Виллоу, красивая графиня Альсестерская, старшая дочь Скай О'Малли де Мариско, приехала в Королевский Молверн на пяти каретах, окруженных дюжиной всадников. Они важно прогрохотали по дороге, засыпанной гравием.
— Слава Богу, что они не задержатся здесь. — Лорд Блисс рассмеялся, когда сестра сообщила ему об их прибытии. — Почему Виллоу нужно путешествовать с таким большим сопровождением и с такой помпой?
— Она и Джеймс ездят вместе с детьми, — сказала Скай, — и не потому, что они уже выросли, а потому, что этот выводок слишком неугомонный и крикливый. Я поражаюсь, как моя строгая и правильная, совершенно английская дочь смогла родить такое потомство.
— Как их бабушка, — пробормотал лорд Блисс. Не обращая на него внимания, леди де Мариско продолжала:
— Виллоу и Джеймс ехали в первой карете. Потом следовала карета с четырьмя дочерями, карета с четырьмя сыновьями, карета с багажом и еще одна карета со слугами. Должна сказать, что Виллоу предусмотрительная гостья и не обременяет моих слуг своей семьей. Джеймс и два его старших сына, конечно, привели с собой собственных лошадей. Генри и Френсис считают себя, несомненно, выше двух своих младших братьев и могут потерять терпение от долгой совместной поездки. Имея лошадей, они используют возможность ехать верхом, когда пребывание в карете становится невозможным.
Из Девона приехали третий сын леди де Мариско, граф Линмут, его жена и их семейство. Роберт Саутвуд, которого его близкие называли Робином, вскоре должен был отпраздновать свое тридцатисемилетие. Он был красивой копией своего покойного отца, но ему недоставало горькой насмешливости Джеффри Саутвуда. Робин был счастливым человеком, жизнь его складывалась необыкновенно удачно. Он никогда не ведал серьезных печалей до тех пор, пока не остался вдовцом с тремя малолетними дочерьми. Он обрел счастье, о котором не мог и мечтать, со своей второй женой, красивой, золотоволосой Эйнджел Кристман, три падчерицы которой — Элизабет, Кэтрин и Анна — не помнили другой матери, кроме нежной, оправдывающей свое имя мачехи5.
Ее брак с их отцом подарил им не только любящую мать, но и в конечном счете полный дом сводных братьев и сестер. Через девять месяцев после свадьбы Эйнджел родила мужу первого сына, которого в честь деда назвали Джеффри. За ним последовали три его брата в 1591, 1594 и 1596 годах; а год назад, к общей радости Эйнджел и Робина, родилась малышка Лора.
Робин и его жена должны были жить у его сводной сестры Дейдры, леди Блэкторн, и ее мужа, дом которых был неподалеку от Перрок-Ройяла. У Дейдры и ее мужа было семь человек детей — три сына и четыре дочери. Лорд и леди Блэкторн также примут Патрика, лорда Бурка, брата Дейдры. В тридцать один год Патрик был по-прежнему холостяком. Добрая Дейдра уже отчаялась найти жену для брата, потому что он не только отвергал ее попытки сватовства и такие же попытки других девушек и их матерей, но и вообще, казалось, не был заинтересован в том, чтобы найти себе жену.
Прибыли первыми и уже с удобствами разместились в Королевском Молверне, еще до того, как по подъездной дороге с грохотом подкатила пышная свита старшей сестры Велвет де Мариско Гордон, графиня Брок-Кэрнская и ее муж Алекс. Каждое лето они приезжали из своего дома Дан-Брок на севере Шотландии, где Брок-Кэрны жили в течение нескольких сотен лет. У них было четыре сына. У Алекса была также десятилетняя дочь от давно забытой любовницы. Он считал, что нужно признать ребенка законным, и, хотя Сибилла провела с матерью первые месяцы своей жизни, она ее не помнила. Единственная женщина, которую она знала, была вырастившая ее мачеха. Она и Велвет были особенно близки, потому что Сибби умела ладить со всеми. Скай, однако, считала ее слишком развязной.
Семья невесты должна была принять в Перрок-Ройяле семью жениха. Роберт Грейсон был единственным выжившим сыном Артура и Маргарет Грейсон, барона и баронессы Рентой, владельцев Холли-Хилла. Не считая Роберта, его родителям не везло с потомством: они потеряли двух сыновей, родившихся через пять лет после рождения Роберта. После этого несчастная леди Маргарет долго не могла понести. И только когда Роберту исполнилось девять лет, у его матери родилась Сексона, которой сейчас исполнилось четырнадцать. Затем последовали еще два выкидыша. И наконец, родилась Памела, которой сейчас восемь. Грейсоны, чье маленькое поместье граничило с Перрок-Ройялем на северо-востоке, знали Анну Сен-Мишель всю жизнь. Они были рады, что в это трудное время получают в невестки такую обаятельную и здоровую молодую леди.
