– Это из-за меня? – тихо спросила догадливая девочка.
И я кивнула.
– Ты заболела, милая. Я бы хотела тебе соврать, но не могу. Болезнь очень серьезная, но тебя обязательно вылечат. Только не пугайся.
Я опять повторила эту дурацкие слова.
– Мам, я что, умру? – Голос Даши прозвучал настороженно, а мне будто ножом в сердце ткнули и провернули там несколько раз.
Руки невольно затряслись, чтобы хоть как-то спрятать это волнение, я притянула дочь ближе, обняла что есть сил и зашептала ей на ухо:
– Нет, конечно. Никто не умрет, глупышка. Просто тебя будут лечить, давать очень сильные лекарства. Таблеточки разные, невкусные… а я переживаю, знаю, что ты их не любишь.
Я несла полную ахинею, немного покачиваясь при этом из стороны в сторону, словно баюкала свою десятилетнюю дочь, пока она сама резко от меня не отстранилась.
– Мам… – серьезно произнесла она. – Я ведь не дурочка, все вижу. Ты сама не своя, не нужно меня жалеть, расскажи как есть.
Слова ребенка – будто пощечины. Она действительно сейчас казалась взрослее меня, намного спокойнее. Возможно, потому, что не понимала до конца всю серьезность. Дети вообще очень долго не осознают понятие смерти и страха потери, и мне не хотелось ломать в своей дочери эту непосредственность. Казалось, расскажу правду – и моя Дашенька тут же повзрослеет, станет морально старше на много лет. Будто слова правды и страшный диагноз разрушат в ней детство.
Но и молчать я не имела права. Мне пришлось собраться и рассказать о курсе химиотерапии, о том, что Дашу переведут в стерильный бокс на время лечения, о том, что нужна операция – и сейчас все мои силы брошены на поиски донора.
Даша слушала внимательно, изредка закусывала губы, обдирая с них нежную кожицу. Несколько раз она сделала это слишком сильно, так что проступили капельки крови, а после задала вопрос, от которого внутри вновь все похолодело:
– Я видела несколько фильмов про это, там люди теряли волосы. Я тоже стану лысой?
В горле миллионный раз за день застрял ком. Я не могла ответить ни «да», ни «нет», просто смотрела на кудри дочери и не хотела думать, что вскоре с ними действительно придется распрощаться.
– Врач сказал, что иногда волосы удается сохранить, – наконец нашлась я. – Но даже если нет, ты не расстраивайся, новые все равно вырастут…
– В крайнем случае купим мне розовый парик, – пожав плечами, выдала дочь. Выдала почти беспечно или притворилась такой. – И зеленый, и фиолетовый. Буду менять из каждый день.
И все же ее пушистые ресницы предательски дрогнули, выдавая страх.
– Все будет хорошо, – еще раз обняла я дочь. – Обещаю. Я все сделаю, чтобы ты выздоровела. Так и знай, иначе и быть не может.
– Я знаю, мамочка. – Дочь провела рукой по моей спине. – Ты ведь у меня самая лучшая.
Это признание, будто священный огонь, коснулось моей души и зажгло в ней искру надежды. Даже крошечные крылья разверзлись за спиной. Вмиг я поверила, что все действительно будет хорошо и разрешится в скором времени. Для этого ведь не так много нужно – всего лишь чтобы Антон подошел как донор.
– Милая, – прошептала дочери на ухо. – Ты у меня очень сильная девочка, но сейчас мне нужно идти к твоему доктору.
– Хорошо, – кивнула она. – Ты ведь потом зайдешь.
Я выдавила улыбку.
– Обязательно, только перед этим раздобуду тебе альбом и краски. Чтобы ты не скучала.
Дашка тоже улыбнулась, ослепительно и беспечно, будто и не знала о том, что больна. А я вышла из ее палаты, мечтая о том, чтобы Игорь Сергеевич сообщил мне хорошие новости.
В конце концов, моя дочь заслужила шанс, так почему бы Богу его не послать.
Я верила в это так сильно, что даже сомневаться не могла, что в кабинете доктора меня может постигнуть убийственное разочарование.
Игорь Сергеевич, едва я вошла и села, сразу вручил мне стакан с водой и успокоительным.
Плохой знак.
– Анна Николаевна, – терпеливо произнес он, – пожалуйста, не волнуйтесь. Пришли анализы отца Дарьи, и, к сожалению, они не очень оптимистичны.
– Что там? – отставляя воду и не желая ее пить, потребовала ответ я.
– Совместимость есть, но мизерная. Всего десять процентов вероятность, что ткани приживутся, – сообщил доктор. – Но это не приговор. Мы все равно будем лечить Дашу, и возможно, химия даст хорошие результаты. Пожалуйста, только не плачьте.
