Во-первых, Амелия. Всегда Амелия. После фанданго она десять дней болела. Бад, как и Юта, и вообще все в городе, объясняли это тем, что она надорвалась, готовя ту вечеринку, на которой в общество Лос-Анджелеса была принята Юта. Поправившись, Амелия возобновила дружбу с Ютой и летом сопровождала невестку на все приемы. На людях она и с Три-Вэ всегда была веселой и милой. Но делала все для того, чтобы они больше не оставались наедине. А ему отчаянно хотелось поговорить с ней! Спросить: возненавидела ли она его, а если нет, то как это возможно? Болит ли у нее что-нибудь? Он хотел рассказать ей о власянице вины, в которую он облачился после того вечера... Ему хотелось еще раз попросить у нее прощения.

Во-вторых, Юта. После фанданго вся их жизнь складывалась из постоянных мелких ссор. Юта очень беспокоилась за свое еще непрочное положение в обществе и каждый раз, когда он поздно приходил домой после работы, настаивала на том, чтобы он пошел вместе с ней на какой-нибудь прием. Она стала обращать больше внимания на мнение своих новых знакомых и поэтому выговаривала Три-Вэ за въевшуюся в кожу его рук смолу. Еще она настойчиво требовала, чтобы они наняли прислугу, хотя в глубине души со страхом думала об этом. Ее радовала только зарплата, которую Бад положил Три-Вэ. Но она не знала, что Три-Вэ и его брату принадлежат равные доли в компании.

В-третьих, «Паловерде ойл». Радоваться было нечему. Только ежедневные приезды Бада взбадривали Три-Вэ. Он заблуждался относительно глубины насосов. Вот уже несколько дней они бурили скальные породы, твердые как сталь. Три-Вэ понимал, что, несмотря на всю его осторожность, буры будут ломаться и впредь. Больше того. Он утратил интуитивное предчувствие подземного моря нефти, которое у него было вначале, и порой уже начинал верить в то, что прав не он, а все остальные: никакой нефти там нет и в помине. Над ним — а теперь еще и над Бадом — все посмеивались. По воскресеньям после возвращения доньи Эсперанцы и Юты от утренней мессы в церкви на Плаза вся семья Ван Влитов собиралась на обед под красной крышей родительского дома на Бродвее. Хендрик метал взгляды-молнии на сыновей, которые, занявшись нефтью, превратились в его глазах в отщепенцев. Донья Эсперанца обеспокоенно поглядывала на Три-Вэ.