— Я готова, — заявила она. — Куда едем? И где шофер?

— А я на что? — ответил американец вопросом на вопрос. — Правда, я с трудом привыкаю к этому вашему расположению руля, но как-нибудь справлюсь.

— Вы что же, угнали машину? — изображая ужас, спросила она.

— Да, у одного толстяка, изрядного скупердяя, угнал на целую неделю. Почему-то здесь все думают, будто американцы готовы разбрасывать деньги направо и налево... Да, а отправимся мы в один ресторанчик на окраине. Вчера вы меня угощали вашей кухней, сегодня настала моя очередь, — и он распахнул перед ней дверцу машины.

— Неужели вы обнаружили закусочную “Макдональдс”? — спросила она с искренним удивлением, усаживаясь поудобнее.

— Ну нет, до этого цивилизация в этом древнем месте еще не дошла, — ответил он. — Но это самый настоящий итальянский ресторанчик, где готовят настоящую итальянскую — на самом деле, конечно, это наша американская — пиццу.

Она думала, что американец, стараясь показать себя, будет гнать машину, словно участник ралли, и они помчатся с бешеной скоростью, однако этого не произошло. Хаген вел машину уверенно и достаточно быстро, но не рискуя, и она поняла, что ей не надо его осаживать и бояться за свою жизнь. И давать советы о дороге, кажется, тоже не требовалось: американец, похоже, неплохо изучил город и вел машину, не колеблясь и не затрудняясь в выборе нужной улицы. Ей стало хорошо и как-то спокойно рядом с ним. Она откинулась на спинку сиденья и прислушалась к этому новому ощущению.

Однако разобраться вполне в своих чувствах ей не удалось — машина затормозила, свернула и остановилась.

— Как, уже? — удивилась она.

— Увы, этот городок такой маленький, что тут не очень покатаешься, — объяснил конструктор. — Но остаются окрестности. Они ждут нас!

Они вышли из машины и направились к ресторанчику, и тут ей в голову пришла одна мысль.

— Так вы собираетесь заказать пиццу? — спросила она.

— А что, вы ее не очень любите? — огорчился Хаген. — Тогда надо искать другое местечко — здесь, кроме макарон, больше ничего интересного нет.

— Нет, я вот о чем, — сказала она. — Зачем нам есть пиццу здесь? Ведь ее можно взять с собой...

— Прекрасное предложение! — он вновь расплылся в своей национальной улыбке. Она у него была совсем детская. — Как это не пришло мне в голову? Так и сделаем. Мне тоже не терпится поскорее выехать из города.

Через несколько минут они вновь были в машине. Вскоре город кончился, вокруг замелькали поля, и в машину ворвался аромат цветущих деревьев. Камилла открыла окно полностью, но запах бензина и резины все равно мешал.

— Остановитесь, — попросила она.

Хаген, доехав до небольшого пригорка, выполнил ее просьбу. Она вышла из машины. Он хотел последовать за ней, но она, повернувшись к нему, извиняющимся тоном сказала:

— Можно, я немного побуду здесь одна? Вы не обидитесь?

Он улыбнулся ей в ответ и остался в машине. Она, поднявшись по каменистой осыпи, оказалась на небольшой поляне. Впереди расстилались виноградники. Она несколько раз глубоко вдохнула напоенный ароматом воздух. Она наслаждалась ощущением покоя и наполнявшей ее радости. Откуда эта радость, что было ее причиной, она не знала. Спустя несколько минут она вернулась к машине.

Некоторое время они ехали молча, потом американец сказал:

— Со мной тоже такое бывает. Хочется побыть одному. Тогда, если нет срочных дел, я еду в Монтану, в национальный парк. Беру ружье, даже покупаю лицензию, но чаще всего так никого и не убиваю. Просто брожу, живу несколько дней в домике — и все.

Она не ответила. Закрыв глаза, она подставила лицо бьющему в окно ветру, наслаждалась ароматом цветущих деревьев — и ни о чем не думала.

Вскоре они свернули с основной дороги на боковую. Конструктор, как и в городе, вел машину уверенно, как будто ездил здесь не раз. Дорога вела вверх, на холмы. Впереди, на самом высоком из них, показался замок. За ним расстилался лес.

Они подъехали к замку и остановились. Роберт помог ей выйти из машины. Надпись на воротах извещала, что замок является частным владением и открыт для посещения в первую и последнюю среду каждого месяца.

