— Элис! — вскричал ее отец, входя в комнату. — Алекси сказал, что возникла проблема.

Увидев дочь, Девлин побледнел как полотно.

С ним были мать девушки, Клифф и Алексей. Молодой человек закрыл дверь и запер ее на засов.

Элис расправила плечи, прижимая руки к животу и снова принимаясь плакать, не в силах вымолвить ни слова.

Мать подбежала к ней и обняла, и девушка обмякла в ее руках. Девлин задохнулся от ужаса, глядя на волосы своей дочери, ее лицо и платье.

— Кто это сделал? Кто? Погодите. — Его красивое лицо перекосилось от гнева, и он развернулся, чтобы посмотреть на Алексея. — Где Монтгомери? — прорычал он.

— Снаружи, — хрипло ответил тот. — И он мертв.

Вирджиния ахнула. Клифф подошел к сыну и с силой сжал его плечо:

— Какого черта тут творится?

— Это был несчастный случай! — вскричала Элис, не давая Алексею и рта раскрыть. — И полностью моя вина. Я поощряла его, всю неделю поощряла. Алекси обнаружил нас… целующимися. — Произнеся эти слова, она покраснела. — Завязалась драка. — Она воззрилась на своего отца и с мольбой в голосе произнесла: — Это был несчастный случай, папа. Они боролись, Монтгомери упал и ударился головой. Пожалуйста, пожалуйста, защити Алекси!

— Что этот мерзавец сделал с тобой? — потребовал ответа Девлин.

— О, совсем ничего, — заверила Элис.

— Давай не будем сейчас об этом, — сказала Вирджиния своему мужу. Затем, повернувшись к дочери, она добавила: — Милая, мы отправляемся домой. Покинем дом через заднюю дверь. Об Алекси не беспокойся.

Она ободряюще улыбнулась девушке.

— Я не поеду домой до тех пор, пока ситуация не разрешится! Он мертв, мама, и… — Элис оборвала себя. — И это моя вина, а не Алекси.

— Раз Алекси набросился на Монтгомери, значит, тот причинил тебе вред! — взревел Девлин. — Я хочу знать, что произошло!

— Это был всего лишь поцелуй, ужасный, омерзительный поцелуй! — прокричала в ответ девушка.

В комнате воцарилось молчание. Вирджиния крепче прижала к себе дочь. Элис отерла беспрестанно льющиеся слезы, сожалея, что высказалась так откровенно. Наконец заговорил Алексей. Тон его голоса был тверд.

— Американец вел себя неподобающим образом, он грубо напал на Элис, но ничего более. Ничего иногоне случилось.

Девлин продолжал смотреть на молодого человека, словно пытаясь решить, верить его словам или нет.

— Где тело Монтгомери? — резко произнес Клифф, заставив Элис покраснеть.

Алексей во все глаза взирал на девушку, дрожащую в объятиях матери.

— Тело на террасе, — бесцветным голосом ответил он, а затем буднично добавил: — Мы дрались на кулаках, и он ударился головой о каменные ступени.

— Так они были на лужайке, а не на террасе? — уточнил Девлин.

Алексей холодно посмотрел на него. Девлин побагровел.

— Куда этот мерзавец тебя поволок? — спросил он у Элис.

— Я не знаю — я не хотела покидать террасы!

— Когда я их увидел, немедленно испытал желание прикончить Монтгомери.

Клифф побледнел:

— Кто-то еще видел вас?

Элис прикусила губу, не желая говорить о двух женщинах, встреченных ими в коридоре.

Алексей, похоже, был с ней в этом согласен, поскольку послал ей предупреждающий взгляд.

— К властям мы обратиться не можем, — быстро и твердо произнес молодой человек. — Если мы это сделаем, события нынешнего вечера рано или поздно получат огласку, во время расследования или, возможно, суда. После этого Элис никогда не удастся обелить себя в глазах общества.

Теперь девушка осознала, что он сделает все на свете, чтобы защитить ее.

Клифф повернулся к Девлину:

— Нужно избавиться от тела.

Тот кивнул с решительным выражением лица:

— Согласен.

Вирджиния прошептала:

— Они все уладят, милая. С Алекси все будет в порядке, и с тобой тоже.

Элис оставалось только молиться, чтобы мать ее оказалась права.

Девлин и Клифф воззрились друг на друга.

