– Ваш протеже, королева, – процедил король.
Это было действительно так. Когда выбирали достойнейших бойцов, королева отдала свой голос за Бурого Орла. Глядя прямо в глаза Эдуарду, она твердо заявила, что всем жителям Чевиотских гор по обе стороны англо-шотландской границы известно, какой великолепный воин сэр Майсгрейв. Весь Нортумберленд наслышан о его доблести, и она смело может за него поручиться.
По первому зову труб рыцари заняли боевую позицию. Второй сигнал заставил их напрячься. Но едва раздался третий, как оба противника, сжав бока коней и отпустив поводья, сорвались с места. Набирая скорость, они понеслись навстречу друг другу, чтобы сойтись в самом центре ристалища.
В следующий миг трибуны потряс слитный вопль. Людовик де Бов был опытным бойцом. Его удар, нанесенный по всем правилам, пришелся прямо в щит Майсгрейва и был так силен, что тот треснул. Но в то же мгновение он получил от английского рыцаря столь мощный удар копьем в голову, что мир вокруг него вспыхнул алым пламенем и бургундец, взмахнув руками, вылетел из седла. Филип Майсгрейв проскакал дальше.
Волна восторга захлестнула зрителей. На трибунах неистово кричали, свистели, в воздух взлетали шапки и колпаки. Простолюдины плакали и обнимались. Это была первая победа, особенно желанная после стольких разочарований.
Рыцарь кружил по арене, осыпаемый цветами. Он опустил копье, приветствуя дам, но не поднял забрало.
Тот же порыв охватил и знать. Лорды, духовенство, придворные шумели, топали ногами и аплодировали так же, как и простолюдины. Сам король в первый миг не удержался и, вскочив с кресла, зааплодировал.
Ричард Глостер кричал:
– Браво, Бурый Орел! Браво, сэр Филип!
Элизабет счастливо улыбалась: все разрешилось так просто. Повернувшись к мужу, она сказала:
– Нэд, я так люблю, когда ты смеешься!
Король поцеловал ее ладонь. А Ричард-горбун вновь кричал:
– Да здравствует Филип Майсгрейв! Да сопутствует тебе удача в бою и в любви, герой!
Ричард был весел. Но бог весть почему улыбка покинула уста короля. Откинувшись в кресле, он подал знак распорядителю турнира, чтобы состязания продолжались.
Вновь зазвучала медь, заглушая людской гомон. И хотя зрители еще горячились, обсуждая на редкость красивый поединок, однако многие уже с нетерпением поворачивались к арене, ожидая новых игрищ.
Рыцари-бургундцы толпились у северных ворот. Теперь их было четверо, и они были явно обескуражены победой неизвестного им рыцаря. Посоветовавшись, бургундцы выслали на арену непобедимого графа Кревкера. Сейчас им нужна была только победа, чтобы хоть как-то умерить пыл англичан.
Зрители, затаив дыхание, следили за тем, кто же выйдет сражаться с бургундцем. Наконец английский рыцарь появился на арене. Это был оксфордширец Саймон Селден. Он считался превосходным бойцом, и недаром его пригласили издалека постоять за честь старой доброй Англии, невзирая на то, что еще совсем недавно он был на стороне Ланкастеров. Но увы! Его также ожидало поражение. И хотя Кревкер пошатнулся в седле от его удара, сам Селден опрокинулся на круп коня, потеряв стремя, а это считалось поражением.
Потом Жак Савойский, Пенсиль де Ривьер, Антуан де Курси и тот же Кревкер красиво, словно играючи, вывели из строя четверку англичан. Зрители приуныли. Правда, они аплодировали воинскому искусству заморских гостей, но настроение их вновь упало. Долгожданный день вместо обещанной радости принес лишь чувство горечи и досады. Поговаривали, что, видимо, упал воинский дух в старой Англии, раз не находится того, кто мог бы достойно проучить бургундцев.
Впрочем, щадили только Майсгрейва, ибо он один сегодня не ударил в грязь лицом. Сэр Филип стоял возле ворот, из которых выезжали его соотечественники. С ног до головы закованный в латы, он напоминал скорее статую из литой стали, нежели существо из плоти и крови. Насколько можно судить о человеке в доспехах, он был неплохо сложен: могучий в плечах, длинноногий, стройный в талии и бедрах.
По правилам турнира Майсгрейв мог продолжать участвовать в состязаниях, и многие возлагали надежды на его выход. И когда рыцарь направился к своему коню и легко, словно не ощущая тяжести доспехов, не касаясь стремени, вскочил в седло, зрители довольно загудели.