На свадьбу прибыли также сэр Роберт Смолл, деловой партнер леди де Мариско, и его старшая сестра леди Сесили, которую считали бабушкой все братья и сестры семьи, начиная с поколения Валентины и кончая младшими детьми. Смоллы были почти членами семьи. Посторонние предполагали между ними какую-то кровную связь, которую ни Сен-Мишели, ни де Мариско не давали себе труда отрицать. Сэру Роберту и леди Сесили уже пошел восьмой десяток, но они были по-прежнему полны жизненных сил.
Родом из Девона, где им принадлежало поместье Рен-Корт, сейчас они жили в маленьком поместье Оук-Холл, недалеко от де Мариско. Рен-Корт отдали Виллоу. Она родилась там. И поскольку никто из Смоллов не вступал в брак, Виллоу была их наследницей. Сэр Роберт, или Робби, как они называли его, только недавно и с большой неохотой отошел от морских походов.
День свадьбы Анны Сен-Мишель выдался солнечным и теплым. После необычно дождливой весны весь июль был солнечным и жарким. Невеста, по общему признанию, была необычайно красивой в своем свадебном платье из кремового атласа с лифом, обильно расшитым жемчугом. На ее распущенных темных волосах лежал венок тонкой филигранной работы из позолоченного серебра, жемчуга и аметистов. В руках она держала букет розовых и белых роз. Ее сопровождали две младшие сестры, одетые в бледно-розовые платья, с лифами, расшитыми крошечными жемчужинками и бабочками, вышитыми золотой нитью. На распущенных волосах красовались венки из полевых цветов, а в руках — такие же букеты, перевязанные золотыми лентами.
Жених, красивый молодой шатен, был одет в костюм из голубого шелка. Слова брачного обета он произнес, нервно запинаясь, чем позабавил своего отца, в то время как его мать промокала глаза белым батистовым платком. Невеста, как и подобало, зарумянилась, что обрадовало ее родителей и вызвало хихиканье ее молодых кузин, братьев и сестер. Когда они были объявлены мужем и женой и Роберт Грейсон поцеловал ее, это вызвало дружеские возгласы одобрения.
После этого было устроено пиршество и танцы на лужайке Перрок-Ройяла. Столы ломились от щедрых угощений, предлагаемых семьей невесты. В празднике приняли участие не только приглашенные гости, но и все арендаторы, связанные с Перрок-Ройялем, все слуги и деревенские жители. Был приглашен проезжавший мимо цыганский табор. В знак благодарности цыганки предсказывали гостям их судьбу.
Взяв руку Валентины, старуха, предводительница табора, сказала:
— Ты недавно овдовела, но в твоем браке не было любви. — Валентина промолчала. Она не опустила глаза под взглядом цыганки. — Скоро, — продолжала старуха, — ты узнаешь давнюю тайну. Тебе предстоит проехать долгий путь, чтобы найти то, что у тебя уже есть. Ты также найдешь то, что так давно искала, что было неуловимо для тебя, ты найдешь любовь. Она все время рядом с тобой, но ты не замечаешь ее и не узнаешь о ней, пока не исполнишь то, что уготовано тебе.
— Объясни мне, о чем ты говоришь, — попросила Валентина. Старуха покачала головой.
— Со временем, леди, все станет ясно, — сказала она и двинулась дальше предсказывать судьбу другим.
Смущенная Валентина посмотрела вслед цыганке. Потом, покачав головой, рассмеялась. Кто знает, может быть, женщина и увидела что-нибудь на ее руке? Цыганки — такие обманщицы, но ведь женщина знала, что она недавно овдовела и что между ней и Эдвардом не было любви. На мгновение Валентине стало неуютно, но потом, выбранив себя за глупость, она присоединилась к своей счастливой семье.
Прежде чем взошла луна, несколько раз опорожнялись и откатывались в сторону гигантские бочки с сидром и черным элем. Гости пили густые, душистые вина с виноградников Аршамбо, имения, принадлежавшего сводному брату Адама де Мариско, Александру де Савиллю, графу де Шер. Наконец, когда бочки опустели, жениха и невесту стали укладывать в кровать. Новобрачных раздели и уложили на брачное ложе со смехом и шуточками. Хотя их окружали любящие люди, парочка краснела от смущения. Кубок с пряным напитком был поднят за их способность к деторождению, и наконец весельчаки удалились. Анна и Роберт остались одни.