Некоторое время он стоял молча, со слегка приоткрытым ртом, потом все так же, одним пальцем, приподнял крышку салатницы. Салат и правда был помидорный, его любимый.

— Черт-те что, — тихо выдохнул он. — Черт-те что!..

7

Утро следующего дня в особняке Паниных началось со скандала. Об этом генеральша узнала от Нюси, которая рьяно взялась за порученные ей шпионские обязанности. Она даже не стала скрывать от хозяйки, что скандал, случившийся между ее младшим сыном и Машей, подслушан ею под дверями супружеской спальни. Стены и перекрытия в доме, поставленном в годы, когда строили действительно на совесть, были звуконепроницаемыми. И не преступи Нюся существующих в семье негласных правил благородного невмешательства в личную жизнь своих хозяев, Нина Владимировна никогда бы не узнала причину ссоры Евгения с женой.

Впрочем, причина на самом деле была самая что ни на есть заурядная. Поскольку накануне Владимир так и не приехал из города, в гараж не вернулась и машина Жени. Маша, узнав об этом только утром, закатила мужу настоящую истерику. Выяснилось, что она и сама собиралась до обеда съездить в Москву, поскольку была записана, как сообщила Нюся, в какой-то салон красоты. Маше пришлось смириться с перспективой отправиться в Москву на Володиной «телеге». Когда супруги, наконец, спустились к завтраку, вид у Евгения был виноватый, а у Маши, как всегда, надутый. Впрочем, Эля выглядела ничуть не лучше, поскольку явно беспокоилась о муже, решительно не понимая, почему он не только не вернулся, но даже не позвонил. Эля была уверена, что, выпив с друзьями лишнего, Володя просто не решился сесть за руль. Она разозлилась всерьез. И ей стоило немалых трудов сдержать свои эмоции, а тут еще беспардонная Маша подлила масла в огонь.

— Все ясно. Володечка загулял… Поздравляю! Да не смотри ты на меня так! — обратилась она к вспыхнувшей Эле. — Я тебя, моя дорогая, поздравляю. — Маша ехидно улыбнулась Жене. — Может, и не увидишь больше своей машины! Так тебе и надо… Но я-то, я за что должна страдать?!

Маша швырнула на середину стола вилку и убежала наверх. Евгений смущенно посмотрел на мать, в глазах которой отчетливо читались одновременно и упрек, и жалость к сыну. Мать молчала. А что ей, собственно, было говорить? Вся семья знала, что Володя, такой спокойный и домашний, изредка, как выражалась Эльвира, «срывался». Похоже, сейчас был именно такой случай…

«Как некстати, — с досадой подумала Нина Владимировна, испытывая приступ раздражения. — Эльвира запросто откажется идти в гости, если муж не объявится к обеду… Да и Мария… Как это все некстати!..»

Завтрак завершился в полном молчании, даже всегда разговорчивая Нюся — и та не проронила ни слова, убирая посуду. Все разбрелись по своим комнатам. Нина Владимировна тоже вернулась в кабинет мужа, хотя делать ей там было совершенно нечего. В минувшую ночь погода слегка испортилась, день обещал быть хмурым, с изредка побрызгивающим вялым дождичком.

Нина Владимировна вдруг почувствовала себя неуютно в кабинете покойного мужа, хотя, возможно, причиной тому была понемногу одолевавшая ее тревога за Владимира. Так или иначе, обведя взглядом книжные полки, на которых уже много лет покоились ровными рядами классики марксизма и тома всевозможных военных энциклопедий и мемуаров, она решительно поднялась с неудобного скользкого дивана, обтянутого черной кожей, и отправилась в свою комнату, думая провести время до обеда за каким-нибудь отвлекающим от семейных проблем чтением.

В холле Нина Владимировна встретила только Машу, готовую к выходу из дома и вопреки обыкновению одетую почти прилично — если не считать длины юбки ее голубого костюма. Будь юбка подлиннее, костюм вполне сошел бы за деловой…

— Надеюсь, до вечера ты вернешься, — сухо бросила генеральша, направляясь к себе. Ее младшая невестка, с необычным для нее задумчивым видом стоявшая возле камина, который Нюся еще не успела вычистить, молча кивнула головой, поправила висевшую на плече сумочку, но с места не сдвинулась.

Очутившись в своей комнате, Нина Владимировна и впрямь почувствовала себя немного лучше. Все здесь — от обстановки до основательного шкафа с тщательно подобранными книгами соответствовало ее личному вкусу и потребностям, на самом деле очень, если разобраться, скромным.

