Увидев лицо Каролины, искаженное в гневном требовании замолчать, Палома запнулась.
– О чем ты говоришь, Палома? – озлобленно процедила она сквозь зубы. – Если Адриано все еще считает меня виновной, то он погубит нас обоих…
– Я не соглашусь с вами синьора, – ответила спокойно Палома. – Мне понятно, что вас расстроили эти перемены и надеюсь, что в ближайшее время вы измените к ним свое отношение. Но вы забываете, что сенатор Фоскарини безумно желал от вас наследника. И я уверена, что вас он все еще любит…
– А если нет? – все еще сердилась Каролина. – А если он готов вернуть меня в монастырь? Нет, Палома! – в ее голосе звучала твердость. – Я выкручусь сама, но никогда не станут молить Адриано Фоскарини о милостыне! Он не увидит меня на коленях! Я обойдусь без него!
Палома улыбнулась себе, когда перед ней вновь предстала решительная и отважная госпожа, умеющая свернуть горы на пути к собственному счастью. И кормилица знала, как никто другой, что умение Каролины разумно решать сложные задачи, сила ее духа и Господь, который никогда не покидает ее душу, помогут ей преодолеть все препятствия.
– Сенатор Фоскарини… – смелость в голосе Паломы заставили Каролину гневно посмотреть на кормилицу, – сенатор ради ребенка был бы готов на все, как и любой другой мужчина, желающий наследника. Он во что бы то ни стало вернул бы вас.
– Да лучше я буду нищенкой… – всхлипывала Каролина. – Лучше… я издохну, как последняя бродячая собака… – она заметно задыхалась от гнева. – Но унижаться перед Адриано Фоскарини я не буду!
Это был крик души, вырвавшийся из ее горла хрипом с потоком слез и рыданий. Ох, как же ей хотелось бы сказать эту новость любимому Адриано два месяца назад, когда они пылали любовью и страстью друг к другу! Как же она жаждала вернуть время вспять! Тогда бы она не пошла бы на ту злосчастную встречу с Марго, а обо всем поведала бы Адриано. И тогда все сложилось бы по-иному.
Послышался стук открывающейся двери, и Каролина с ожидающим ужасом в глазах уставилась на вход в комнату, откуда должны были появиться Анджела и Энрике.
– Каролина, к вам можно? – послышался тихий голос Анджелы.
– Да, проходите, – ответила та и попыталась подняться с кровати.
– Не вставайте, Каролина, – произнесла с улыбкой вошедшая Анджела. – Не нужно подниматься.
– Вам, наверное, уже известно? – спросила Палома, прекрасно понимая, что Диего, прежде чем уйти, разговаривал с супругами.
Анджела вошла одна, видимо, Энрике решил оставить женщин наедине.
– Да, – еще шире улыбнулась та. – Отчего же вы плачете, дитя мое? – воскликнула удивленно она, увидев в глазах Каролины застывшие слезы.
– Ох, Анджела, как же? Вы ведь не знаете всего… – Каролина снова зарыдала. – Ведь отец ребенка… О, бедный мой супруг! – она уткнулась в подушку, содрогаясь от рыданий, поминая недобрым словом Адриано за то, что оставил ее в таком положении.
Анджела взволнованно взглянула на Палому, ожидая объяснений от нее, но та, повинуясь указу хозяйки, покорно молчала, кротко опустив глаза, чувствуя неловкость за артистизм, который демонстрировала Каролина.
– Что? Что с вашим мужем? Он погиб? – с ужасом воскликнула Анджела.
– Нет-нет, – пытаясь взять над собой контроль, промолвила та. – Он жив, но он… Господи, несчастья обрушились на нас одно за другим… Он в тюрьме за долги перед республикой! И он оказался там по вине компаньонов, укравших всю выручку от торговли, – отчаянно всхлипывала Каролина, вытирая набежавшие слезы. – Что он успел сделать, так это продать наш дом, оплатив часть долгов. Оставшиеся деньги он отдал мне, приказав во что бы то ни стало выручить и себя, и тетушку от сразившей нас напасти, и бежать из Венеции, чтобы после того, как его посадят, меня не заставили выплачивать деньги.
Слезы в глазах Анджелы подтверждали, что ее мнительное сердце давно уже растроганно.
– О, бедная моя девочка, так ты совсем одна! – Анджела бросилась к ней с объятиями и нежно прижала к себе, с утешением гладя ее локоны.
– Я предполагала добраться до Флоренции, чтобы попросить помощи у своей тетушки, но лекарь запретил мне передвигаться, сказав, что я могу потерять ребенка. И теперь, милая Анджела, я не знаю, что ждет меня.
