В доме поднялась суматоха, начали собирать сундуки и ящики леди Бэрроуз. Мег Финей, старшая камеристка Эйден, командовала сборами.

— Разве я не была при дворе с моей госпожой, прежде чем она вышла замуж? — вопрошала она других слуг с видом превосходства. — Я знаю, какие вещи требуются при дворе.

Из, Королевского Молверна на помощь приехала камеристка леди де Мариско, Дейзи Келли. Она была гораздо лучше осведомлена о нравах двора, чем старая Мег, ведь Скай О'Малли де Мариско провела много времени на службе у королевы. Не обижая колючую Мег, она помогала ей, и ее помощь была оценена по достоинству. Старая Мег редко вставала с постели в эти дни, мучаясь болями в суставах.

Платья леди Бэрроуз, нижнее белье, ночные принадлежности, меха и плащи, драгоценности и постельное белье были тщательно уложены. Вместе с пуховыми подушками упаковали небольшую дубовую лохань для мытья. У Валентины будет своя карета с лошадьми и кучер, а также верховые лошади. Ее кузина Виллоу, графиня Альсестерская, невероятно гордившаяся тем, что принадлежит к людям, которым доверяет королева, должна была представить ее при дворе.

Среди королевских фрейлин уже было найдено место для Валентины — одна из фрейлин уехала в Йорк на рождество, серьезно простудилась и совершенно неожиданно умерла. Узнав об этом, Виллоу немедленно стала просить леди Хауард, графиню Ноттингем, предложить на это место ее кузину.

— Хотя моей кузине всего двадцать, мадам, она очень серьезная и образованная женщина, — сказала Виллоу.

— Вы говорите, она вдова?

— Да, мадам. Вдова лорда Бэрроуза из Хилл-Корта в Оксфордшире. Они были женаты очень короткое время, нет ни детей, ни других препятствий, которые могли бы помешать леди Бэрроуз служить ее величеству.

Виллоу знала, что сейчас королева не любит перемен, и энергично искала возможность представить Валентину в наиболее выгодном для нее свете.

Леди Хауард, урожденная Кэтрин Кэрн, дочь покойного кузена королевы Генри Кэрна, лорда Хандстона, не припомнила лорда Бэрроуза.

— Кто родители вашей кузины? — спросила она.

— Ее отец — брат моей матери, урожденный О'Малли, но известный все эти годы как Конн Сен-Мишель, лорд Блисс. Ее мать — единственная дочь покойного Пейтона Сен-Мишеля, бывшего лорда Блисса, — ответила Виллоу.

— Конн О'Малли! — Воспоминание заставило губы леди Хауард расплыться в улыбке. — Его называли самым красивым мужчиной при дворе. Он стал причиной ужасного скандала, и королева женила его на какой-то наследнице и отослала от двора. Позже ему позволили вернуться, но я не видела его много лет. Он был очаровательным мужчиной! — Тут добрая женщина спохватилась и спросила:

— Итак, он остепенился, не правда ли?

— Образцовый муж и отец семерых детей, — сказала Виллоу, слегка улыбаясь.

Дядя Конн производил самое потрясающее впечатление на придворных дам определенного возраста, хотя она сама не была свидетелем этому.

— Ну, — сказала графиня Ноттингем, — вы не легкомысленная женщина, леди Эдварде, и я не могу припомнить, чтобы вы когда-либо просили за родственника или за друга. Вы можете поручиться за поведение вашей кузины?

— Конечно, мадам, но в этом нет необходимости. Валентина очень осмотрительная женщина, какой была и ее мать, когда служила королеве.

— Эйден Сен-Мишель! — задумалась леди Хауард и нахмурилась, копаясь в своей памяти. — Такая высокая, довольно некрасивая девушка?

— Да, мадам.

— Я помню ее, хотя и смутно, — сказала графиня. — Я также вспоминаю, что жена Линкольна была ее дальней родственницей, Когда она поняла, что девушка и ее наследство ускользнули от нее, она ужасно расстроилась. Ваша кузина такая же некрасивая, как и ее мать?

— Нет, мадам. Она, как и все дети моего дяди, скорее похожа на него, — ответила Виллоу.

Этот разговор произошел в последний день декабря, и, как только место для Валентины было обеспечено, Виллоу послала гонца к своей матери в Королевский Молверн. На седьмой день января 1601 года, сразу после крещенских праздников, Валентина, леди Бэрроуз, рассталась со своим родным домом во второй раз за последние полгода. В прошлый раз она уезжала как невеста. Сейчас она ехала искать свое счастье.