— Какой сегодня день? — спросила Камилла и сама себе ответила: — Среда! Нам везет!

У входа их встретил величавый привратник, сообщивший, что месье и мадам могут осмотреть главный зал, галереи и подвалы, а также сторожевую башню — но мадам, возможно, не захочет туда подниматься, там очень круто и нет перил. Да, мадам, там все как во времена первых Валуа, когда замок был построен. С тех пор он не раз перестраивался, но башня осталась такой, какой была при первых владельцах. Для осмотра зала и галерей он попросил бы мадам и месье обуть музейную обувь. Хотят ли они, чтобы их кто-то сопровождал? Впрочем, там есть пояснительные таблички. Он так и думал. Он видит, что мадам разбирается в истории.

Зал ее разочаровал. Наборный паркет, позолота, мебель с инкрустациями — дешевая роскошь времен Короля-солнца. Она искоса взглянула на своего спутника.

— Я вижу, вас это не трогает? — спросила она.

— Как и вас, — ответил американец. — Эти времена оставляют меня абсолютно равнодушным. Парики, камзолы, бесконечные романы... Да какие романы — просто погоня за животным наслаждением.

— Ах, да, я забыла — вы же пуританин! — воскликнула она. — Вам должны быть противны все эти женщины, театры, чувственные удовольствия. О, я понимаю, — продолжила она, закатив глаза, — ваша стихия — это небо, моторы, смазка, бензин... И никаких удовольствий! Никаких женщин! Не правда ли?

— Как вы угадали! — принял ее игру американец. — Терпеть не могу женщин. Суровый мужской дух от них совершенно приходит в негодность. А удобства? Как я их презираю! Я живу в бунгало... нет, в вигваме, умываюсь в ручье...

— ...Бреюсь с помощью томагавка... — невинным тоном добавила она.

— Разумеется, — согласился Хаген. — А если к моему жилищу приближается женщина, я спускаю на нее своих верных койотов. Бедняжки вынуждены спасаться от них на деревьях.

— О, я представляю себе эту картину, — вдохновенно подхватила Камилла. — Вигвам Роберта Хагена, а вокруг на деревьях сидят несчастные женщины. Впрочем, что-то здесь не так. С какой стати женщины должны стремиться к вашему жилищу? Что в вас такого особенного? Прямо скажем, ничего особенного, — она критически оглядела его. — Нос вполне обыкновенный, уши тоже... Ах, да — рост!

— Да, с ростом в нашей семье все в порядке, — согласился Роберт. — Хагены все рослые, а мой дедушка был настоящим гигантом — без малого шесть с половиной футов!

— Ну, тут мы, кажется, все увидели, — внезапно переменила тему Камилла. — Мы будем осматривать галерею или сразу спустимся в подвал? Уж там-то должно быть что-то подлинное.

— Не будем обижать здешних обитателей, — заметил Хаген, — давайте осмотрим все по полной программе.

Они вышли в длинную галерею, шедшую вдоль южной стороны замка. Главной ее достопримечательностью были портреты владельцев поместья. Некоторые были очень древними, другие — явно более поздними копиями со старых оригиналов, вероятно, утраченных. Они медленно побрели вдоль стены, вглядываясь в лица рыцарей в латах, дам в кринолинах, кавалеров в париках и камзолах. Камилла заметила, что американец задержался возле одного из портретов и что-то внимательно рассматривает.

— Идите сюда! — позвал он. — Тут что-то, чего я не понимаю.

Она подошла, заинтригованная. Хаген стоял перед портретом дамы, жившей, судя по ее платью, в XVI веке. На пояснительной табличке значилось ее имя и титул: “Мария-Луиза д’Аргонь, баронесса де Шателлэ”.

— Вы не замечаете ничего особенного? — спросил американец.

Камилла взглянула на портрет внимательнее. Баронессе, по-видимому, не было еще тридцати. Вряд ли ее можно было назвать красивой, но в ее лице было что-то милое и непосредственное. Может быть, такое выражение лицу придавали глаза. Они невольно привлекали внимание каждого, кто смотрел на портрет. Выразительные, живые, они внимательно смотрели на тебя, словно изучали или что-то спрашивали. В то же время где-то в глубине их прятался смех, а губы в любую минуту были готовы сложиться в веселой улыбке. Камилла поймала себя на том, что невольно улыбается, глядя на портрет. Она еще раз взглянула на табличку.