Женщина крепче обняла Каролину, поглаживая ее по спине. Слезы синьоры были невероятно искренними, несмотря на ложь, которая слетала с ее уст. Хотя безнадежность выдуманной ею истории была сродни по безвыходности событиям, происходившим в реальности. Синьора Фоскарини понимала: знай эти люди чистую правду, они могли отказаться помочь ей, – кто пожелает видеть армию солдат в своем доме? И поэтому ей пришлось на ходу придумать эту гнусную историю, отомстив Адриано в своих фантазиях за ее узничество в монастыре. И пусть ей было ужасно неловко за эту мерзкую ложь, но иного выхода она сейчас не видела.
– Нам Диего сказал о том, что вам нельзя ездить верхом, Каролина, – ответила Анджела. – Полагаю, что смогу прийти к соглашению с мужем, чтобы вы остались у нас.
– О, право, мне так неловко перед вами, Анджела! Вас и так пятеро в этом небольшом доме. Мы не хотим вас стеснять.
– Ну что вы, Каролина? Для нас этот дом вполне просторен. Любовь в семье не позволяет нам тесниться.
С этими словами она обняла исходившую рыданиями гостью, всем сердцем желая утешить ее.
А Каролина лишь думала о широте сердца этой семьи. Да, в этом скромном доме не знают роскоши, – в нем нет огромных, шикарно убранных залов, дорогих нарядов и чопорности. Здесь скромно, мило и радостно. Радостно на душе от иного богатства – безмерного богатства внутреннего мира этих людей, которым чужды алчность и стенания, вражда и ненависть. И именно поэтому разрушающие силы обходят этот чудесный дом стороной.
Как только утренняя заря розоватыми лучиками коснулась влажной черепицы венецианских домов, Адриано с нетерпением вышел из своего дворца, где у порога его уже ожидали вернувшиеся Раниери и Маркус и в очередной раз не намеревавшиеся обрадовать его добрыми вестями. Это сенатор заметил по их лицам, с которыми они приходят к нему уже несколько дней. Немногословно излагая план дальнейших действий, сенатор сухо отдавал приказы, проходя рукой по карте. Все это безнадежно! Его сердце чувствует… но разум не хочет сдаваться!
Разбитый болью и уставший от бессонных ночей, Фоскарини усталой походкой прошел к своим гондолам. Не желая обращаться к услугам гондольера, Адриано все чаще и чаще управлял гондолой сам, дабы собственной силой успокоить свои изведенные за все это время нервы.
Проплывавшие мимо гондолы потихоньку оживляли городские каналы. Венецианцы почтенно кланялись сенатору Фоскарини, однако тот, к удивлению всех, уставился в одну точку, словно никого не замечая, и ни разу не ответил на приветствия. Что же это? Все привыкли, что сенатор в последнее время вел себя еще более отрешенно от общества, чем прежде, однако, невзирая ни на что, он всегда проявлял почтительность по отношению ко всем гражданам Венеции: будь то патриции или простолюдины.
И не только это утро стало поводом для активных сплетен. Венецианцы терялись перед изобилием информации, ставшей почвой для слухов. После молвы, пронесшейся по республике о том, что Адриано Фоскарини втайне от всех женился, по исчезновению Каролины многие приняли это за пустые домыслы. Однако совсем скоро он объявил о ее пропаже и поисках, и правда всплыла на поверхность Большого канала: вокруг то и дело обсуждали Адриано, ставшего в последнее время и без того невероятно популярным. И его удивительное поведение еще больше подогревало горячие споры венецианцев.
Одни говорили, что он одичал после того, как его тайная супруга сбежала от него. Кто-то, более изощренный в своих фантазиях, разносил немыслимые сплетни, что он совсем обезумел и просто убил ее. А кто-то, более осведомленный, утверждал, что всему тому виной козни куртизанки и прислуги Адриано Фоскарини. И, хоть его дело расследовалось втайне, венецианцы нашли доводы для распространения всякого рода суждений по этому поводу.
«Боже милостивый, какая же чепуха! – произнес с удивительным безразличием Адриано, когда Витторио, слышавший от своих пациентов каждую сплетню в Венеции, рассказал все сенатору. – Жители совсем обезумели!»
Но сенатор Фоскарини не видел смысла даже противоречить всем пересудам: он просто молчал, словно соглашаясь со всей этой грязью, разносимой скверными устами. Его радовало, что дело по покушению на его жизнь сдвинулось с мертвой точки, и Маргарита Альбрицци, в надежде на помилование, обещанное ей следователями, согласилась рассказать о том, где она нашла Хуана. Паоло Дольони даже не подавал виду, что знает что-либо об этой истории. Но стражники утверждали, что однажды он посетил куртизанку в камере и о чем-то долго шептался с ней.