Слуги, многих из которых Валентина знала с детства, выстроились, чтобы пожелать ей доброго пути: Бил — дворецкий семьи, которому сейчас было около семидесяти, но который по-прежнему лучше многих других исполнял свои обязанности; его жена, экономка, которая по-прежнему служила семье и которая выстроила горничных для прощания; Эрвина, толстая кухарка, и Леома, прачка, — они плакали, не стыдясь своих слез, и обнимали леди Бэрроуз. Валентине казалось, что они больше переживают сейчас, когда она отъезжает ко двору, чем раньше, когда она выходила замуж. Мартин, кучер, давал строгие наставления Тэму, своему помощнику, потому что именно Тэм должен был править каретой леди Бэрроуз. Ее собственный кучер никогда не был в Лондоне и явно боялся этой поездки. Он останется в Перрок-Ройяле помогать Мартину вместо Тэма.

Эйден обняла дочь.

— Запомни, королеве не понравится, если ты будешь слишком выделяться, моя дорогая. Она может быть раздражительной, но у нее доброе сердце.

— Она сука, и у нее хорошая память на ошибки, оскорбления или на неуважение, — резко бросила Скай. — Она восхищается умными женщинами, поэтому не бойся дать ей понять, что у тебя есть мозги.

— Помни о своем поведении, — наставляла Эйден Валентину. — Помни, что есть ты должна изящно.

— Остерегайся джентльменов, — продолжала Скай. — Большинство из них будут необыкновенно обворожительны, но совершенно неискренни. Они приложат все усилия, чтобы совратить тебя, не важно, женаты они или холосты. Женатые мужчины хуже всего. И очень немногим холостякам можно уделять свое время. Ты сама узнаешь кому.

— Следи за тем, чтобы твои платья и нижнее белье были чистыми и без пятен, — беспокоилась Эйден. — Неряшливый вид вызовет неблагосклонность королевы.

— Береги свое доброе имя, — говорила Скай. — Не сплетничай о других, хотя они наверняка будут сплетничать о тебе. Если будешь осторожна, не дашь другим повода для сплетен, хотя всегда найдут что сказать. — Она засмеялась, — И то, что ты услышишь про других, Валентина, держи при себе.

— Можно нам ехать? — спросил Патрик Бурк, который сопровождал свою кузину. — Я проведу несколько следующих месяцев при дворе и обещаю приглядеть за этим невинным созданием.

Карета и эскорт из шести вооруженных мужчин с грохотом отъехали от увитого плющом дома из серого камня с острой крышей из котсуолдской10 черепицы. День выдался холодным, но ясным. От озера, покрытого льдом, отражался яркий солнечный свет, но на земле снега было мало. Высунувшись из окна кареты, чтобы посмотреть на любимый дом, Валентина не могла подавить нервное возбуждение.

— Забирайся внутрь, — предупредил ее ехавший верхом Патрик. — Вывалишься из кареты.

Валентина показала ему язык, но подчинилась, подняла окно и надежно закрепила его на кожаных петлях.

— Ну, ладно, — обратилась она вслух к проплывающей за окном местности, устраиваясь на сиденье кареты, — хуже не будет!

— Что может быть хуже? — пробормотала Нен, ее беспокойная камеристка.

— То, что уготовано для меня сейчас. В прошлый раз я уехала из дома, чтобы через месяц вернуться туда вдовой. Это путешествие, — сказала она с удовольствием, — может послужить началом настоящего приключения для нас!

— Бог да не допустит этого, миледи! — ответила Нен, тараща глаза в ужасе. — Я не искательница приключений, и мне хватит переживаний на всю жизнь еще с тех пор, когда вы были младенцем. Я вышла замуж за Гарри Била, подарила ему трех здоровых детей, двое из них были мальчиками, потом мне пришлось похоронить своего доброго мужа, а ведь я надеялась дожить с ним вместе до глубокой старости. С меня хватит приключений, миледи. Вы просто едете в Лондон, хорошо послужите королеве и найдете себе нового мужа. Разве не для этого предназначена женщина? Для мужа и для детей.

— Почему ты так говоришь, Нен, — поддразнила Валентина свою преданную служанку, — где же твоя отчаянная храбрость?

— Я оставила ее в Ирландии двадцать лет тому назад, миледи, — угрюмо ответила Йен.

— Ну так тебе лучше снова обрести ее, Нен, — озорно предупредила ее хозяйка. — Всю свою жизнь я была маленькой провинциальной девочкой. Проводила все время в мечтах о любви, которой для меня не существует, и никогда не находила времени для легкомысленных занятий. Вот зачем я еду ко двору, Нен. Для развлечений! Только для развлечений! — Объявив свои намерения потрясенной камеристке, Валентина откинулась на сиденье. На ее прекрасном лице появилась улыбка, которую Нен никогда раньше не видела.