– В общем, я не права, извини. Попробуйте съездить с Настюшей, сдайте анализы. Если можно хоть что-то сделать, я буду только рада.
И я тоже. Ты не представляешь даже как. Настолько, что нельзя это выразить словами.
– Спасибо, родная моя, – только и смог сказать я, сам удивившись, как голос стал хриплым и каким-то глухим.
Оля подняла голову и коснулась моих губ своими. По телу пронеслась волна желания. Со всей этой нервотрепкой нам было как-то не до секса. Я скользнул ладонями по спине жены, чуть сжал бедра.
Из детской донесся плач Настены. Мы оба вздрогнули, Оля подскочила и помчалась к ней. Я вздохнул, поднялся и последовал за ней. Что ни говори, а маленькие дети все же корректируют родительский график как хотят. И этим цветам жизни совершенно неинтересно, что на полянке, где они проросли, может появиться еще один цветочек.
Утром голова раскалывалась. Ночью Настюшка давала жару нам обоим. Оля вся измучилась, и чтобы хоть немного дать ей поспать, ребенка часть ночи баюкал я. Хитрая наследница рода Данишевских даже успокаивалась, оказавшись на папиных руках, прикрывала глазки и начинала умильно сопеть. Но стоило мне только попытаться уложить ее в кроватку, как тут же поднимался крик и приходилось все начинать заново.
Да, знаю, есть методы, чтобы приучить мелкую к кровати и отвадить от истерик. Для этого всего лишь требовалось несколько дней игнорировать крик-манипуляцию малышки. Мол, накормлена, переодета, все хорошо – значит, пусть прокричится и уснет сама. Но… Я не был уверен, что все получится правильно. К тому же Оля как-то намекнула, что не позволит проводить эксперименты на единственном чаде. Она и днем проводила с дочкой большую часть времени, души в ней не чая. Не то чтобы меня отстранили, но мягко и однозначно отодвинули на шаг назад.
Я не обижался. Оля не могла спокойно находиться без Насти даже час. Сейчас лучше не устраивать истерик. Исполнится дочке хотя бы год, тогда будет самое время, я все равно большую часть времени провожу на работе. Поэтому если ребенок будет ко мне относиться лучше, чем к родной матери, это будет… неправильно.
Я мрачно глянул на лицо с темными кругами под глазами и потухшим взглядом, быстро плеснул ледяной водой.
Красавчик, ничего не скажешь. Бессонная ночь сделает ваш образ незабываемым. И так уже подчиненные шарахаются, а Соня, глядя на меня, только качает головой. Эх, хорошая девочка, жалостливая. Вечно то котенка подберет, то мужика.
Только вот выгляжу я и правда хреново, поэтому Сонин взгляд оправдан. Режиссером Данишевским можно пугать впечатлительных юных актрис.
Быстро побрившись, приняв душ и одевшись, я поцеловал сонных Олю и Настюшку и отправился на работу. Завтрак в горло не лез. Зато из головы не выходили мысли про Аню.
Фактически вчера я получил разрешение от жены. Значит, есть чем обрадовать и успокоить. Только вот, может, она спит?
Я глянул на часы. Рано еще. С одной стороны, как можно спать, зная, что твой ребенок так тяжело болен, с другой… никто не железный.
Позади раздались нетерпеливые гудки стоявших там машин. Я хмуро глянул на светофор. Черт, зеленый!
– Козлы, – все же тихо прошипел и рванул с места.
Утро определенно не задалось.
Рабочий день прошел наперекосяк. Соня в этот раз даже совала мне в руки стаканчики с травяным чаем вместо кофе, так как еще чуть-чуть возбуждения для нервной системы – и декорации полетят в разные стороны. Вместе с актерами. На меня косились, шептались, но тут же нервно вздрагивали, стоило заметить мой взгляд.
Было ощущение, что все кругом издеваются! Морды каменные, позы неестественные, дикция вообще такая, словно позабыли, чему их учили! Р-р-разорвал бы.
В какой-то момент чай Соньки все же подействовал. Я заново набрал Аню, третий раз за день, между прочим. Но в ответ почему-то летело, что абонент недоступен. Это неслабо озадачивало и напрягало. Неужто не зарядила? Или потеряла?
Работа снова брала в оборот, и все мысли перенаправлялись на нее. Однако после обеда я твердо решил, что съезжу в больницу и поговорю с врачом… Этим Игорем Сергеевичем. В конце концов, пусть расскажет, что да так. Не сразу же хватать Настюшку и тащить в больницу.
Мысли были вполне здравыми, поэтому на некоторое время я успокоился. Уже ближе к вечеру, когда почти все разошлись и Соня в очередной раз напомнила, что пора домой, я все же покинул съемочную площадку.