«Вам легко сказать! – орало и выло все внутри. – Это же не ваша дочь умирает! Да что вы вообще…»
Мои руки опять начали трястись, хотелось кричать в голос, выть от бессилия. Кричать о помощи, молить о ней у всех богов, вот только почему-то они были глухи к моим просьбам.
– Должны быть еще варианты, – пробормотала я. – Донорские банки, может быть, не в нашей стране, может быть, где-то за границей.
Доктор как-то неуверенно покачал головой.
– Банки, конечно, есть, но шансы, что кто-то оттуда подойдет, так малы. Лучше подумайте, есть ли у вас еще родственники. Братья, сестры. Может быть, они у есть у отца Даши.
Я мучительно напрягала память, пытаясь вспомнить, был ли у Антона кто-то из вышеперечисленных. Но потом поняла, что нет – не было. Кроме злюки матери, – которая десять лет назад, будто змея-гюрза, вцепилась в единственного сыночка и обороняла его от меня, – у Данишевского не было никого. Разве что… меня будто током ударило.
– У него есть дочь. От другого брака, – мертвенно произнесла я.
– Сводная сестра Дарьи? – уточнил Игорь Сергеевич.
И я кивнула.
– Это как-то может помочь?
– Да, нельзя отбрасывать подобные варианты, – задумчиво ответил доктор. – Братья и сестры, пусть даже сводные, иногда подходят куда лучше, чем прямые биологические родители. Но нам нужны анализы, чтобы проверить.
Мое сердце забилось чаще. Вот он, еще один шанс для Даши.
Я вспомнила Ольгу, жену Антона. Скорее всего, она вряд ли испытывает ко мне симпатию, зная, кем я была для ее супруга, но как мать она меня поняла. Это вселяло в меня надежду, что Ольга мне поможет, и Настя… так ведь звали девочку, Настя могла бы стать спасением для своей старшей сестрички.
– Спасибо, доктор, – пробормотала я, чувствуя в себе силы любыми способами добиться помощи от Антона и Ольги.
Поэтому и из больницы я вышла в твердой уверенности, что получу согласие на сдачу анализов Насти любым способом. Пообещаю Антону и его жене все, что они захотят. Выполню любые требования. Но они должны согласиться мне помочь. Если это шанс, если это та ниточка, которая вытянет мою Дашу из пропасти, то я ни за что не отступлю.
С неба стал срываться дождь. Надо было зайти под крышу, иначе могла промокнуть до нитки. Только я продолжала идти, ведь капли на коже все равно не ощущались. Весь мир перестал существовать, важными остались только длинные гудки телефона, раскаленными сверлами ввинчивающиеся в ухо.
Антон взял трубку не сразу. Выслушал мой рассказ. Несколько раз пытался что-то сказать, но я не собиралась слушать. Нужны были не разговоры, а действия.
– Очень прошу. Сдайте кровь Насти на анализ. Это, наверно, единственный шанс для Даши. Антон, пожалуйста…
Когда я наконец договорила, некоторое время он молчал, и мне казалось, что земля сейчас разверзнется под ногами.
– Антон, ты здесь? – На секунду мне стало даже противно, что я буквально молю этого человека.
– Здесь, – глухо сказал он.
– И? Скажи же хоть что-то.
– Я поговорю с Ольгой. – Но голос его звучал неуверенно, хотя в конце он неожиданно добавил: – Если нужно что-то еще, говори.
– Ничего. Просто помоги нашей дочери выжить.
– Я тебя понял. Сделаю все, что смогу.
И положил трубку.
Я же еще несколько секунд слушала короткие гудки, после пялилась в экран, на который падали капли, и лишь когда какой-то случайный прохожий толкнул меня в плечо – очнулась.
Черт, я ведь обещала принести Даше альбомы… нельзя забывать о таких мелочах, когда они так важны.
– Самойлова! – рявкнула Лара. – Если ты намерена похоронить себя заживо, то я тебя сама убью! Где это видано, чтобы ходить тенью, ничего толком не слышать и все время витать в своих мыслях! Нужно жить и искать способы решения проблем, а не погружаться в пучину отчаяния!
Она меня встряхнула за плечи так, что невольно с губ слетел тихий вскрик. Меня тут же развернули к зеркалу.
– Аня, разве так можно?! – шипела подруга за спиной. – Да, у тебя горе. Но это не значит, что надо себя в гроб загонять раньше времени. Даша не должна тебя видеть в таком состоянии. Головой подумай! У нее кроме тебя никого нет! На этого твоего Антошу-гонд… режиссера известного, надежды мало. Нам главное, чтобы отыскали возможность пересадить клетки! Остальное – неважно.