— Я стану крестной феей мистера Лористона, — ехидно согласился Мёрдо, и капитан хмыкнул.
— В этом нет необходимости, — возразил Дэвид. — У меня есть вечерний костюм, но в этот вечер у меня правда дело...
— Дорогой мой приятель, не стоит отвергать королевскую благосклонность, — перебил Мёрдо. — Если капитан Синклер не сумел вас убедить, позвольте мне попробовать. Идемте, я куплю вам эля и уговорю принять приглашение короля. Присоединитесь, Синклер?
Капитан вздохнул.
— Я бы с радостью, но уезжаю в Далкит. Можно я оставлю нашего нового друга на вас?
— Считайте, что все уже сделано, — откликнулся Мёрдо.
— Тогда я откланиваюсь. Мистер Лористон. — Синклер хлопнул Дэвида по плечу. — Счастлив с вами познакомиться, сэр. Молю, не разочаруйте короля. Он запоминает все эти мелочи. — В последний раз весело ухмыльнувшись, он развернулся на каблуках и удалился.
— Похоже на угрозу, — глядя капитану вслед, буркнул Дэвид.
— Нет, — радостно ответил Мёрдо. — Он имеет в виду, что король может дать волю эмоциям, если вдруг ему покажется, что им пренебрегли. Это утомительно для ближайшего окружения, например, для капитана. Ты имеешь полное право не идти, если действительно не хочешь. — После паузы он серьезным тоном добавил: — Но я надеюсь, ты все-таки пойдешь. Скрасишь своим присутствием это невероятно скучное мероприятие.
Дэвид вскинул глаза. На лице у Мёрдо появилось незнакомое выражение, отчего внутри что-то шевельнулось и переменилось, словно край утеса обрушился в море. Не удавалось подобрать слова для ответа, и пришлось отвести взор. К счастью, Мёрдо вновь заговорил:
— Идем выпьем эля. Таверна, в которую мы ходили в прошлый раз... Она неподалеку от твоей квартиры?
Дэвид перевел взгляд на Мёрдо. Выражение его лица изменилось. Он снова улыбался, взор темных глаз стал многообещающим.
Вот так уже легче. Лучше.
— Да. Неподалеку. Я тебя отведу.
***
В таверне их встретил тот же трактирщик и отыскал табуреты, которые они подтащили к обшарпанному деревянному прилавку. Сегодня все столики были заняты. Таверну заполонили гости, прибывшие в город ради визита короля. Они заказали эль и две порции тушеной баранины.
После праздного стояния в Холирудском дворце Дэвида одолел голод — он быстро разделался с бараниной и, отпив эля, согласился на предложенную Мёрдо вторую кружку. Пока они ели и пили, Мёрдо рассказывал о короле и его свите. Об эмоциональной натуре короля и его детских капризах. О слабостях его ближайших советников. Говорил о том, кто действительно имел влияние, а кого просто терпели. Говорил о том, что король обожал свою невзрачную неопрятную любовницу леди Конингхэм, об их абсурдных выходках, которые они часто позволяли себе на глазах у щедро вознагражденного мужа и детей этой дамы.
— Ты в шоке, — подметил Мёрдо, приняв во внимание выражение лица Дэвида.
Дэвид догадался, что неодобрительно хмурился.
— Это отвратительно, разве нет? Стоит только задуматься о власти и богатстве, которыми наделен этот человек, в то время как обычные люди страдают и голодают. Посмотри, сколько он потратил на дворец наслаждений в Брайтоне.
— Согласен, это чудовищно. Но я бы все равно с радостью показал тебе этот дворец. Канделябр в банкетном зале свисает из драконьих лап. Это изумительно.
— Какая возмутительная трата, — изрек Дэвид, правда, попытался представить сей канделябр.
— Но необычная. — Мёрдо посмотрел Дэвиду в глаза. — Может, следует снести дворец? Ведь его вообще не должны были строить.
— Может, и следует.
— Говорит мужчина, который сегодня спас короля от падения, прекрасно зная, какой он расточительный человек.
— Он плохо выглядел, — оправдываясь, сказал Дэвид. — Я увидел, как он пошатнулся, и без раздумий отреагировал. Я бы сделал то же самое для любого присутствующего.
— Знаю. — Мёрдо улыбнулся.
Дэвиду не приглянулось, что за его поведением столь тщательно наблюдали, и он решил сменить тему:
— Расскажи о капитане Синклере. Он фаворит короля?
