Симона Вилар - Обрученная с Розой

Для беспокойства причин было более чем достаточно. Король Генрих Ланкастер томился в Тауэре, но мятежной Маргарите Анжуйской удалось скрыться. Вместе с сыном Эдуардом Уэльским она нашла убежище при дворе своего родственника Людовика Французского. И под ее крыло стали стекаться приверженцы Алой Розы. Тень войны вновь стала сгущаться над Англией.

Король Эдуард понимал, что единственным человеком, способным подавить мятеж и предотвратить кровопролитие, остается граф Уорвик. И когда опасность превратилась в реальность, вновь обратился к помощи Делателя Королей. А тот, словно опытный всадник, натягивал поводья, укрощая вражескую смуту и ставя на место короля. Но это продолжалось до тех пор, пока очередная своевольная выходка Эдуарда вновь не нарушала равновесия.

Сейчас Уорвик понимал, что это была еще одна ошибка: так жестко давить на короля было неразумно. Делатель Королей видел, что их отношения с Эдуардом ухудшались, Эдуард искал новых сторонников. И становился все популярнее. Рано или поздно между ними должен был произойти окончательный разрыв.

Но тут произошло непредвиденное.

При дворе появилась скромная просительница, молодая вдова из Уэльса, некая Элизабет Грэй, в девичестве Вудвиль. Все ее многочисленные родственники были приверженцами Ланкастеров, поэтому казалось, что леди Грэй не на что рассчитывать… не будь она так дивно хороша собой.

Уорвик поначалу с легким любопытством наблюдал за тем, как увивается вокруг Элизабет Грэй венценосный жених его дочери. Эдуард был вновь окрылен любовью, а значит, ему было не до государственных дел. К тому же ухаживания потребовали от короля немало заметных усилий: леди Грэй оказалась на редкость неуступчивой.

Эдуард умолял, задаривал, угрожал – все было тщетно. Дама не сдавалась. Сам Уорвик был свидетелем случая, когда Эдуард, желая добиться своего, приставил к горлу прекрасной Элизабет кинжал. Видимо, обходительный Нэд[1] Йорк совсем отчаялся, если решился на подобный шаг.

Упорные ухаживания короля стали предметом насмешек двора – по всем углам шептались о том, что на самом деле Элизабет Грэй по уши влюблена в другого – некоего рыцаря сэра Филипа[2] Майсгрейва – и собирается, когда окончится ее траур по мужу, сочетаться с ним узами брака.

Одни считали ее просто беспросветной дурой, раз она упирается и не хочет понять, какие выгоды сулит ей любовь короля, другие же, наоборот, утверждали, что красавица Лиз поразительно хитра и многого добьется, играя с королем в целомудрие. Это лучший способ распалить чувства короля до настоящего пожара. В галереях дворца заключались пари, как долго будет ломаться прекрасная вдова, обремененная двумя детьми, к тому же бывшая несколько старше короля.

Уорвик, конечно, знал все придворные сплетни, но, занятый хитросплетениями переговоров с Людовиком Французским о передаче Англии беглой королевы Маргариты, пропустил момент, когда страсть короля перешла все разумные пределы. Каково же ему было узнать, что Эдуард все-таки добился своего, но лишь когда тайно обвенчался с Элизабет Грэй. Красавица из Уэльса сдала свои бастионы только после того, как перед ней открылась перспектива стать полноправной королевой.

Вот это был настоящий удар! Чего-чего, а такого безрассудства, по сути предательства, Уорвик от короля не ожидал. Это стало пощечиной Делателю Королей: ради какой-то бабенки Эдуард пренебрег тем, кто добыл ему трон. Помолвка короля с Анной была расторгнута, а Уорвик – опозорен.

Тогда грозный Уорвик решил выступить против того, кого сам же возвеличил. Он поднял восстание и, как всегда, одержал победу. Он, Ричард Невиль, талантливый полководец и политик, можно сказать, держал в руках Эдуарда, требуя одного и главного: объявить брак с леди Грэй недействительным.

Его поддержала мать Эдуарда, Сесилия Невиль, возненавидевшая низкородную Элизабет Грэй с момента появления вдовы при дворе. Даже то, что Элизабет сразу понесла от ее сына, не остановило оскорбленную герцогиню Йоркскую. Она сама позволила Уорвику заманить короля в ловушку, по сути, сделать его пленником Делателя Королей. И графу опять показалось, что он контролирует положение, что вновь он выиграл.

Но в результате – проиграл.

Эдуард Йорк был его учеником и сумел, добившись поддержки у младшего брата, горбуна Ричарда Глостера, дать самому Делателю Королей достойный отпор.

