Диего открыл ей с невероятным изумлением на лице. Дитя в утробе Каролины способствовало расцветающей в ней женственной красоте, словно дорисовывая в ее небесно-голубых очах блеск предстоящего материнства. На удивление всем, она отнюдь не выглядела изможденной беременностью: в последнее время Каролина и вовсе чувствовала себя превосходно, что заставляло ее все чаще подумывать о том, чтобы потихоньку отправиться во Флоренцию.
Диего расплылся в улыбке, впуская Каролину к себе в дом.
– Желаете чего-нибудь? – спросил он, присаживаясь рядом с ней, без стеснения наслаждаясь ее околдовывающей красотой.
Вопреки недовольству женщин собственными чертами, кото рыми награждает их беременность, лекарь Пенна всегда восхищался теми переменами, которые в это прекрасное время проявляются во внешности каждой из них. Но Каролина за эти несколько месяцев стала для него особенной женщиной.
– Благодарю, Диего, но я к вам по делу, – смущенно отвернулась она, чувствуя пристальный взгляд мужчины, восхищенно рассматривающего ее.
Ее слегка располневшие щечки от прогулки на свежем воздухе и пережитого смущения покрылись бордовым оттенком, будто накрашенные румянами.
– У вас что-то случилось? – взволнованно спросил он, внутренне надеясь не услышать от нее жалоб на состояние собственного здоровья.
– Заболела Палома, – пояснила Каролина. – Видимо, схватила простуду. Я прошу вас осмотреть ее, поскольку мы спим в одной комнате, а мне бы не хотелось, чтобы она меня заразила.
– Мы сейчас же с вами отправимся в дом Гаета.
Диего, невероятно обрадованный тем, что прекрасная Каролина обратилась к нему за помощью, поднялся и начал поспешно собираться в дорогу, временами бросая на нее улыбчивый взгляд. Пока он бегал впопыхах по домику, Каролина поднялась с табурета и прошлась по небольшой комнате, в которой, очевидно, лекарь принимал пациентов. И пусть она была гораздо скромнее, чем лекарская Витторио Армази, все же чистота и благодать в ней так же господствовала.
Здесь же стояла кушетка для больных, маленький столик, на котором в беспорядке были раскиданы листы с записями, а также небольшой лекарский шкафчик с бесчисленным множеством разного рода сосудов. Каролина заинтересованно устремила свой взгляд на надписи, прикрепленные к ним, но латинские наименования оказались ей совершенно незнакомыми.
Но вдруг перед ее глазами промелькнуло что-то до боли знакомое. И это знакомое ей почудилось собственным почерком. Каролина с любопытством посмотрела на несколько конвертов, поставленных вертикально под самой дальней стенкой шкафчика. Она не могла не взять их в руки, ибо с ужасом заметила, что это были письма, которые она писала тетушке. Все три письма, которые она передавала лекарю в надежде, что хотя бы одно из них дойдет до Флоренции. Каролина лишь ощутила, как внутри нее словно что-то оборвалось. Все это время она тщетно ожидала ответа от Матильды, не имея ни малейшего представления, что та не получила ни единого письма. К горлу подошел удушливый ком несостоявшихся надежд и разочарования.
Выбежавший из соседней комнаты Диего виновато с мотрел на нее, склонив голову, словно провинившийся мальчишка. Она обернулась к нему, словно в самую душу устремив свой взгляд, наполненный слезами.
– Почему? – только и смогла вымолвить Каролина, сдерживая в себе удушливые рыдания.
– Простите… – едва слышно произнес Диего…
Он не выглядел слюнтяем: черты его лица были достаточно сильными, как для обычного лекаря, но этот странный поступок создавал в ее глазах образ беспомощного слабака.
– Почему? – более требовательно и едва не рыдая, повторила она свой вопрос. – Почему вы не отправили мои письма?
Она так надеялась, что этот человек, к которому она испытывала доверие всем своим наивным сердцем, найдет своему поступку весомые оправдания. Но он безмолвно смотрел на нее, не сумев разыскать в себе подходящих слов для объяснений.
– Диего! – требовательно воскликнула она, и он вздрогнул. – Отвечайте!
– Я… я боялся, что вы покинете меня…
– Покину вас? – больше возмущения, чем изумления слышалось в ее голосе.
– Я не мог допустить, чтобы вы уехали…
– Вы их читали, – с уверенностью произнесла Каролина.
Он безмолвно опустил взгляд. Она перевернула письма печатью кверху и одна из них оказалась сорванной.
