Фуникулер поднял Юту почти под прямым углом на Банкер-хилл. Час назад по улице проехала поливальная тележка, но влага успела испариться, и песчинки уже поднимались в воздух, закручиваясь маленькими вихрями. Томясь по прохладе, Юта шла против ветра, подавшись всем телом вперед. Она миновала каменную подпорную стенку у дома доктора Видни. Отсюда уже была видна веранда дома Амелии.
Они стояли, защищенные от ветра. Три-Вэ смотрел на Амелию снизу вверх, а Амелия облокотилась о резные перила. Ее утренний с кружевными оборками капот уже не скрывал большого живота. Три-Вэ что-то говорил. Она подняла на него глаза. Три-Вэ еще что-то сказал.
Умиротворенность Юты после посещения церкви улетучилась. «Она плохо выглядит, — подумала она, останавливаясь. — И почему все называют ее хорошенькой? И что это Три-Вэ делает здесь в такое время? Почему они стоят так открыто, будто заявляя всему миру, что они любовники? Почему она так говорит с моим мужем?»
Амелия сказала:
— Не смей больше заговаривать об этом.
— Но об этом нужно поговорить, Амелия, и...
— Я запрещаю! Ты пришел для того, чтобы передать Баду какие-то чертежи. Считай, что ты их передал.
— Мне в кои-то веки удалось поговорить с тобой, Амелия! Никто не может наложить запрет на прошлое. А фанданго...
— Я уже простила тебя. Но при условии, что ты не будешь никогда вспоминать об этом.
— Ты никогда не боялась правды.
— Правды? Здесь нет никакой правды, Три-Вэ, а есть только твоя вина.
— Тебе известно, что мне хочется все рассказать каждый раз, когда я вижу Бада?
Она страшно побледнела.
— Разумеется, известно.
— Значит, ты поверишь, что я ему скажу?
Она уставилась на свою руку, которая вцепилась в перила.
— Я не знаю, во что верить, — прошептала она.
Три-Вэ ответил:
— Я люблю брата. Я никогда не прощу себе. И вместе с тем, я ни капельку не жалею, что... что я был с тобой. Теперь ты понимаешь, как сильно я тебя люблю?
Она положила руку на его плечо.
— Три-Вэ, это бессмысленно. Бессмысленно! Я испытываю только страх и все.
— Ты носишь моего ребенка!
Неожиданно она быстро ударила Три-Вэ по губам.
В углу его рта показалась струйка крови. Кровь побежала по его бороде прежде, чем он успел утереть ее рукой.
— Прости, — сказал он.
— Это ты прости, — ответила она. — Боже мой, Три-Вэ, прости!
Но ни он, ни она не понимали, что означают эти взаимные извинения.
Горячий ветер донес через весь сад до Юты обрывки фразы:
— ...носишь моего ребенка...
До Юты донесся и звук пощечины, которую Амелия залепила Три-Вэ. Потом:
— Прости...
Юта застыла на месте. Роскошная юбка полоскалась на ветру, с руки, в которой она держала шляпку, свисал ридикюль. Безвозвратно исчезла привязанность, которую она питала к Амелии. Навсегда испарилась глубокая любовь, которой она любила Три-Вэ. В тот миг Юта чувствовала только приступ ревности, настолько сильной, что перед глазами у нее поплыли красные круги. Ни разу в жизни она не падала в обморок, но тут ей показалось, что вот-вот она потеряет сознание.
Мысли в ее голове закружились в диком вихре, словно подхваченные ветром Санта-Ана. «Мужчины слабы, — подумала Юта. — Во всем виновата она, эта принцесса! Ей непременно должно принадлежать все! Деньги! Семья! Драгоценности! Мой муж! Ей во что бы то ни стало нужно было переспать с ним! Француженка! Да, иностранцы все такие. А он к тому же наполовину испанец! Они легко возбуждаются». — Все предрассудки Юты проснулись, потом они испарились, и она осталась один на один с ужасным фактом.
Ее муж — отец ребенка Амелии!
У нее не было сомнений в том, что именно это было предметом их разговора. Никаких сомнений. Юта рассуждала здраво. Несколько коротких фраз и пощечина сказали ей все. Они переспали и сделали ребенка.
