Елена Богатырева - Обреченная на счастье

Все это время он посматривал на меня, поджимая губы, чтобы не рассмеяться, а я пыталась делать вид, что мне все это абсолютно безразлично. Но платья, развешанные по стенам, поразили мое воображение, я не выдержала и спросила Зуму:

— Это твои?

— Да, — сказала она, — они все новые. Это приданое.

— Они так месяц будут висеть, — объяснил Ол.

— Ты замуж выходишь? Сердце мое совсем окаменело и готово было рассыпаться каменной пылью.

— Да, — сказала Зума и, изумленно оглянувшись на Ола, что-то спросила у него.

Он ответил ей, она, похоже, возразила, замахала руками на него, мол, хватит, хватит, и снова повернулась ко мне:

— Я скоро выхожу замуж. А сегодня у меня… — Она вставила непонятное слово.

— Девичник, — перевел Ол.

— Да, дэвишник. И я тебя приглашаю. Это будет такая честь.

— Да что вы, я здесь ненадолго. Мне…

— Она обязательно придет, — ответил за меня Ол.

Мне очень хотелось его стукнуть, но в это время дверь приоткрылась и показалась голова молодого человека с широкой улыбкой. Зума замахала на него руками. Но он не уходил, а, кивнув нам, поманил ее пальцем. Зума покраснела и, извинившись, упорхнула к нему. Через пять минут в доме раздались женские крики. Я выглянула в окно. Три женщины, смеясь, выталкивали молодого человека из дома.

— Кто это? — удивилась я.

— Это жених, — сказал Ол. — Сегодня ему сюда нельзя.

У меня внутри открылся горячий источник, накрыв сердце кипящей волной. Ол очень внимательно наблюдал за моей реакцией. Черт побери! Это он все специально проделал. Ему интересно было, как я отреагирую. То-то он все наблюдал за мной.

— Зумрад — моя двоюродная сестра. А он — мой друг. Я сегодня иду на мальчишник. А ты уж не обижай ее, приходи к ней. Это праздник на всю ночь. Я тебя на рассвете встречу за воротами.

Нам принесли плов, и я с удовольствием ела его руками. Дома я обожала это занятие, но мама все время била меня по рукам и кричала, чтобы я взяла вилку. Потом Ол ушел, а Зума решила довершить начинание брата по моему перевоплощению и заплела мои волосы в сотню тонких косичек. Потом мы с ней красили брови сурьмой и она долго рассказывала мне, как познакомилась со своим женихом.

Улучив момент, когда Зума занималась приготовлением какого-то особо сложного блюда, я решила, что час мой пробил — пора действовать. Сказав, что мне нужно на минуточку отлучиться, я бросилась к воротам и быстро пошла по направлению к дому деда. Разумеется, я не забыла прихватить из кармана брюк рекомендательное письмо Пиратовны. Поравнявшись с окнами, я наткнулась на свое отражение. Теперь никто не узнал бы во мне русскую девчонку. Я постучала. Дверь открылась, но на пороге никого не оказалось. Я вошла внутрь, и дверь сама собой с шумом захлопнулась.

Стоя в темном коридорчике, я терпеливо ждала, пока глаза мои привыкнут к кромешной темноте, потому что совсем было непонятно, в каком направлении двигаться дальше. Минуты через три я стала различать стены и провалы дверей в них. Хорошо было бы позвать кого-нибудь или просто крикнуть «Эй, есть тут кто-нибудь живой?», но я твердо решила не афишировать свою национальную принадлежность. Неожиданно загорелся яркий свет, и я зажмурилась. А когда открыла глаза, передо мной стоял мальчик и хлопал на меня ресницами такими же длинными и черными, как у Ола. Я сунула ему под нос бумажку с длинным именем деда, и он указал мне на самую маленькую дверь, ведущую, как мне сначала показалось, в какой-то чулан.

Войдя, я немного оторопела. Комната была полностью драпирована коврами. Со стен свисали черные лианы, и было непонятно, откуда же они растут. Курильница чадила тяжелым ароматом. Посреди комнаты на подушках сидел с закрытыми глазами старик с длинной белой бородой. Прямо перед ним стояло огромных размеров зеркало. «Зачем, интересно, он сел перед зеркалом и закрыл глаза?» — недоумевала я. Около подушек лежала толстенная книга в сафьяновом переплете, изъеденном молью, а на книге лежал старинный кинжал с изогнутым лезвием. Справа в небольшом металлическом чане полыхал огонь.

