Я открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но в следующий момент перед глазами потемнело и упала к его ногам.


В себя пришла почти сразу же, потому что больно ударилась локтем о стену. Сильные руки подхватили меня, не дав оказаться на полу. Прошло несколько секунд, и я оказалась в коридоре, прижатой к стене. Спину приятно холодило сквозь ткань блузки, но от взгляда синих глаз сердце колотилось как сумасшедшее.

В горле резко пересохло, не получалось произнести ни слова. Мысли отчаянно путались. Кажется, земля подло ушла из-под ног, оставляя тающую льдину, которая в любой момент могла расколоться. И спасение было только у Антона, который в любой момент мог протянуть руку и волшебным образом вернуть меня к жизни.

Смотреть на него было больно и одновременно как-то… радостно?

«Нет, – с горечью подумала я. – Это не радость. Это всего лишь отголоски прошлого. Трепет в груди от воспоминаний десятилетней давности. И ясное осознание, что он хорош не только на фотографиях».

А Антон хорош… Годы пошли ему на пользу. Теперь это хищный волк, зверь, уверенный в своем правоте. Это видно в чертах его лица, в глазах, где пляшет неистовое сапфировое пламя.

Я помнила, как он вдохновенно рассказывал о своих идеях, когда мы, уставшие и счастливые после крышесносного секса, лежали на моем стареньком диване. Его рука обвивала мою талию, а голову кружил запах возбуждения и удовольствия.

– Ань, это будет так здорово! Просто поставить что-то новое, интересное, без всей этой глупой пошлости. Почему никто не понимает, что высокое искусство само по себе мертво, если не показывать через него проблемы обычных людей? Комедия – такой же сложный жанр, как и драма.

Он был абсолютно уверен, что не так сложно быть гением, творя в жанрах, которые для этого уже привычны, приняты публикой. Пусть, посмотрев ленту, ничего не понимают, но при этом, сделав умный вид, говорят: «Да-а-а, это искусство. Оно не для каждого. И уж тем более не для средних умов. Тут надо быть особенным». А то, что частенько просто сам творец не способен донести до публики свою идею легко и понятно, выбирая сложный путь, никому не интересно. Люди любят верить в гениев.

– У меня получится. Мы с ребятами уже продумали все, Вадька пишет сценарий. Поедем снимать в следующие выходные.

Он все говорил, а я смотрела на его профиль, улыбалась как ненормальная, любуясь мужественным лицом и линией шеи. Мне казалось, что нет на свете мужчины прекраснее, чем Антон Данишевский. Мой Антон. И от этого внутри немножко будто щекотало, разливалось тепло по всему телу, наполняя счастьем и любовью.

В какой-то момент он замолкал, словно понимая, что я слишком долго молчу. Поворачивался ко мне и смотрел долго и внимательно. В синих глазах на мгновение мелькало смущение.

– Ань, ты чего? – спрашивал хрипло и в то же время таким завораживающим голосом, что у меня бежали мурашки по позвоночнику.

Я хотела слушать этот голос вечно. Потому и улыбалась завороженно, скользила кончиками пальцев по мужскому бицепсу, спускаясь к локтю. Глаза Антона темнели, становились будто море во время шторма. Смотреть – опасно. Немного задержишься – и все, окажешься в пучине.

– Я люблю тебя, – тихо отвечала я.

Антон на мгновение замирал, смотрел на меня так, будто не видел в жизни никого красивее. А потом притягивал к себе и шептал:

– Иди ко мне.

И прижимался к губам так, что снова забывалось обо всем на свете. Потому что нет поцелуев слаще, чем у любимого человека…

Все эти мысли пролетели в мгновение ока.

Антон все так же стоял рядом, поддерживая меня. Но в то же время не давая отстраниться.

– Аня? – В его голосе звенели удивление и растерянность.

Узнал.

Стало горько. Нет, не стоило ждать радости от встречи, это было и так понятно. Но глупое сердце рассчитывало на то, чего не могло быть. Спустя столько лет. После его трусливого побега и молчания.

– Аня, – глухо сказала я, выпрямляясь и высвобождаясь из его рук. – Да, я знаю, что спонтанно, но нет времени на разговоры.

– Зачем ты здесь? – перебил он, чуть нахмурившись.

Удивление и растерянность исчезли, глаза чуть прищурились. Понял, что я не ошиблась адресом.

