Элоиза Джеймс - Обретая любовь

– Значит, ты живешь здесь один?

Отец улыбнулся.

– Как ты уже, наверное, убедился, я содержу полный штат прислуги. Кроме того, у меня здесь постоянно находится пара секретарей, поскольку сейчас я работаю над новым законопроектом, который представлю в палате лордов во время очередной сессии.

– Ну и брось их всех, – сказал Гриффин. – Поедем в Арбор-Хаус и посмотрим, что у Фиби сегодня на ужин.

– Посмотрим, что у Фиби сегодня на ужин? – с некоторым изумлением переспросил виконт. Подобная реакция была весьма показательной.

Гриффин поднялся на ноги. Он не собирался придерживаться глупой помпезности, присущей аристократической жизни, и не сомневался, что в этом отношении Фиби будет с ним согласна.

– Мне хочется быть рядом с женой. Первой и единственной, с которой был знаком всего лишь день. Сегодня я едва отговорил ее от намерения расторгнуть наш брак.

– Это было бы крайне нежелательно. – В голосе отца послышался испуг.

– Поэтому поехали со мной, – повторил Гриффин. – Возможно, мне потребуется твоя помощь. Я понятия не имею, как вести светский разговор. Как понимаешь, на борту «Летучего Мака» мы не практиковали подобных бесед.

– Даже представить себе не могу. – Поднявшись, отец дернул за шнур звонка.

В комнате незамедлительно появился Мирз, даже не постаравшийся скрыть, что все это время находился за дверью, где, вероятно, подслушивал разговор.

– Будь любезен, скажи Крафтсу, чтобы он собрал мои вещи, – распорядился виконт. – Сегодня я буду ужинать у моего сына и невестки. И, возможно, останусь у них на ночь.

Гриффин улыбнулся, уловив в голосе отца явный энтузиазм. Возвращаясь в Англию, он не ожидал, что обнаружит его столь одиноким и что тот будет так рад их встрече.

– Мирз, вели также подать мою карету, – бросил Гриффин вслед дворецкому. Спина у того заметно напряглась, но он тем не менее развернулся и молча склонил голову.

– Все, как прежде, – заметил виконт. – Старый бедняга Мирз… Он так привержен этикету и ритуалам. Зачем ты над ним подтруниваешь?

– Подтрунивают обычно над теми, к кому испытывают хоть какую-то симпатию. У нас же с Мирзом взаимная неприязнь.

– Не желаешь заглянуть в свою прежнюю спальню? На случай твоего возвращения я сохранил все, как было.

– К сожалению, меня бросает в пот от одного только взгляда на ведущую наверх лестницу. Лучше уж я поберегу силы для того, чтобы доковылять сегодня вечером до кровати.

Отец слегка нахмурился.

– Каким образом ты получил ранение?

– Одному злодею, прежде чем испустить дух, удалось полоснуть Джеймса по горлу, а меня по ноге. Он едва не отсек мои драгоценные шары. Если бы такое случилось, то домой я бы не вернулся.

– Как хорошо, что все обошлось!

Гриффин ощущал некоторое беспокойство. Ему хотелось поскорее добраться до своей жены и убедиться, что она не изменила своего решения относительно их брака за время его отсутствия.

– Ну что, мы едем?

– Тебе так не терпится вернуться к леди Берри?

– Да, не терпится.

Лицо отца просветлело.

– Значит, мой выбор был не так уж плох?

– Нет, – признал Гриффин, испытывая прилив возбуждения. – Выбор был отличным.

Как правило, Фиби принимала пищу вместе с детьми. Она не видела смысла в том, чтобы сидеть за столом в одиночестве, ведь было гораздо приятнее – хотя иногда и немного утомительно, учитывая манеру общения Нянюшки Макджилликадди, – слушать детское щебетанье, чем тишину. У нее было предостаточно одиноких трапез в первые семь лет «замужней» жизни.

И вот сегодня, если Гриффин действительно вернется к ужину, напротив нее за столом будет сидеть взрослый человек, к тому же мужчина, и мысль об этом почти завораживала.

Фиби обсудила с поварихой меню (было принято решение приготовить три блюда, вместо обычных двух) и велела горничной накрыть стол не где-нибудь, а именно в столовой. Затем распорядилась наполнить ванну и просидела в ней целых сорок минут, пытаясь обрести прежнее спокойствие. Но это не очень-то получилось.

Гриффин являлся ее мужем, и он не хотел расторгать их брак. И как она успела понять, сэр Гриффин Берри не будет делать того, чего не желает. Это читалось не только по его подбородку, но и по всем контурам тела.