У меня закралось подозрение, что дед этот — местный колдун. Понятно теперь, почему люди закатывают глаза и готовы все отдать, когда произносят его имя. Я внимательно присмотрелась к старику и ахнула. Это был точь-в-точь правитель Согдианы, только на голове его вместо короны красовалась расшитая разноцветным шелком тюбетейка.

Так как ахнула я вслух, дед открыл глаза и хмуро посмотрел на меня. Готова поклясться, что он тоже был не прочь бросить меня в темницу. Он что-то сказал, и голос его оказался таким же скрипучим, как и в моем видении. То есть это был один и тот же голос, потому что другого такого просто не могло быть. В памяти тут же всплыло страшное слово «чужая», и я решила не подавать голоса ни под каким видом. Вместо этого я протянула ему письмо Пиратовны, и он, выудив из складок своего одеяния очки в современной модной оправе, стал читать ее каракули, брезгливо разглаживая измятый листок.

Прочитав, он еще минут пять косился на меня, поминутно то закрывая, то открывая глаза. Затем хмыкнул и хлопнул в ладоши. «Стража», — похолодела я. Но вместо стражников на пороге появился уже знакомый мне мальчик, и старик коротко что-то приказал ему. Мальчик исчез и через несколько минут появился снова. В руках он бережно держал вазу. Старик кряхтя встал, взял вазу обеими руками, положил поверх нее книгу, закрыл глаза и, протягивая руки вперед, стал что-то бормотать с закрытыми глазами. Я поняла это как приглашение забрать то, за чем меня прислали, сделала шаг вперед и, как только коснулась ее металлического края…

Да, да. Мне только что вручили ее. В небольшом зале горел огонь, столы ломились от обилия яств, и старик с короной на голове протягивал мне вазу. Я взяла ее, и в этот момент заиграла все та же заунывная мелодия. Ол стоял возле меня и грустно улыбался. А старик опустился на колени посреди комнаты и нараспев принялся произносить то ли молитву, то ли заклинание.

— Что он делает? — тихо спросила я Ола.

— Умоляет духов смерти оставить наш народ, продлить дни благоденствия страны, изменить судьбу.

— А разве можно изменить судьбу? — спросила я.

— А ты как думаешь?

— Думаю — нет.

— Тогда всем нам грозит бесславная жизнь и скорая смерть, так сказано в книге предсказаний.

— И ничего нельзя сделать?

— Ты могла бы спасти страну.

— Но как?

— Выйти замуж за сына нашего народа, родить наследника.

— Но это невозможно.

— Почему?

— Я живу совсем в другом мире. У меня другое будущее.

Он вздохнул и сказал:

— Я знаю.

— Откуда?

— Об этом тоже написано в книге. Ты уйдешь, и мы больше никогда не встретимся.

— Где она, твоя книга?

Он кивнул в сторону молящегося старика, и я увидела около него книгу в сафьяновом переплете. Тогда я быстро подошла к нему, подняла книгу и бросила ее в огонь, пылающий посреди зала.

— Этого будущего больше нет! — крикнула я. — Вы напишите другую книгу, совсем другую.

Что тут началось! Ко мне с разных сторон бросились люди. Они метались между мной и книгой, страницы которой быстро занимались пламенем. Люди кричали, толкались, бросались друг на друга. Я пробивалась в этой сутолоке к выходу, отчаянно работая локтями…

Очевидно, я сделала какое-то резкое движение, потому что книга, лежавшая поверх вазы, слетела с нее и, раскрывшись в воздухе, упала прямо на мерцающие теперь в чане угли. Страницы вспыхнули, и старик громко закричал. В соседних комнатах послышались шаги, несколько человек спешили ему на помощь, он пытался спасти книгу, но страницы на глазах одна за другой превращались в красные язычки пламени. Мне показалось неуместным дожидаться развязки этой трагедии, и я метнулась к выходу. Выбежав на улицу, я бросилась к дому Зумы и первым делом спрятала драгоценную вазу в пакет, забросав своими вещами.

— Что ты здесь делаешь?

Зума подошла так тихо, что я не успела восстановить дыхание.

— Старик отдал мне вазу. — Я решила не врать ей, какая теперь разница.

— Вот это да! — Она обхватила лицо руками и закачала головой.

— Зума, можно спросить тебя?.. — начала я.

— Конечно, ведь мы с тобой теперь почти родственницы.