— А кого вы увидели во мне? Крестоносца или варвара?
— В вас?.. Никого. То есть нет...
— Почему вы постоянно поправляете себя? Вы что, такая нервная?
С близкими — в семье, с прислугой — Тесса держалась уверенней. Но, общаясь с незнакомыми людьми, становилась нерешительной, легко смущалась. А этот молодой человек с его тонкой саркастической улыбкой был к тому же слишком красив. Именно он вызывал в ней неловкость. Краска прихлынула к ее лицу, и с преувеличенной живостью она воскликнула:
— Вы летчик!
Он рассмеялся, потом закашлялся. Кашель был неприятным. Она еще больше покраснела.
— Значит, — сказал он, — вы тоже цыганка?
— Что?
— Я и вправду летал.
Не вставая, она вся подалась к нему.
— А на что это похоже? Наверно, дух захватывает? У вас не было чувства, точно вы парите над землей, как птица? А когда делали петлю, наверно, вам становилось дурно?.. Ну, как морская болезнь? А что позволяет аэроплану набирать высоту и снижаться? Держать высоту? Я в этом совершенно не разбираюсь! Где вы учились...
— Довольно!
— Прошу вас, мне нужно знать! Этот сценарий для меня очень важен! А я ничего не знаю...
— Тогда какого черта беретесь писать об авиации?! — рявкнул он уже без тени шутки. Лицо его словно окаменело.
Она вжалась в стул. Через открытые двери до них доносился скрип заезженной пластинки. Через каждые два слова раздавался какой-то щелчок.
Какая длинная дорога
ведет в обитель моих грез,
где поют соловьи...
«Ну, конечно, — подумала Тесса. — Вот откуда хромота!»
Руки у нее затряслись, и она зажала их коленями.
— Простите, — проговорила она. — Простите...
Свет луны...
Щелчок.
— В «Юниверсал» требуются статисты, — раздался высокий голосок Лайи. Подойдя, она положила руку на спинку стула, на котором сидела Тесса.
— Так кто это был? — спросил смуглый молодой человек. — Все-таки Билли Битцер?
— А, мистер Незнакомец, здравствуйте! — протянула Лайя, улыбнувшись и чуть наклонив набок голову. — А вы молодец, что заметили между ними сходство. Но это оказался не он. — Тут она снова обернулась к Тессе и страстно взмолилась: — Тесса, если я за час доберусь до «Юниверсал», то получу эту работу! Им нужен костюмированный статист! — У Лайи было три вечерних платья с блестками и накидка из белого кролика, так что она считалась «костюмированной». — Удружи, а?
— Конечно, — согласилась Тесса, поднимаясь со стула. Вдруг она ни с того ни с сего сказала смуглому молодому человеку: — Я буду здесь завтра.
Он тоже поднялся, перенеся всю тяжесть тела на правую ногу. Вежливо кивнул, но ничего не ответил.
Девушки пошли к месту стоянки «мерсера». Лайя спросила:
— Кто-то из этих?
Под «этими» подразумевалась киношная публика.
— Нет.
— А тогда откуда он знает Билли Битцера?
— Он просто подслушал наш разговор.
— Ну и что, дорогая? Ведь это не преступление. Мужчины всегда подслушивают, о чем говорят девчонки. — Лайя помолчала, о чем-то задумавшись. — В нем что-то есть, правда? Какой-то магнетизм. Смуглый, как Фэрбенкс[32].
Тесса, наклонившись, крутила ручку, чтобы завести машину. При этом она бросила взгляд на длинную тенистую веранду. Молодого человека там уже не было.
— Я даже не знаю, как его зовут. — Ее вздох заглушил шум заработавшего мотора. — И кто меня за язык тянул говорить, что я буду здесь завтра?
— Завтра, — проговорила Лайя. — Будем молиться Богу за то, чтобы завтра продолжались съемки.
— Он не придет, — сказала Тесса. — И я тоже.
На другой день около двух часов пополудни Тесса остановила машину напротив отеля «Голливуд». Ее руки в лайковых водительских перчатках вцепились в руль, обмякли, снова напряглись. Она сидела, настороженно выпрямившись, и наблюдала за женщиной с маленькой девочкой, которые вышли из банка на другой стороне улицы.
— Привет! — вдруг раздался его голос.
Вздрогнув, она обернулась. На нем были те же поношенные фланелевые брюки и джемпер.
— Здравствуйте, — сказала она, с удивлением почувствовав, как сильно забилось ее сердце.
Он оперся об опушенное вниз стекло машины.