Достав с полки слегка потрепанный томик «Консуэлло», генеральша с удовольствием улеглась на свою аккуратно застеленную кровать — прямо поверх разноцветного покрывала. Кивнув оленю со старинного гобелена как старому доброму знакомому, Нина Владимировна, подсунув под спину подушку поудобнее, раскрыла книжку. Она даже вздрогнула от резкого телефонного звонка, неожиданно раздавшегося над самым ее ухом: аппарат — один из трех, имевшихся в доме, стоял возле ее кровати, на приземистой резной тумбочке.

Взяв трубку, Нина Владимировна хотела было начать разговор, как вдруг услышала голос Эльвиры: невестка успела взять трубку на секунду раньше. Еще вчера генеральша в подобных обстоятельствах немедленно отключилась бы от разговора, но сейчас… Сейчас она лишь слегка покраснела от мысли, что уподобляется своей собственной горничной, не испытывая ни малейших колебаний — не говоря об угрызениях совести, и затаилась, стараясь дышать как можно реже и тише.

— Ты что, спятил?! — Нина Владимировна и не подозревала, что Эля способна так грубо разговаривать. — Почему ты даже не позвонил?!

В ответ в трубке послышался далекий шорох, вздох и только потом виноватый голос Владимира:

— Да не мог я позвонить, мы с ребятами в сауну завалили, а потом…

— Что было потом, можешь не сообщать, и так ясно!

— Эля, не ори, я же виделся с этим твоим… Ну и сволочь же он, прости Господи…

— Что ты имеешь в виду? — голос Эльвиры дрогнул и зазвучал тише.

— То и имею в виду. — Владимир по ту сторону провода, напротив, взбодрился. — Эта скотина сделал вид, что вообще не понимает, о чем речь… Я ж говорил, что ты это напрасно затеяла! Гляди, чтоб он тебя вообще работы не лишил… С него станется…

— Ты можешь четко передать его слова?!

— Попробую… — Владимир посопел и нарочно гнусавым голосом процитировал неведомо чью фразу: «Простите, мой дорогой, но я категорически не понимаю, о чем вы… Вы хотя бы отдаете себе отчет, сколько дел мне довелось вести за мою жизнь? Уж Эльвира-то Сергеевна должна бы понимать… Представить не могу, кого она имеет в виду… Почему, кстати, она сама не приехала?.. Ах, плохо себя чувствует…» Ну и так далее. Видела бы ты его наглую рожу! Говорил же тебе, чтобы сама с ним объяснялась!

— Что ты понимаешь?! — в голосе Эли вновь зазвучали яростные нотки. — Единственный шанс, что он все-таки вмешается и поможет, если поймет, что об… об этом, кроме меня и него, знает еще кто-то… В данном случае ты!..

— Эля, поверь мне, вмешиваться и уж тем более включаться в эту историю ради тебя он ни за что не станет.

Повисла глухая, наполненная каким-то треском и шорохами пауза. Затем — вновь Элин голос, усталый, почти лишенный интонаций.

— Ты когда приедешь?

— Выезжаю минут через пять… Буду через час-полтора.

— Постарайся по дороге не напороться на Машку, она все утро скандалила, что едет в город на нашей машине.

— Ну и дура, — пробормотал Владимир. — Ладно, поеду через Березовку, потеря — минут двадцать… Ты ей что — доверенность написала?

— Да…

— Ладно, пока.

Нина Владимировна дождалась щелчка, свидетельствующего о том, что разговор между супругами завершен, и только после этого положила свою трубку на рычаг. На душе у нее было настолько скверно, что даже любимая «Консуэлло» помочь ничем не могла… Впервые за много лет генеральша не представляла, что ей делать. Она не понимала, что происходит, не знала, что творится с ее детьми. Глянув в окно, она успела заметить голубой костюм, мелькнувший и исчезнувший в направлении гаража, и немного удивилась тому, что Маша еще не уехала.

Вскоре по дорожке, наполовину скрытой от Нины Владимировны деревьями и кустами, проехала машина. И вслед за этим неожиданный солнечный луч прорвал пелену облаков, залив комнату радостным светом.

Нина Владимировна с сожалением посмотрела на книжку, поднялась с кровати и направилась к двери. За своими тревогами она совершенно позабыла, что так и не отдала Нюсе свои ежеутренние хозяйственные распоряжения, а та отчего-то не спросила ни о том, что приготовить на обед, ни какое платье привести в порядок для гостей. Это было несомненным нарушением традиции, сложившейся еще во времена генерала…