До больницы добрался быстро, а вот врача пришлось подождать – у него сидела пациентка. В какой-то момент я осознал, что начал переживать. Вот живешь обычной жизнью, радуешься, огорчаешься, решаешь проблемы, а потом раз – диагноз.
По позвоночнику пробежали мурашки. Стало вмиг как-то неуютно. Потому что пока я тут, девочка по имени Даша находится в боксе и терпит все лечебные процедуры. Именно терпит, потому что ни один ребенок не посчитает больницу чем-то приятным. Впрочем, взрослый тоже.
Дверь открылась, из кабинета вышла женщина, и на пороге появился врач. В первую минуту глянул на меня чуть удивленно, но потом указал кивком в кабинет.
– Добрый вечер. Проходите, пожалуйста.
– Добрый, – эхом отозвался я, осознав, что невольно робею перед ним.
Не как перед врачом, а человеком, который знает о моем ребенке неожиданно куда больше, чем я сам.
«А он молодой, – мелькнула мысль. – Наверно, наш с Аней ровесник».
Почему-то подумалось, что Игорь Сергеевич мог смотреть на Аню не просто как на мать больной девочки, а как на женщину. И от этого стало неприятно.
– Игорь Сергеевич, я хочу привезти свою… младшую дочь на анализы, – произнес я, сразу перейдя к сути вопроса. – Расскажите, как и что будет происходить…
Запнулся, ибо понял, что даже не имею понятия, как берутся анализы у маленьких детей, вряд ли так же, как у взрослых, просто у меня никогда не было необходимости разбираться в вопросе.
Игорь Сергеевич невозмутимо изложил все этапы, подсказал, когда лучше приехать. А потом вдруг внимательно на меня посмотрел и тихо сказал:
– Антон Андреевич, знаете… Я вижу ваши сомнения, Давайте, я покажу вам, ради кого это все… Вы ведь не знакомы с Дашей?
На меня волной накатил страх. Знакомства с дочерью я не планировал, мне даже представить было страшно – каково это. Подойди к ребенку и сказать: «Привет, я твой папа. Шлялся где-то десять лет. Извини».
Я помотал головой.
– Простите, но, наверное, это должна делать Аня. Как-то подготовить дочь… – Я понимал, что элементарно трушу, но все равно искал отмазки.
Игорь Сергеевич как-то мимолетно и совсем грустно улыбнулся.
– Я и не собирался вас знакомить. Просто хотел, чтобы вы посмотрели.
И я кивнул.
Ведь вправду, почему я бегаю от этого, будто черт от ладана? Потому что трушу и признаю это. Потому что сложно за пару дней принять то, что в твоей жизни теперь есть еще один родной по крови человек. Еще одна дочь, перед которой я уже испытываю чувство вины за то, что меня не было рядом десять лет.
Да мне просто в глаза ей стыдно смотреть…
Игорь Сергеевич указал мне на двери, а после мы вышли с ним в коридор. Долго куда-то шли под удручающе моргающими светильниками мимо палат, боксов, мимо других больных…
Детское онкологическое. Сколько же здесь было боли! Тугой ком застрял в горле и не давал продохнуть.
И все же я шел следом за доктором, пока он не остановился у палаты со стеклянной стеной. Внутри, спиной ко мне, лежала девочка, худенькая, скрутившаяся в позу эмбриона и смотрящая куда-то в окно.
Рядом с ней стояла медсестра в маске и регулировала лекарства в капельницах.
– Болезнь и препараты сильно ослабляют иммунитет, поэтому внутрь без маски нельзя, – прокомментировал доктор. – Обычно Даша много рисует, но сейчас из-за терапии сил становится меньше. Все же вы должны понимать: химия одно лечит, другое калечит, но медицина выбирает меньшее из зол.
Я скользил растерянным взглядом по собственной дочери, и внутри все замирало, а потом скручивалось в узел. Голос совести будто молотком стучал в ушах, крича: «А если бы ты не послушал тогда мать, никуда не поехал и нашел Аню? Вы все прояснили бы, тогда Даша могла бы жить с тобой, и возможно, никакой болезни бы не было»…
И тут же в противовес первому голосу начинал говорить второй: «Тогда и Насти бы не было. Ты можешь представить свою жизнь без Насти?»
Эти два противоборства буквально разрывали меня, но я ничего не мог с ними сделать. Нужно собраться, научиться с этим жить, вытащить Дашу из лап болезни, а дальше уже по обстоятельствам… Я боялся что-то загадывать, глядя на нее, казалось, такую одинокую во всем свете.