Юта судорожно и шумно вобрала в себя воздух. Ревность куда-то ушла, и все ее тело свело судорогой от осознания того, что было для нее главным. Оплодотворив эту суку, ее муж разрушил привилегированное положение Юты! Этот ублюдок родится и со временем отнимет наследство у Чарли, у других ее детей. Юта дышала коротко и хрипло. Он уничтожил ее единственную надежду на будущее! Она неосознанно согнула ногу в колене. Ей захотелось пнуть Амелию в живот, бить ее до тех пор, пока плод не превратится в кровавое месиво...
Разум покинул Юту. В ту минуту она была беспощадна. Рана, нанесенная ей, была слишком неожиданной и слишком глубокой. Повернувшись, она пошла по Гранд-авеню. Круглые щеки тряслись при каждом шаге, но взгляд был неподвижен. Она больше не ощущала, как вдавливается в ее тело корсет из китового уса, не обращала внимания на знойный и злой смерч, кидавший в нее песком. Лицо у нее стало багровым. Она решительными шагами спускалась с холма.
У Юты не было никакого определенного плана до тех пор, пока она не дошла до Спринг-стрит. И тут ей пришла в голову мысль, каким образом облегчить горечь своего несчастья.
Она нашла Бада в его стеклянном офисе в квартале Ван Влита.
— А, Юта, дорогая, какая приятная неожиданность! — приветствовал ее Бад, поднимаясь из-за стола.
Юта вошла и закрыла за собой дверь. Под шляпкой с перьями Пурпурной царицы ветер растрепал ее прическу валиком. Два красных пятна горели на ее щеках. Она быстро, прерывисто дышала.
— Что такое? — спросил Бад, пододвинув ей стул.
Она опустилась на него.
— Спасаешься от Санта-Аны? — спросил он.
— Да, спасаюсь. Конец света на дворе.
В приоткрытой двери офиса показалась голова клерка.
— Бад, через тридцать минут отходит поезд в Санта-Паулу.
— Да, я знаю. Gracias. — Дверь закрылась. Бад с улыбкой взглянул на Юту. Тем самым он тактично давал ей понять, что у него мало времени. — Три-Вэ рассказывал тебе, что я веду переговоры с нефтехимиком в Санта-Пауле?
— Ты и ночуешь там? — спросила она, заметив чемодан из свиной кожи.
— Да, как-то уже ночевал.
Юта поджала губы.
— Ты так много пропадаешь на работе. Амелии не одиноко?
— Ни разу не жаловалась. Думаю, очень скоро мне придется больше бывать дома.
— Она ни разу не жаловалась?
— Амелия так же заинтересована в успехе «Паловерде ойл», как и все мы.
— А чем она занимается в твое отсутствие?
От порыва ветра задрожали стекла в кабинете.
— Ты прекрасно это знаешь, — сказал Бад. — Читает, играет на пианино, принимает гостей. — Он не стал говорить о работе Амелии с бухгалтерскими книгами в магазине Ван Влитов. Они решили помалкивать об этом. — Видится с мамой, с тобой, с Чарли.
— Как великодушно со стороны такой леди, как Амелия, что она не брезгует навещать своих бедных родственников, меня и Чарли Кингдона, не правда ли?
Бад глянул на нее, сузив глаза.
— Я больше не хочу ничего говорить, Юта. — Теплые нотки в его голосе пропали. — Ты ей симпатична.
— Спасибо ей за это.
— Санта-Ана плохо действует на тех, кто не родился в Лос-Анджелесе. Иди домой, прими ванну, ляг в постель. Ты почувствуешь себя лучше.
— Тебе я тоже советую пойти домой. Забудь о своей поездке. Лучше поинтересуйся, что делает у тебя в доме Три-Вэ.
Голубые глаза Бада потемнели.
— Моя жена дружила с братом еще до нашего знакомства.
— Дружила? Ха!
— Дорогая, я знаю, что ты ей завидуешь. — Бад давно почувствовал то, чего не замечала Амелия. С самого первого дня его знакомства с Ютой он понял, как велика ее зависть к жене. — Но не дай этому чувству взять верх над тобой. Лучше иди домой, пока не сказала чего-нибудь такого, о чем потом будешь жалеть.
Юта шумно дышала.
— А что мне говорить, Бад? Теперь твоя очередь. Это ты спроси свою жену, как это у нее получилось зачать ребенка после стольких лет бесплодия? Чудеса, да и только, верно? Спроси, как ей удалось проделать этот фокус? Спроси также о ее лучшем друге...
— Вон отсюда! — тихим хриплым голосом приказал Бад. Он встал из-за стола. — Пошла вон из моего кабинета! И вообще вон из этого здания! Оно принадлежит мне!