— Похороним Монтгомери в море, — сказал Девлин. — И никто ни о чем не узнает.


Он только что убил человека.

Было половина четвертого утра, и в Уиндхэвене все было тихо — женщины крепко спали на втором этаже. Следуя за своим отцом, Девлином и Джеком, Алексей вошел в дом через черный ход. Мужчины отправились на кухню. Он давно уже избавился от своего фрака, а некогда белая рубашка с кружевными манжетами, рукава которой он закатал до локтей, была испачкана грязью и маслом. Алексей все еще не мог рассуждать трезво. Он ощущал лишь пульсирующую боль в груди и висках, точно по голове его стучат огромным молотом. Даже ребра его болели, точно сломанные, затрудняя дыхание.

Уильям Монтгомери мертв.

Но с Элис все в порядке.

Молодой человек дрожал от утомления. На Элис напали — ее оскорбили. Она отчаянно отбивалась, стараясь вырваться из рук Монтгомери, и подол ее платья завернулся вокруг бедер. Едва увидев их, Алексей немедленно ощутил ее тревогу, страх и панику.

И тут же захотел уничтожить американца. И желание его исполнилось.

К смерти ему было не привыкать. Но убивать воинственных индейцев в Америке, или кровожадных африканцев, или варварских пиратов, защищая свою жизнь, — это одно. То же, что произошло нынешней ночью, было совсем иным — и у него было много времени, чтобы понять наконец, что именно.

Монтгомери служил на одном с ним судне, он был его рулевым, его другом. Он спас Алексею жизнь. А Алексей за это убил его…

Это просто не укладывалось в голове.

Другие мужчины, также с ног до головы покрытые грязью, пребывали в замешательстве. С тех пор как они покинули бухту Лимерика, ни один из них не произнес ни слова. В молчании последовали они за Клиффом через его огромную кухню, единственным источником света в которой служил лишь огонь в очаге, столь же тускло освещенную гостиную и, наконец, оказались в библиотеке. Клифф не потрудился закрыть за собой дверь тикового дерева и зажег несколько газовых ламп.

С угрюмым выражением лица Девлин проследовал к позолоченной тележке с напитками и налил из графина бренди в четыре стакана. Он также был погружен в свои мысли. Алексей просто наблюдал за ним, в действительности не видя и страдая от ужасной головной боли.

Он составил себе совершенно неправильное представление о Монтгомери. Знай он, на что американец способен, никогда не привез бы его домой, и уж тем более в Аскетон-Холл. При мысли, что он сам познакомил своего рулевого с Элис, ему стало еще хуже.

Молодой человек понимал, что ему никогда не удастся забыть того, как Монтгомери, охваченный похотью, лежал поверх девушки, такой крошечной и хрупкой в его руках, но отчаянно сопротивляющейся его натиску. Также ему никогда не удастся забыть звука, сопутствовавшего тому ужасному поцелую, — тяжелого дыхания американца, сопровождавшегося отрывистым похрюкиванием. Элис хныкала от страха и, вероятно, боли.

Усилием воли Алексей отогнал ужасное воспоминание прочь, но на его месте тут же возникло другое, не менее неприятное, — залитое слезами личико Элис. Он снова представил, как держал девушку в своих объятиях, плачущую, обиженную и напуганную. Боже всемогущий, никогда еще она не была столь красивой и столь уязвимой, а сам он никогда не испытывал столь сильного желания защитить ее.

В желудке его возникло неприятное ощущение. Он так хорошо знает Элис, знает с тех пор, как они были детьми.

Я не пьяна и домой не собираюсь. Или хочешь лично меня отвезти?

Ты что — заигрываешь со мной?

Я заигрываю со всеми — не забыл?

Напряжение, владевшее Алексеем, достигло небывалого накала. Эта девушка всего лишь безрассудная, невозможная, ненасытная кокетка, которая нынешним вечером флиртовала со всеми неженатыми мужчинами. И с Монтгомери в том числе. И с ним самим. Но как бы она себя ни вела, ни одна женщина не заслуживает подобного обращения.

Именно он виноват в том, что пригласил Монтгомери в Ирландию…

Перед его мысленным взором с головокружительной быстротой проносились образы: Монтгомери, с силой сжимающий Элис в объятиях, Монтгомери, бросающийся за ножом одновременно с ним самим, тело рулевого, выброшенное за борт в чернильные воды моря.