Уставшая, она возвратилась в отель и сразу направилась в душ. Одеваясь, она почувствовала, что проголодалась, и спустилась вниз. Заглянув в крохотный ресторан отеля, она поняла, что ее страсть к прогулкам еще не удовлетворена и ей хочется поесть где-то в другом месте. Портье посоветовал ресторан в квартале от отеля: он, правда, без этой новой музыки, но с хорошей кухней.
Она вышла из отеля как раз в тот момент, когда к нему подкатило такси, и мистер Хаген, легко распрямившись, шагнул на тротуар. Увидев ее, он расплылся в улыбке. Бедняга, как он, должно быть, устал целый день общаться на своем ужасном французском и еще более ужасном англо-американском! Неужели его кто-то понимает, кроме нее? Понятно, что он рад ее видеть. Искренняя радость при виде знакомой, к тому же бесплатной переводчицы. С некоторым удивлением она отметила, что ей тоже приятно видеть мистера Хагена, о котором она, признаться, за день совершенно забыла. Она отметила, что ей нравится его голос. Странным образом в нем сочеталась твердость, даже властность с какой-то застенчивостью. О чем это он говорит? Да, конечно, он рад ее видеть, и не будет ли она столь любезна разделить с ним ужин. Хотя здесь это, кажется, зовется обедом, но все равно.
А почему бы и нет, подумала она. Это будет даже забавно. Кажется, он не занудливый, какими порой бывают американцы. Да, она может немного подождать, пока он приведет себя в порядок.
Ждать ей пришлось совсем недолго, так что она решила, что мистер Хаген принимал душ, видимо, не раздеваясь. Нет, он, наверно, совмещал эти две процедуры, поскольку костюм на нем был уже другой. Он предложил ей руку, но она помотала головой: она никогда не ходит под руку. С тех самых пор, как у нее появился первый поклонник, она всегда ходила сама по себе, рядом, но отдельно.
Ресторан находился в старинном особняке времен Регентства, а сам зал был оформлен в еще более раннем стиле: по стенам висели алебарды, рыцарские щиты и мечи, а по углам застыли фигуры рыцарей в полном боевом облачении. Мебель, впрочем, была вполне современная.
— Мне очень неловко, — заговорил господин Хаген, когда метрдотель, проводив их к столику, удалился, — что я пригласил вас, даже не зная вашего имени... — И, услышав ответ, он повторил задумчиво: — Камилла... Никогда не слышал. Наверно, редкое имя.
— Наверно, вы не так часто бывали во Франции, — отпарировала она. И, заметив подошедшего официанта, спросила: — Итак, что будем заказывать? Боюсь, что здесь вам не подадут ни пиццу, ни джин с тоником.
— О, я полностью полагаюсь на вас, — заявил мистер Хаген. — И я вовсе не такой уж поклонник американской кухни. Раз мы во Франции, пусть будет французская кухня, французское вино...
“...И французские женщины, для начала одна женщина, — закончила она мысленно его фразу. — Нет уж, дудки, мистер Хаген”.
— Только не надо лягушачьих лапок, — умоляющим тоном попросил он, пока она просматривала меню. — И устриц тоже.
— Ну вот, а вы говорите, пусть будет французская кухня, — язвительно заметила она. И, закрыв меню, уверенно продиктовала заказ. Она строила его вовсе не для мистера Хагена, а для мужчины, с которым бы она хотела вместе побыть в ресторане. Это был легкий обед, рассчитанный на человека со вкусом, изящного и остроумного. Вряд ли он понравится мистеру Хагену, подумала она.
Однако американец ее удивил. Хотя он, очевидно, был голоден, он не набросился на еду, ел не спеша, пробуя каждое новое блюдо и, видимо, получая удовольствие от еды. Руки у него были загорелые, сильные, большие, так что нож и вилка выглядели в них как игрушечные. Однако движения этих огромных ручищ были точные, легкие, непринужденные. Она поняла, что ей нравится смотреть на эти руки. “Интересно, а если он напьется, он будет все так же изящен? — подумала она. — Он не будет размахивать руками, сопеть и надувать щеки? А что, если его напоить?” — мелькнула у нее озорная мысль. Но вряд ли это было легко сделать. Роберт Хаген, правда, выпил бокал вина и, не дожидаясь официанта, сам налил себе второй — но его уже пил не спеша, наслаждаясь букетом и вкусом вина.
Покончив с закусками, он оглядел зал и заметил:
— Конечно, они постарались, чтобы это выглядело под старину. Но старины здесь не больше, чем в каком-нибудь ресторанчике у нас в Лексингтоне или Колумбусе.
