Ее муж вернулся домой.

Элис осознала, что медленно идет по пристани по направлению к нему. Она подумала о том, что волосы его ужасно отросли и требуют немедленной стрижки. На Алексее была простая белая рубашка с низким вырезом, выставляющим на всеобщее обозрение его бронзовую от загара грудь. Ходил ли он обнаженным по пояс, находясь в море? Будучи мальчишкой, он всегда так поступал. Рубашка его была небрежно заправлена в бриджи, плотно охватывающие крепкие мускулистые бедра. На ногах были поношенные кожаные сапоги длиной до колен. Элис наблюдала за тем, как Алексей пьет шампанское прямо из горлышка. За ее спиной раздался рев толпы.

Из трюма были принесены несколько шкатулок, украшенных изысканной резьбой, и торговцы тут же опустились перед ними на колени, чтобы проинспектировать чай. Алексей спокойно наблюдал за происходящим, точно король, окруженный подданными. Элис подошла к самому краю дока. Какой же он загорелый, подумала она. В его темных волосах мелькали рыжеватые искры.

Внезапно глаза молодого человека недоверчиво расширились, и он замер на месте, заметив ее на причале.

Элис не знала, дышит ли она вообще. Она не могла шевельнуть даже пальцем, и лишь сердце ее бешено колотилось в груди.

В доке вдруг стало очень тихо, несмотря на возгласы торговцев, продолжавших осматривать образцы чая, да перекрикивавшихся моряков Алексея. Он перестал улыбаться, и взгляд его сделался пристальным и неприветливым. Элис внезапно осознала, что стоит на краю пристани совершенно одна, глядя на судно мужа — глядя на него самого. Их разделяли, возможно, две дюжины ярдов. К Элис наконец вернулось ее здравомыслие. Она поняла, что нужно что-то сказать! Краем глаза она заметила, что толпа выжидающе наблюдает за ней. Послышался шепот:

— Это его жена!

Что она такое делает? Ею овладело смятение. Алексей ведь снова унизит ее, и ничего больше. Ей стало совершенно очевидно, что он не ожидал увидеть ее здесь. Смятение переросло в настоящую панику. Тем не менее, она сумела улыбнуться и будничным жестом закрыть свой зонтик. Она просто обязана сделать вид, что ничего особенного не происходит! У нее есть право находиться здесь.

Элис приказывала себе взять себя в руки и поприветствовать мужа, как сделала бы любая любящая жена.

Глубоко вдохнув, она произнесла:

— Добро пожаловать домой… Алекси.

Голос ее был ужасно напряженным, и она сомневалась, что он вообще услышал ее, поэтому она вскинула вверх руку.

Алексей, передав бутылку матросу, спустился с верхней палубы. Длинными ленивыми шагами, словно сильная грациозная пантера, он подошел к борту. Взгляды их встретились.

В доке, неподалеку от того места, где она стояла, еще оставалась одна одномачтовая яхта, и Элис знала, что, стоит ей только попросить, непременно отыщутся двое мужчин, готовых отвезти ее на веслах к «Кокетке». Понимала она и то, что именно Алексей должен прийти к ней, а не она к нему.

Он медленно многозначительно улыбнулся ей и, изящно перевалившись через поручень, спустился по веревочной лестнице и сел в шлюпку. Алексей что-то сказал сидевшим на веслах людям. Элис слышала громкий стук своего сердца, наблюдая за тем, как сокращается разделяющее их расстояние.

Нос шлюпки ударился о причал. Взгляд Алексея переместился с глаз Элис на ее губы и низкий вырез бледно-голубого платья. Тут он заметил дорогой кулон с аквамарином у нее на шее.

— Здравствуй, Элис.

Она провела языком по губам. Ей всего-то и нужно было, что поприветствовать его, но она словно лишилась дара речи.

Не успела она ничего сказать, как он перепрыгнул с носа шлюпки на причал — и прыжок его также был очень искусным и впечатляющим. Еще несколько шагов — и Алексей оказался на пристани лицом к лицу с Элис.

Он по-прежнему оставался самым привлекательным из всех мужчин, которых ей доводилось встречать. Во рту у нее пересохло. Она гадала, стал ли он выше ростом за последние годы или эта иллюзия создавалась благодаря ауре власти, исходившей от него? Эта аура окутывала его как мантия, которую он носил столь спокойно… небрежно… и — безразлично? Алексей оказался именно таким, каким сделала его людская молва, — героическим и удалым торговцем с Китаем, привыкшим к бросаемым ему судьбой вызовам и кризисам, а также к триумфу и успеху. Он поистине был человеком, умудренным огромным опытом. И этот мужчина стоял сейчас перед Элис с таким видом, будто никто и ничто на свете не сможет сдвинуть его с места, будто целый мирнаходился в его владении, и ему, черт побери, было об этом отлично известно.

