— Потом он помчался в главный дом и потребовал встречи с отцом Уильяма, — продолжил Дэвид. — Не знаю, что там обсуждалось, но на следующий день Уильяма увезли из деревни. На этом все и закончилось. Больше этот случай не упоминался. — Он проглотил вторую порцию виски, и, как обычно, второй глоток прокатился по горлу в два раза мягче первого. Стало легче во всех смыслах. — Самое ужасное, что я сильно огорчил отца.
Неправда. Самое ужасное — это предательство Уильяма.
— Иди сюда, — после долгого молчания изрек Мёрдо.
Являвший собой тень Мёрдо раздвинул ноги и поманил Дэвида кивком головы. Дэвид встал между его ног, а Мёрдо, опустив руки на бедра, притянул его ближе.
Блики огня играли у Мёрдо на лице, что приняло странное выражение, взгляд темных глаз стал нежным.
Дэвид ждал очередного вопроса или, может, очередного суждения о его характере. Без сомнений, сказанное лишь подтвердило теорию о том, что Дэвид неспособен наслаждаться удовольствиями, коими с легкостью упивался Мёрдо.
Однако Мёрдо произнес лишь:
— Чего ты хочешь?
— Что? В каком смысле?
В ответ Мёрдо сел прямо и, опустив руку Дэвиду на промежность, провел пальцами по начавшему наливаться члену.
— Скажи, чего ты хочешь.
— Я?
Мёрдо тихо хохотнул.
— Да, ты. До сих пор я вел тебя за собой. Сегодня ты решай.
Дэвид заартачился. Он никогда так не делал. Никогда не брал инициативу на себя.
Хотя нет. Один раз все же брал. В последний день с Уильямом за конюшнями. Он притянул Уильяма к себе и прижался к нему губами. Сердце переполнилось почти невыносимыми эмоциями, похожими на счастье и мучение. Солнце припекало неприкрытую голову. Дэвид, обнимая сильного юного Уильяма, припал к его губам.
А потом пришел отец.
Он хотел того же невинного счастья, незапятнанного мирским неодобрением. Хотел, даже зная, что это недостижимо.
— Поцелуй меня, — взмолился он. Хрипотца в голосе изумила, как и послышавшееся волнение. Смутившись, он откашлялся и уже спокойнее добавил: — Хочу, чтоб ты меня поцеловал.
Слегка коснувшись Дэвида, Мёрдо поднялся. Он гораздо выше Уильяма и шире. Мужчина, а не юноша. В нем нет ни капли невинности и непорочности. Он грешный и циничный. Бесцеремонный. Ничто в мире его не волновало. Он лишь лакомился его плодами, бродил в дебрях и ни в ком не нуждался. Этот поцелуй не сравнится с тем давнишним.
Мёрдо за подбородок приподнял голову Дэвида. Странное выражение лица вернулось, то самое, из-за которого Дэвид чувствовал себя беззащитным. Он закрыл глаза, но с барабанившим сердцем ничего поделать не мог.
Мёрдо коснулся Дэвида губами, словно перышком — лишь намек на поцелуй, — и обхватил затылок, зарывшись пальцами в волосы. Он удовлетворенно застонал и повторял снова и снова, не спеша углубляя поцелуй. Теплыми податливыми губами Мёрдо запечатлевал соблазнительные поцелуи и наконец-то завладел губами Дэвида полностью, проскользнув в рот языком, а мощной рукой притянул его еще ближе.
Дэвид почувствовал, как внутри что-то треснуло, сдерживаемая страсть выплеснулась наружу. Обхватив Мёрдо за шею, он приоткрыл рот, и они переплелись языками. Дышать вдруг стало тяжело.
Он угадал. Этот поцелуй не имел ничего общего с тем давнишним. Незачем себя дурить. Они с Мёрдо не любящие друзья. Они не были и никогда не станут Давидом и Ионафаном. Мёрдо хотел его. И с каждой новой встречей становилось легче, все казалось естественнее.
Дэвид, силясь перевести дух, оторвался от Мёрдо.
— Хочу, чтоб ты меня трахнул.
Сорвавшееся с губ слово — «трахнул» — прозвучало грубо, отвратительно, но в то же время честно. Наконец-то Дэвид огласил затаенное желание, что столь долго ему досаждало.
Мёрдо остолбенел.
— Сомневаюсь, что это хорошая идея.
Дэвида словно окатило холодной водой. Он убрал руки с плеч Мёрдо и попятился. Унижение обожгло щеки.
— Дэвид... — Мёрдо схватил его за руку. — Дэвид... пожалуйста. Дело не в том, что я не хочу. Боже, я очень тебя хочу. Ты должен знать!
— Должен? — обиженно выплюнул он.