— Да, вам, наверно, не хватает пятен крови на мечах и каких-нибудь скелетов, замурованных в цепи, — заметила она.
— Нет, крови быть не должно, — возразил он. — Думаю, ни один рыцарь не повесил бы свой меч, не вытерев его досуха. Впрочем, это делал оруженосец. Но мечи и особенно щиты и доспехи не были бы столь блестящими и новенькими. И запах... Здесь должно пахнуть собаками, потом, а главное — дымом.
— О, я вижу, вы там у себя в Кентукки увлекаетесь Европой, — постаралась она его поддеть. — Может, на стене вашего кабинета тоже висит такой меч? И в перерывах между бейсбольными матчами вы снимаете его и делаете выпады?
— Нет, меча у меня нет, не угадали. Больше того — я не смотрю бейсбол, — печально покачивая головой, ответил он. — Но должен признаться: я смотрю хоккей и американский футбол. А Европа... Я бы не назвал это увлечением, нет. Мои предки были из Голландии. Когда половину семьи сожгли на кострах, оставшиеся бежали в Англию. Но и там они не нашли свободы и тогда отправились за океан. Мой дедушка много рассказывал мне об этом.
— Мне очень жаль, мистер Хаген, что мои предки так вели себя с вашими, — возведя глаза к потолку, со вздохом сказала она. — От имени всего рода Бриваль приношу вам свои исторические сожаления. — И, заметив его удивленный взгляд, объяснила: — Должна вам сказать, что я истинная католичка и к тому же отчасти испанка. Но я надеюсь, мы с вами не начнем здесь новые религиозные войны?
— Не раньше чем покончим с этим цыпленком, — заявил Хаген.
— Куропаткой, мистер Хаген, куропаткой! — поправила она его.
— Оставили бы вы в покое этого мистера, Камилла, — заметил он. — А то я, чего доброго, сочту, что у нас деловые переговоры.
— Ладно, обещаю, что отныне я забыла вашу фамилию, — ответила она.
Они опять на некоторое время замолчали, занятые едой, и вновь она залюбовалась точными движениями его рук. “Интересно, как он держит ими... штурвал или что там у них”, — подумала она. Она мысленно представила своего спутника в кабине самолета. Сначала она помещала его в кабину огромного “Боинга”, но, покачав головой, прогнала это видение — к Роберту Хагену оно не шло. Затем возник военный самолет — с этим получилось лучше. Но совсем на месте он выглядел в легком одномоторном самолетике. Сквозь стекло кабины он напряженно вглядывался вниз. Может, он искал терпящих бедствие?
— О чем вы задумались? — оторвал ее от размышлений голос Роберта. Она и не заметила, как мысленно стала называть американца по имени.
— Разумеется, о вас, — заявила она. — Представляла, как вы кружите над океаном, высматривая там какой-нибудь плот с оставшимися в живых пассажирами какого-нибудь судна.
Он покачал головой:
— Но ведь я не летчик. Конечно, я летаю, вожу самолет, но вообще-то я авиаконструктор. Если точнее — конструктор двигателей.
И, побуждаемый ее любопытством, он рассказал, что владелец здешнего небольшого авиазавода Дюпре задумал выпустить новый тип легкого самолета — на них сейчас большой спрос. А он, Хаген, недавно разработал новый, очень экономичный двигатель для таких самолетов. Они познакомились на авиасалоне в Лондоне, договорились, и вот теперь он приехал испытать свой двигатель в деле.
— Все это, разумеется, большая коммерческая тайна, — добавил он, — но мне почему-то кажется, что вам я могу ее доверить.
— Вы делаете большую ошибку, мистер Хаген, — покачав головой, заявила она. — А что если я являюсь агентом ваших конкурентов и нахожусь здесь, чтобы выведать вашу тайну?
— Вы не похожи на человека, который выведывает тайны, — отверг он ее версию. — Вы, конечно, человек скрытный, но... не хищный.
— О, а вы, оказывается, помимо всего, еще и психолог! — воскликнула она с неподдельным изумлением. — Так вы за мной следите? Пишете психологический портрет? И что там еще на этом портрете?
— Ну... вы привыкли рассчитывать только на себя, не надеетесь на чью-то помощь... Возможно, у вас было трудное детство, — задумчиво заговорил Роберт Хаген, глядя куда-то мимо нее в одну точку. — У вас есть чувство юмора... И еще, мне кажется, — закончил он, взглянув прямо ей в глаза, — мне кажется, что вы одиноки.