Элис беспомощно подумала о том, какой он красивый и мужественный. И как это с годами ему удалось стать только лучше?

Его пламенеющий взгляд снова переместился к вырезу ее декольте.

— Итак, моя милая женушка решила лично поприветствовать меня. — Он коснулся рукой кулона с аквамарином, подвешенного на цепочке, украшенной другими драгоценными камнями. — Какая красивая побрякушка. Это я купил тебе ее?

Элис едва могла соображать, когда пальцы мужа касались ее шеи — ее кожи. Щеки ее пылали огнем, что конечно же не могло укрыться от присутствующих. Посмотрев ему прямо в глаза, она ответила:

— Разумеется, ее купил ты.

Язык ее едва повиновался, и она запоздало поняла скрытый смысл вопроса Алексея.

Он пренебрежительно фыркнул.

— И чем же я обязан оказанной мне чести? — поинтересовался он, скользнув взглядом за спину Элис.

Она догадалась, что он заметил Блэра.

Элис подумала о том, что ей не следовало являться в док в сопровождении финансиста, хотя, несомненно, она имела право на достойного спутника.

— Ты снова пришел первым, — с трудом молвила она. — И снова победил. Мои поздравления.

Алексей смотрел мимо жены:

— Когда я у штурвала «Кокетки», превзойти ее невозможно.

Элис слегка развернулась, когда к ним подошел Блэр. К счастью, он был в сопровождении Клиффа, который сразу же направился к Алексею и обнял его.

— Добро пожаловать домой, сын, — с улыбкой произнес он и похлопал его по спине, затем бросил угрюмый взгляд на невестку.

Элис почувствовала себя виноватой, хоть и не сделала ничего плохого.

— Позволь представить тебе мистера Томаса Блэра, Алекси.

Молодой человек улыбнулся, холодно и угрожающе:

— Позволяю. Большая честь для меня. Я польщен.

С невозмутимым видом Блэр протянул ему руку:

— Я имею честь быть знакомым с вашим отцом и супругой, но с нетерпением ждал встречи с вами, капитан.

Элис и не догадывалась о том, что Блэр знает Клиффа, но почему бы и нет? Финансист был так или иначе вовлечен во многие аспекты национальной экономики.

Алексей прищурился:

— Ваше имя кажется мне знакомым. Мы встречались прежде? У меня хорошая память на лица… и на соперников тоже.

— Неужели мы соперники? — чуть слышно произнес Блэр, невинно поднимая вверх брови.

Тут в разговор вмешался Клифф:

— Блэр является исполнительным директором банка «Новерн файненшнэл» и владельцем контрольного пакета акций.

Блэр повернулся к Алексею:

— Мне доставляло удовольствие выступить страховщиком ваших операций, капитан. С не меньшей радостью я профинансировал и ваше плавание.

Элис в изумлении воззрилась на него. Так этот мужчина финансировал предприятия ее мужа?

Алексей вяло ухмыльнулся:

— Тогда вас должна порадовать и прибыль. А также время, затраченное на обратный рейс.

— Я действительно рад — и впечатлен. Вы сумели повторить вами же установленный рекорд и преодолели расстояние от Кантона до Лондона за сто три дня.

— Вообще-то я установил новый личный рекорд — сто один день. Из Кантона я вышел десятого декабря. Считайте сами.

Одарив финансиста триумфальной улыбкой, Алексей в упор посмотрел на Элис.

Она вздохнула, пребывая в смятении от его присутствия рядом и исходящей от него ауры мужественности. Она вдруг осознала, что он буквально светится от осознания собственной победы.

— Разве ты не восьмого вышел в море?

— Можете проверить судовой журнал, если не верите моим словам, мадам, — ответил Алексей и, повернувшись, указал на юг. — Никто даже и близко не подошел к повторению моего успеха. То судно на горизонте — это «Астрид», оно датское и идет с грузом сахарного тростника из Западной Индии. Мой ближайший соперник попал в штиль у берегов Африки. Подозреваю, что в Лондоне вы сможете приветствовать его не ранее как через неделю, хотя из Кантона он вышел за три дня до нас — но не с грузом лучшего чая!