– Твоя дочь умирает, Антон, – сказала я ледяным тоном, чувствуя, как внутри медленно, но верно скручивается смерч гнева и боли. – Я понимаю, что тебе все равно, потому что ни мне, ни Даше нет места в твоей красивой жизни.

– Аня, о чем ты говоришь?!

Он явно не понимал, о чем речь. Новость оказалась совсем не той, которую желают услышать.

Я чувствовала, что злюсь. Не так, чтобы кидаться с кулаками, но отвращение медленно выпускало свои щупальца, затуманивая способность мыслить здраво.

– Я говорю о ребенке, Антон. О том самом, с которым ты бросил меня десять лет назад и ни разу не потрудился узнать хоть что-то. Я не стала навязываться, искать и унижаться, – говорила, с трудом сдерживая клокочущий гнев. С каждым словом голос становился все более сиплым, будто силы куда-то исчезали. – Но сейчас мне больше не к кому обратиться. Даша умирает. Ей нужен донор.

На глаза навернулись слезы.


Антон

Это должен был быть чудесный вечер.

Я приготовил своим девочкам настоящий праздник. Оля ушла с Настей по магазинам, усадив малую в коляску. А я в это время заказал разные сладости, пиццу и роллы. Все то, что так обожает жена. При этом не только есть, но и готовить. Господь наградил меня не только красивой и понимающей, но и богатой потрясающими кулинарными талантами женщиной.

Понятия не имею, какой вырастет Настя. Пойдет ли в маму-повара и журналиста или же полностью уродилась в меня, творца и человека, который не может без кино и театра даже дня прожить. Сейчас ей всего полгодика, Настюшку куда больше интересует молоко, постель и чтобы родители были рядом.

Пока не понять только, на кого она похожа. Мама говорит, что на Олю, а я считаю, что на меня. Потому что иначе просто не может быть!

В связи с этим, когда в дверь позвонили, не закралось даже мысли, что может прийти кто-то кроме моих девочек. И незнакомка на пороге сразу ввела в ступор. Грешным делом подумал на фанатку из Подмосковья, которая упорно писала мне в «Фейсбук» и «Инстаграм». Так навязчиво предлагала себя, что я уже не знал, куда деваться.

Наличие жены и ребенка девушку не смущало.

– Ты только согласись на встречу. Не пожалеешь. Такой, как я, второй не будет.

И, честно говоря, я был этому до ужаса рад. Потому что и одной больше чем достаточно.

Одним словом, я не узнал ее в первую секунду. Но потом сердце екнуло. И тут же нахлынули непонимание и неверие. Аня…

Подхватив ее на руки, невольно вдохнул запах золотистых волос и ванили. Она так и не изменила своих вкусов. Голова немного пошла кругом, по телу пробежала волна жара. Дышать сразу стало сложнее.

Женщина, которая была моей первой любовью. И которая так цинично предала меня, а потом сменила адрес и даже не попыталась прийти, когда я ей писал записки с просьбой встретиться и поговорить.

И вот теперь она здесь. Красивая. Потерянная. Несущая какую-то чушь. Но от слез, дрожащих на ее ресницах, сердце болезненно сжалось, а язык не повернулся сказать резкие слова.

К тому же Аня никогда не была плаксой. Нужна была серьезная причина, чтобы увидеть ее в слезах.

Дочь… Моя дочь сейчас выбирает с матерью «Агушу» в магазине!

– Так, успокойся, – твердо сказал я, подхватив ее за руку и утянув в гостиную.

Аня еле стояла на ногах, того и гляди свалится опять в обморок.

– Какая дочь? Что происходит? Как ты меня нашла?

Она только всхлипнула, вытерла тыльной стороной руки слезы и посмотрела на меня с вызовом.

– Данишевский, я родила от тебя дочь. Десять лет назад. Только ты об этом так и не узнал. Да и вряд ли когда-нибудь узнал бы. Мы с Дашей прекрасно жили в своем маленьком мирке, моей любви хватало на двоих. И я никогда бы не пришла сюда унижаться и просить помощи, но… но…

Аня сделала рваный выдох, из глаз снова хлынули слезы.

Первым порывом было желанием вскочить и обнять ее. Но тут же запротестовал разум и давняя обида, змеей свернувшаяся в сердце. Поэтому я встал и молча вышел на кухню, стараясь не слушать плач женщины, которая когда-то была для меня самым главным существом на земле.

Я налил воды и вернулся в гостиную. Вручил стакан Ане.

– Пей, – сказал коротко и властно.