Фиби подняла ногу и стала смотреть, как по той стекает вода.

Да, совсем не страшно ожидать первой брачной ночи, когда тебе всего двадцать и ты осознаешь себя молодой и привлекательной, без всякого сомнения. Тогда Фиби пребывала в полной уверенности, что юный муж сочтет ее невероятно соблазнительной. Так сказать, сладкой штучкой… В глазах нынешнего Гриффина присутствовал некий блеск, намекавший на то, что он находит ее таковой и сейчас, но абсолютной убежденности не было.

Фиби в четвертый раз принялась намыливать колено. Две мысли беспрестанно крутились у нее в голове. Первая – воспоминание о давнем предупреждении матери по поводу неизбежной боли, воспринимаемое сейчас ничуть не легче, чем четырнадцать лет назад. А вторая, и более важная – о том, что она стала гораздо старше. Постарела, если сказать точнее. Ведь ей уже далеко за тридцать.

У нее даже кровь застучала в ушах при мысли о своем возрасте. В ту первую брачную ночь ее тело выглядело идеально. Теперь же бедра стали массивнее, обхват талии увеличился, грудь потяжелела и утратила прежнюю форму.

У Гриффина же, наоборот, с годами внешность только улучшилась. О подобных мужчинах наверняка мечтают многие женщины. Эти глаза, плечи, торс и даже… Она имела возможность полюбоваться его задней частью… Теперь он сам стал сладкой штучкой.

Фиби судорожно сглотнула.

– Ну что, помоем голову? – прервала ее размышления вошедшая служанка.

– Да, конечно, – пробормотала она.

– Сегодня такой волнительный день, – заметила Мэй, принимаясь намыливать волосы Фиби жасминовым мылом.

– Действительно…

– Извините за дерзость, моя госпожа, но должна сказать, что сэр Гриффин очень привлекательный мужчина. Даже Нянюшка это признала.

– Нянюшка?.. В самом деле?..

Мэй засмеялась.

– Она говорит, что мужчина с такими чреслами способен стать отцом десятка детишек, и нам, пожалуй, придется учить вас симулировать головную боль.

– Хватит болтать, – одернула Фиби, и Мэй умолкла, предоставив госпоже возможность вернуться к беспокойным мыслям.

К тому моменту, когда служанка ополаскивала ее волосы, Фиби уже смирилась с тем обстоятельством, что их брачным отношениям суждено осуществиться именно сегодняшней ночью. То, что Гриффин выразил готовность ждать, не должно вводить в заблуждение. Потому что он был подобен натянутому луку. Фиби для него представляла собой крепость, которую необходимо взять как можно скорее. Тем более что его рвение подогревалось стремлением реабилитироваться после того фиаско, случившегося четырнадцать лет назад. Его взгляд, бросающий в трепет, был таким голодным, словно он хотел ее съесть.

Фиби чувствовала, как и в ней самой разогревается кровь. И покидая ванну, она хотела побыстрее что-нибудь на себя набросить, пока Мэй не заметила пробирающую ее дрожь.

В голову вдруг пришла мысль, что у нее даже нет подходящего случаю платья, способного произвести впечатление на мужчину. Все ее наряды были неброскими, скромными, дающими понять, что она приличная, добропорядочная женщина, несмотря на то что живет без мужа.

Протянув госпоже полотенце, Мэй повернулась к гардеробу.

– Думаю, синее платье подойдет лучше всего. Только нужно отпороть эти кружева с лифа.

Лукавая улыбка на лице девушки вызывала удивление. Служанка была незамужней, и Фиби не припоминала, чтобы та когда-либо так улыбалась.

Синее платье было пошито из легчайшей хлопковой ткани, тонкой почти до прозрачности, но в нем, разумеется, имелась дополнительная нижняя юбка.

Именно, что имелась… Поскольку прямо у нее на глазах Мэй начала отпарывать эту деталь, не замечая ошеломления хозяйки.

– Он пират, моя госпожа… И вы должны удержать его в Англии, потому что нам нужен мужчина в доме. А вы не сможете удержать пирата дома, если будете одеваться и вести себя, как какая-нибудь пуританка, у которой вместо крови вода.

Фиби вновь охватило беспокойство. Похоже, даже прислуга не слишком высоко оценивала ее шансы надолго заинтересовать Гриффина. Ну конечно, они ведь видели в ней пожилую тридцатичетырехлетнюю женщину, предположительно бесплодную… У которой, возможно, все женское естество отсохло за ненадобностью.