Он выехал на ристалище, когда у противоположной трибуны гарцевал, трубя в рог, Жак Савойский. На груди у сэра Филипа, чтобы не стеснять движений, был подвешен щит с его гербом – парящий орел на лазурном поле. Ветер вздымал его плащ из коричневого бархата.
Герольды, протрубив, провозгласили имена бойцов, и они заняли положенные места. На трибунах подбадривали Филипа Майсгрейва:
– Покажи ему, Фил, чтоб не слишком зазнавался!
– Хоть ты проучи бургундцев!
– Благослови тебя Господь, голубчик!..
По сигналу рыцари понеслись навстречу друг другу, сшиблись на огромной скорости посередине арены, и вмиг выбитый из седла Жак Савойский кубарем покатился по земле.
Трибуны взорвались восторженными криками. Вторая победа! Бурый Орел – великий боец!
Король покосился на супругу. Леди Элизабет улыбалась и хлопала в ладоши. Это выглядело естественным. Но Эдуард знал, какие чувства вызывают в женских сердцах победители, и в душе у него саднило.
Королева мгновенно перехватила взгляд супруга. Она давно научилась улавливать любые оттенки его настроения и теперь по вскользь брошенному взгляду, по изгибу капризных губ определила, что зрелище побед Майсгрейва отнюдь не радует короля. С невозмутимым видом Элизабет обратилась к супругу:
– Возлюбленный повелитель, вы только взгляните, как радуется победе Майсгрейва его жена, леди Меган.
Рукой в длинной перчатке она указала в сторону одной из трибун. Там, среди нарядных дам и девиц, стояла на скамье, чтобы лучше видеть, и бурно рукоплескала кареглазая молодая женщина в остроконечном головном уборе. Кружева обрамляли ее пухлые щеки, а рыжий мех шубки топорщился на животе: леди Меган ждала первенца.
– Не правда ли, я подыскала Филипу очаровательную супругу? – заметила Элизабет.
Эдуард криво усмехнулся:
– Если не ошибаюсь, Майсгрейвы всегда были бедны, а теперь Бурый Орел породнился с могущественными Перси и получил в приданое и земли, и деньги.
Королева засмеялась.
– Поистине так. Но разве Майсгрейв не заслужил награды? Он храбро сражался за Белую Розу.
Элизабет произнесла все это весело, ровным голосом, и это успокоило Эдуарда, который вновь принялся следить за ристалищем. Но то, что там происходило, не смогло его порадовать.
После каждой победы Майсгрейва бургундцы с новой силой сокрушали англичан. Король испытывал острое раздражение. Их было пятнадцать, лучших из лучших, тщательно отобранных для турнира. Однако недаром накануне Кревкер, посмеиваясь, сказал, что он со своими соотечественниками готов помериться силами хоть со всей Англией. И хотя бургундцы действительно считались лучшими воинами в Европе, подобного разгрома никто не ожидал. Когда из пятнадцати англичан осталось только двое, Эдуард вдруг рассвирепел:
– Клянусь Всевышним, Дик, не кажется ли тебе, что нам самим необходимо облачиться в доспехи и сразиться с бургундцами?
Холодный взгляд Глостера отрезвил его.
– Конечно, воля ваша, мой повелитель. Но не забывайте, что Кревкер не только искушенный рыцарь, но и тонкий дипломат. Он никогда не решится повергнуть наземь родича и союзника своего герцога. Но, клянусь кровью Христовой, с кем бы я действительно хотел помериться силами, так это с Майсгрейвом. Кто бы мог подумать?.. Взгляните-ка, этот Бурый Орел снова садится в седло!
В самом деле, на южной стороне ристалища показалась фигура конного рыцаря. Поняв, что Майсгрейв вновь собирается сражаться, зрители приветствовали его шквалом рукоплесканий.
На этот раз противником сэра Филипа оказался Пенсиль де Ривьер. Граф Кревкер сам рвался сразиться с рыцарем Бурого Орла, однако был черед сэра Пенсиля, и тот ни за что не желал его уступить. Держась за стремя де Ривьера, Кревкер что-то настойчиво советовал ему. Тот кивал, но разнесся звук труб, и граф удалился. Опустив забрала, рыцари во весь опор понеслись навстречу друг другу и сшиблись, скрестив древки длинных копий.
Сэр Филип, упершись ногами в стремена и слегка откинувшись в седле, даже не пошатнулся под натиском Пенсиля. Его же удар был столь силен, что бургундец выпустил копье. Конь де Ривьера, не устояв, рухнул на землю вместе с седоком, и оба скрылись в облаке пыли.