— Он интересный человек, — ответил Мёрдо. — В окружение короля он попал недавно и пока не занял высокий пост, зато он все слышит. Ему хочется довериться, ему хочется нравиться. Люди дают ему информацию, чтоб заслужить его расположение.
Дэвид вспомнил миловидного мужчину в мундире с озорным взглядом и красивыми усами. Дэвид понял, что Мёрдо имел в виду. Даже мужчина, не разделявший их предпочтений, залюбовался бы уверенным мужественным энергичным Синклером. Он относился к тому типу мужчин, к которому тянуло и мужчин, и женщин.
— Расскажи о том, что он слышал, — попросил Дэвид, в голосе прозвучал намек на вызов. — То, о чем я могу не знать.
— Полагаешь, он бы поделился со мной? — Улыбка заиграла у Мёрдо на губах.
— Кое-чем — да. Иначе откуда бы тебе знать о его осведомленности? Кроме того, вы вроде бы дружны, и он наверняка тебе доверяет, раз передал тебе данное королем поручение.
— Ты говоришь о бале пэров? А может, я сам попросил Синклера передать поручение мне? — Мёрдо улыбнулся, но лицо осталось непроницаемым.
Дэвиду никак не удавалось определиться, какого Мёрдо он предпочитал: того, что давал уклончивые смущающие ответы, или того, что смотрел нежным беспечным взглядом. Оба пробуждали неуютные ощущения.
— Ну ладно, — прервав думы Дэвида, сказал Мёрдо. — Вот тебе кое-что из рассказанного. Ты слышал о лорде Лондондерри?
— О том, что он мертв? Да.
Весть о кончине министра иностранных дел только достигла Шотландии. Он покончил жизнь самоубийством примерно в то же время, когда король отбыл в Шотландию.
— Еще я слышал, что это самоубийство, — выдержав паузу, добавил Дэвид.
Подтверждая правильность сего высказывания, Мёрдо наклонил голову.
— Он перерезал себе горло перочинным ножом.
— Господи... — Дэвид вздрогнул.
— О, Синклер рассказал мне еще кое-что. — Он подался ближе к Дэвиду и очень тихо проговорил: — Незадолго до того, как король отправился в Шотландию, Лондондерри ходил с ним повидаться. Он бредил. Сказал королю, что скрывается от правосудия, что его обвиняют в тех же преступлениях, что и епископа Клогерского. Он лобзал королю руку и в одну минуту молил о прощении, а в следующую — пустословил как безумец.
Борясь с приступом тошноты, Дэвид сглотнул. Арест епископа Клогерского, пойманного в публичном доме в компрометирующей ситуации с солдатом гренадерского полка, стал крупнейшим скандалом за последние годы. В особенности после того, как епископ нарушил условия освобождения и сбежал. Это поразило общественное воображение. Люди говорили об этом деле так, словно содомия ответственна за все беды мира. Словно действия двух мужчин в личных покоях каким-то образом просачивались через окна, через трещины в стенах и заражали всех этим пороком.
Но стоило ли изумляться людскому мышлению? В конце концов, Дэвиду с детства внушали то же самое. И он в это верил. Его убедили, что тяга к этому акту и вожделение мужчин, — это признак слабой грешной натуры. Нечто такое, что следует пресекать любой ценой.
Это изменилось? Он сам изменился?
Раньше, услышав, как люди насмехались над содомитами и мужеложцами, он испытывал лишь стыд и самоотвращение. Однако в последнее время — после разразившегося скандала с епископом — он ловил себя на том, что злился, когда слышал подобные суждения. Злился, что люди считали, будто они вправе знать, что творится за чужими закрытыми дверями. Злился, что они хотели рвать людей на части, даже винили ситуацию в стране. Они полагали, что мужчины, совершавшие эти акты, обезумели из-за разврата и похоти.
Они якобы знали, что чувствует мужчина в такой ситуации...
— Ты в порядке?
Дэвид, вздрогнув, заметил, что на него с обеспокоенным видом глядел Мёрдо.
— Да... Я в порядке. Ужасное дело. Я имею в виду Лондондерри.
Мёрдо нахмурился.
— Не следовало вот так все разбалтывать. Временами я забываю, что ты отличаешься от людей, с которыми я обычно общаюсь.
Речь шла об аристократах. Об аристократах и политиках. О людях, наделенных властью и влиянием.
— А твои друзья не находят это возмутительным?
— Я не считаю этих людей друзьями. И нет, для них это наивкуснейшая сплетня.