— Дурацкий у меня характер, — сказал он. — Я сейчас все объясню, и вы поймете. Мать пыталась розгами выбить из меня дурь. Но ее рука оказалась недостаточно сильной. Следовательно, это она должна была бы извиняться перед вами. Но она живет в Бейкерсфилде, поэтому за нее придется извиниться мне. Прошу прощения, — с улыбкой проговорил он. — Не от моего имени, а от имени моей матери.
— Вы меня тоже простите, — сказала она. — Не нужно было приставать к вам с глупыми вопросами.
— Ваша подружка-блондинка сегодня здесь не появлялась, насколько я смог заметить.
— Она на студии «Юниверсал», там снимается бальная сцена. — Тесса прерывисто вздохнула. — Я приехала, потому что обещала вам.
Он похлопал по капоту «мерсера».
— А я вам еще кое-что скажу о себе. Я родился в Лос-Анджелесе, но родители увезли меня отсюда очень рано. Вот, приехал. Я здесь уже три дня, а кроме этого отеля, так ничего и не видел. Я блудный сын, которому требуется гид для того, чтобы показать родные места.
— Я могу отвезти вас на страусиную ферму. А хотите — поедем на побережье?
— Ваши ответы стали заметно разнообразнее по сравнению со вчерашними. Предлагаете сразу два варианта. Но страусы мне отвратительны. Эта птица не умеет летать. А вот на пляж поеду с удовольствием.
Он, прихрамывая, обошел машину. Садясь рядом с ней и неловко поджав больную ногу, он поморщился.
Тесса развернулась и объехала трамвайную остановку. Он оглянулся на отель.
— Вы нездешняя, — сказал он. — Я только три дня в городе, но уже разбираюсь в той породе людей, что называют себя лосанджелесцами. Лосанджелесец родился с привычкой постоянно быть начеку, чтобы не пропустить, когда ему подставят подножку. Общаясь с другими, он либо говорит громко, либо шепчет. Сила голоса зависит от важности собеседника. Но у вас за плечами совсем иной багаж. Это я понял еще до того, как вчера подслушал ваш разговор.
— Какой?
— Багаж скромной невинности, — ответил он.
— Вы хотели сказать: глупости. Не надо было мне приставать к вам с расспросами о полетах.
— Черт возьми, по-моему, мы с вами решили больше не касаться этой темы! Если вы надумали выяснить для себя этот вопрос, то неудачно выбрали собеседника! — зло бросил он.
К ужасу Тессы, она начала всхлипывать. Слезы текли сами собой, против ее желания.
— Остановите машину, — спокойно проговорил он.
Она повернула вправо на Хайленд, затем, сделав еще один поворот, остановилась в одном квартале к югу от бульвара Голливуд. Недавно проложенные здесь трамвайные пути привели к созданию нового района, который пока сплошь состоял из нераспроданных земельных участков. Слезы у Тессы пропали так же неожиданно, как и появились. Отвернувшись от молодого человека, она промокала лицо платком.
— Вам лучше? — спросил он.
Глядя на пустующие земельные участки, она кивнула.
— Вижу, что нет, — заметил он. — Давайте, я буду говорить до тех пор, пока вы снова не будете в состоянии вести машину.
Она шмыгнула носом.
— Ничего, все прошло, — сказала она.
— Разве вам не интересно услышать мой рассказ о себе? — спросил он. — Я открою вам всю свою душу. — Он откинул рукой волосы с бледного лба, изборожденного глубокими морщинами. Выражение его лица изменилось. — Я ушел из дома в шестнадцать лет. Шатался вблизи аэродромов. Был воздушным акробатом, выполнял разные трюки. А на жизнь зарабатывал, строя аэропланы. Можно сказать, авиация — вся моя жизнь. Была! — Он откинулся на спинку сиденья и стал легонько растирать левую ногу. — В полете трос на распорке звенит... В этом мне всегда чудилась какая-то музыка. В небе к тебе приходит чувство невероятной свободы. Ощущение счастья. Бывало, выключу двигатель и парю между небом и землей. Там, наверху, ты властелин мира. Тебе принадлежит все: деревья, кусты, трава, дома, океан... Люди приветствуют тебя, потому что знают — ты господин, повелитель. Радость настолько сильная, что понимаешь, для чего появился на этот свет. — Он на мгновение замолчал. — Вообще этим ведь далеко не всякий похвастается, верно? Словом, как вы уже, наверно, заметили, я любил летать. Я любил летать даже промозглым холодным утром. Эта любовь сильнее всех прочих человеческих ощущений. По мере того как взбираешься ввысь, воздух становится все холоднее. Руки и ноги коченеют, натяни ты хоть несколько свитеров под летный комбинезон.