– Вы – бесчестный человек! – воскликнула в сердцах Каролина и с ненавистью бросила письма прямо ему в лицо.
Она тут же вышла на улицу и, придерживая животик, словно пытаясь оградить дитя от сильной тряски ее решительных шагов, направилась по дороге к дому Гаета. Из ее глаз ручьем текли слезы, кричащие о разбитых надеждах. Тетушка не могла приехать, написать… а она обязательно это сделала бы и тем самым смогла бы избавить свою племянницу от изнуряющей тоски по родным людям. Господи, как же Матильда изводится там, во Флоренции, в мыслях о том, что вообще происходит с Каролиной! Ведь никто… никто до сих пор не имеет ни малейшего представления о том, что с ней! И вообще, жива ли она… И все потому, что этот подлец Диего Пенна не отправил ее письма во Флоренцию! Каролина ощутила себя такой одинокой, какой не чувствовала никогда прежде! Будто весь мир вокруг нее перестал существовать…
Лекарь догнал ее. Она не испытывала ни малейшего желания смотреть на него. Услышав позади себя шаги, Каролина с гневом и сквозь рыдания воскликнула:
– Вы намеренно держали меня здесь все это время, обрастая жестокой ложью! Я завтра же выезжаю во Флоренцию, что бы вы мне ни говорили!
Он остановил ее, схватив за руку. Нехотя Каролина устремила на него заплаканные глаза.
– Милая… прекрасная… несравненная, я и впрямь поступил бесчестно, разочаровав вас, – согласился он. – Но молю вас, поверьте, что путешествие для вашего дитя является чрезвычайно опасным. Судя по вашим письмам… – он запнулся. – Простите мне мой безрассудный проступок… Но, судя по вашим письмам, все те потрясения, которые вам пришлось пережить за последнее время, и поставили под угрозу ваше нынешнее положение. Подумайте о ребенке! Я клянусь вам, что после родов я найму для вас самую комфортабельную повозку и собственноручно отвезу вас во Флоренцию, найдя в себе силы попрощаться с вами навсегда.
Каролина увидела в его глазах небывалую искренность: такую, какая еще не изливалась так красноречиво из его уст.
– Что правило вами в тот момент, когда вы читали мои письма, даже не намереваясь их отправлять? – спросила она, пытливо пронзая его сердце своими глазками.
– Неужто вы не замечали, что я безумно влюблен? – ответил он вопросом на вопрос. – Больше всего на свете я боялся потерять вас…
Из груди Каролины вырвался тяжелый вздох. Убрав от себя его руки, она продолжила путь.
– Вы же знаете, что я замужем, Диего, – с недовольством подчеркнула она.
– Но ваш брак под угрозой, судя по всему… – он тут же увидел ее гневный взгляд и смолк.
– Судя по моим письмам, вы имеете в виду? Чем бы ни закончилось наше с мужем расставание, – произнесла она и взглянула в лазурные небеса, щурясь от яркого солнца, – я никогда более не смогу полюбить другого мужчину, так как и сейчас люблю его.
– Вы все еще любите? – изумился он.
– Да, Диего! Эта та любовь, которая навеки сливается с сердцем и владычествует им до тех пор, пока оно не перестанет б иться.
Сила чувств, бьющая из ее глаз, устремленных на него, словно уничтожала его сердце. Диего лишь отвел взгляд, не переставая удивляться этой женщине.
– И я вас молю, Диего, ничего не говорите семье Гаета обо всем, что узнали. Я не хочу селить в сердца Анджелы и Энрике смя тение по поводу своего нахождения у них. Знай они, что я – жена венецианского сенатора, то невероятно забеспокоились бы по этому поводу. Поэтому прошу вас, во имя всего святого, не пугайте их.
Она говорила, даже не глядя в его сторону, но Диего с пониманием относился к ее словам.
– Я клянусь вам, Каролина, что от меня никто не узнает ни слова из вашей тайны.
Анджела всю дорогу весело щебетала о всякой всячине, очевидно, наполненная предвкушением скорого дня рождения единственного сынишки. Каролина едва упросила чету Гаета взять ее с собой: невзирая на строгие запреты лекаря путешествовать, она решила, что непродолжительная поездка в город ей никак не повредит.
Одевшись в платье, которое сшила для нее Анджела в серо-голубых тонах, Каролина намеревалась слиться с простолюдинами в одно пятно, чтобы не выделяться из толпы. Да и невероятно шустрая весна уже полностью подготовила почву к приходу лета, и гардероб Каролины, загроможденный теплой одеждой, требовал обновления.