Мёрдо разочарованно вздохнул и провел рукой по лицу.
— Впервые в жизни — впервые — я пытаюсь поступить правильно...
— О чем ты?
— О том, что заниматься с тобой сексом — а у тебя это случится впервые, — после рассказа о любви всей твоей жизни, о мужчине, что подвел тебя и предал на глазах у отца, — это плохая идея. Я не могу... Это неправильно.
— Почему? — огрызнулся Дэвид. — Я хочу этого, Мёрдо.
— Потому что я не хочу этого делать, когда ты думаешь о проклятом Уильяме, ясно? Хочу, чтоб наш первый раз, если он вообще случится, был... был... — Он вроде бы лишился дара речи.
— Каким? Скажи.
Мёрдо вздохнул.
— Нежным.
— Нежным?
— Да, — произнес он сквозь стиснутые зубы.
— Господи, Мёрдо, я не какая-то непорочная дева в первую брачную ночь! Мне двадцать шесть лет, и я сделал столько минетов в подворотнях, что уже и не сосчитаешь. Мне не нужна нежность. Господи, да я не заслуживаю нежности.
Мёрдо смерил его яростным взором. Дэвида посетило ощущение, что он сказал нечто неправильное. Он приготовился к тому, что Мёрдо обрушит на него весь свой гнев, но вместо этого Мёрдо ударил кулаком в стену.
— Господи Иисусе! — возопил Дэвид. — Какого дьявола ты творишь?
Он бросился к Мёрдо и осмотрел дрожавшую руку, сбитые костяшки кровоточили. Мёрдо выдернул руку из хватки.
Дэвид кинул взгляд на стену.
— Штукатурка треснула!
— Прости, — буркнул Мёрдо. — Я все исправлю.
— Я не о том... Боже, твоя рука, Мёрдо! О чем ты только думал? Что такого я сказал?
Дэвид развязал шейный платок и осторожно обмотал им костяшки.
— Ты сказал, что не заслуживаешь моей нежности.
Дэвид, завязывавший лен на поврежденной руке, прервал свое занятие.
— Но зачем...
Мёрдо сглотнул.
— Кое-что вспомнилось, — мрачно глядя на Дэвида, молвил он.
— Давай сядем, — пробормотал Дэвид.
Он подвел Мёрдо к креслу и усадил, но когда направился к стоявшему напротив стулу, Мёрдо схватил его за руку и потянул на себя.
— Посиди со мной.
Дэвид замер.
— Каким образом?
— У меня на коленях.
Дэвид смущенно хохотнул.
— Я не женщина...
— Да ради всего святого, Дэвид! — закричал Мёрдо. — Я знаю, что ты не женщина! Даже если б я еще этого не заметил, то благодаря твоим частым напоминаниям точно бы догадался! Нельзя посидеть со мной, просто потому что я хочу, чтоб ты был рядом? — В голосе послышались отчаяние и разочарование.
Дэвиду стало стыдно.
— Хорошо, — нехотя изрек он.
Он неуклюже опустился к Мёрдо на колени, усевшись спиной к его груди. Мёрдо расхохотался негромким грудным смехом.
— Спасибо, — пробормотал он Дэвиду на ухо и, обхватив руками, притянул его ближе.
Какое-то время они сидели молча. Оцепенение постепенно схлынуло, и Дэвид расслабленно прислонился к Мёрдо. Огонь весело потрескивал, языки пламени завораживали. Мёрдо, крепкий, чуткий и податливый, окутал Дэвида теплом и силой. Это странным образом утешало, что совершенно неправильно. Ведь Дэвиду следовало стать утешителем, разве нет?
Дэвида потрясло, когда Мёрдо наконец-то заговорил:
— Мой первый раз был далеко не нежным, — тихо начал он. — Мной... ужасно попользовались. Двое мужчин вели себя очень грубо. Мне было всего девятнадцать.
— Боже, — прошептал Дэвид. — Мёрдо, извини. Я не знал.
— Я был глупцом, — покачав головой, сказал Мёрдо. — Очень наивным. Я доверился тем, кому доверять не стоило.
— Ты не виноват в чужой жестокости.
— Знаю. Но еще я знаю, каково это — когда в первый раз тебя берут в грубой манере. Когда тобой пользуются, как вещью. Для тебя я такого не хочу.
— У нас так и не будет.
— Знаю. Но дело не только в этом. Я хочу, чтоб все сложилось идеально.
— Идеально? Что должно сложиться идеально?
— Мы оба должны желать этого душой и телом, оба должны быть уверены.
— Я уверен.
— Сомневаюсь. Это не случайность, что ты просишь меня сразу после рассказа об отце и Уильяме. Ты огорчился...
— Я в порядке, — перебил Дэвид.