Уорвик до сих пор не мог понять, как это произошло. На его стороне были значительные силы, верные сторонники, надежные друзья. И все же он, отрезанный армией короля в графстве Девоншир, был вынужден отступить.

– Медведь в ловушке[3]! – ликовали сторонники короля Эдуарда.

Уорвика выручил зять – Джордж Кларенс. Он успел зафрахтовать в Дармуте корабль…

Теперь Уорвик вынужден позорно бежать. От этой мысли глаза Делателя Королей застилал кровавый туман. И куда бежать – к Маргарите Анжуйской! Это был единственный шанс отомстить Эдуарду за оскорбленную честь и вернуть трон тому, кого сам же и сверг, – Генриху Ланкастеру.

– Бог свидетель, я отомщу, – пробормотал Уорвик. – Пусть для этого мне даже придется носить шлейф этой анжуйской сучки Маргариты!

– Вы что-то сказали, граф?

Уорвик вздрогнул от неожиданности. А, Джордж… У него, как и у младшего из Йорков – горбатого Ричарда, была скверная привычка подкрадываться незаметно.

– Вы что-то сказали о Ланкастерах? – вкрадчиво повторил Джордж.

– Сказал. Увы, придется перейти в стан Алой Розы и вернуть трон Ланкастерам. Не будь я собой, если не отомщу Эдуарду!

Во мраке он не заметил, как резко отшатнулся Джордж. Не придал значения тому, как изменился голос зятя:

– Ланкастеры – ваши враги! Они ненавидят вас лютой ненавистью! Но я-то предан вам, Уорвик. Почему вы лишаете меня права стать королем, ведь я – ваш зять? И ваша дочь могла бы стать королевой!

– Моя дочь и так станет королевой. Но не Изабелла, а Анна. Теперь, когда ее помолвка с Нэдом дело прошлое, мне ничто не мешает отдать ее руку сыну Маргариты Эдуарду Уэльскому. Да, ты прав: меня многое разделяет с Алой Розой, но этот брачный союз свяжет нас навсегда…

– Но мы – я и Изабелла?..

– Я очень люблю вас обоих. Однако больше этого уважаю право прямого престолонаследия. И если я иду на то, чтобы лишить старшего из Йорков короны, то тогда только Ланкастеры могут претендовать на трон. Ты не должен сердиться, мальчик мой. Для вас с Изабеллой и вашего наследника я сделаю все возможное. Слово Уорвика!

Джордж не ответил, только коротко поклонился и, резко повернувшись, пошел туда, где ждала его жена. При дворе их называли «самой влюбленной парой», хотя некоторые злословили, что Джордж Кларенс прельстился не столько красотой дочери, сколько могуществом ее отца. Но сейчас, когда Джордж и Изабелла, стоя на корме, наедине, в тени полуночи, нежно шептались, они выглядели действительно умилительно.

Однако шептались они вовсе не о любви. Джордж был ослеплен гневом – ему было не до дамских прелестей, голос его даже окрасился шипящими интонациями:

– Я всем пожертвовал ради него, пошел даже против родных братьев, а он готов все это перечеркнуть во имя своих дурацких старомодных принципов. Какого дьявола тогда мне отправляться к Ланкастерам?! Нет, при первой же возможности я вернусь в Ирландию. Там я – полновластный Йорк.

– Дело вовсе не в принципах, мой дорогой Джордж… Дело в Анне. Эта дурнушка всегда была любимицей отца… – В голосе Изабеллы отчетливо зазвучали нотки ревности.

Старшая дочь была права. Делатель Королей действительно боготворил младшую дочь, а старшую – просто любил. И в эту минуту Ричард Невиль думал именно о своей гордой малышке, и сердце его замирало в груди: как она там?

Конечно, он оставил свою любимицу под надежной защитой, вернее, под самой надежной из всех ненадежных – под кровом аббатства, под защитой Церкви. К тому же Уорвик знал, что Эдуард, какими бы ни были их отношения, по духу – рыцарь; он не посмеет мстить невинной девушке.

Так ли уж не посмеет?! «Господь Всемогущий, защити мою малышку от зла… Спаси ее… О девочка моя, что же тебя ждет?»

Король Эдуард действительно был страстно влюблен в свою королеву. Он превозносил ее, не расставался с ней и был безмерно счастлив, потому что большинство англичан были довольны, что корона оказалась на голове их соотечественницы, а не досталась иноземке. Ибо многие еще помнили ту ненависть, какую вызвала к себе француженка Маргарита Анжуйская.