Он притянул ее к себе и обнял.
– Ты не одинока, – сказал он твердо.
Она больше не отталкивала его. От его рук исходил покой и сила, и она плакала, спрятав лицо у него на груди.
– А вдруг доктор окажется прав? – пробормотала она. – Он сказал, что память ко мне не вернется. Вдруг я навсегда останусь такой?
– Что за доктор? – встревоженно спросил Макс, приподняв ей голову и заглядывая в лицо. – Какой еще доктор? Когда он сказал тебе такое?
– Когда я очнулась.
Темные глаза, смотревшие на нее, светились пониманием и сочувствием, они заглядывали в самую душу, и страхи, терзавшие ее, выплеснулись наружу.
– Он приходил осматривать меня. Я слышала, как он разговаривал с сестрами. Он сказал, что я «редкий случай», что на его памяти был только один похожий случай, и тот человек с-сошел с ума и... умер, – с ужасом прошептала она. – Макс... п-пожалуйста.., помоги мне. Я не хочу умирать.
Глаза его, как зеркало, отразили ту боль, что была в ее взгляде, она видела это даже сквозь едкую пелену слез. Он как будто понимал всю глубину захлестнувшего ее отчаяния, как будто знал, что это такое.
Словно не в силах терпеть такую муку, он прикрыл глаза и снова привлек ее к себе.
– Ты не сойдешь с ума и не умрешь, – просто сказал он. – Обещаю тебе, Мари.
В его словах была решимость. Она почувствовала ее так же отчетливо, как чувствовала выпуклые мускулы его рук и ровное биение его сердца. Она закрыла глаза, закинула руки ему на плечи и прижалась к нему, находя в его уверенности и силе свое спасение. Он гладил ее волосы, плечи, а она поливала слезами его черную рубаху.
Она все еще жалобно всхлипывала, однако ужас, порожденный той неведомой пустотой, грозившей навсегда поглотить ее, постепенно отступал. Быть может, рядом с этим незнакомцем, что держит ее так крепко и так добр к ней и который к тому же утверждает, что он ей муж, найдет она в себе силы выбраться из бездны беспамятства? Было что-то мягкое и покойное в том, как он гладил ее по спине, и Мари, спрятав лицо у него на груди, затихла.
А затихнув, очень скоро поняла, что поглаживания его стали другими.
Они теперь не успокаивали. Плавное, ритмичное скольжение его ладони по ее спине вызвало вдруг какое-то напряжение в самом низу живота. И в тот же миг, едва только она почувствовала это, как ощутила вдруг и его мускулистую грудь, и упругий живот, и крепкие ноги... Бедра, вжимавшиеся в ее живот, и еще что-то... очень твердое... Всего несколько мгновений назад этого не было... Видимо, и он почувствовал это, поскольку его рука вдруг остановилась.
Оба замерли. Всего на мгновение, но оно показалось ей вечностью.
Она подняла голову, понимая, что нужно отстраниться, но ее остановил огонь, пылавший в его глазах. А еще тихо произнесенное: – Нет.
Она была не вполне уверена, как ей следует понять его, и хотела было спросить, однако только успела открыть рот, как его накрыли губы Макса.
Горячие.
Сладкие.
Удивительные.
Она подняла руки, думая оттолкнуть его, но опять же не была уверена, сможет ли она сделать это, да и желает ли она этого. Мысли перепутались, в голове проносились лишь какие-то обрывки их. Жар, исходивший от его губ, разлился по ее телу. Она не знала что и думать, не понимая, откуда взялась эта дрожь, что охватила ее, – то ли из ее удивления, то ли из страха...
Дрожь весьма напоминала ту, что пробегала по ее членам всякий раз при его прикосновении, но сейчас она чувствовала ее внутри себя. Его руки скользнули по ее спине, одна обхватила ее за талию, другая поднялась вверх и легла на затылок, поддерживая ей голову. Его губы целовали ее, его пальцы гладили сзади ее шею, жесткая щетина терла ей подбородок. Она жалобно застонала. Он тоже застонал, оторвал от нее губы, и она уже было решила, что все закончилось.
Но его губы вновь настигли ее, и на этот раз их поцелуй, словно вспыхнув, как вспыхнула вдруг в ночи та люстра, виденная ею внизу, обдал ее фейерверком искрящихся огней. Все сомнения, вопросы, мучившие ее, растаяли тотчас, и она закинула руки ему на плечи. Происходящее настолько ошеломило ее, что она не могла даже предположить, чтобы трепет, подымающийся из самых ее глубин, мог быть вызван чем-то, кроме страха. Ощущение было совершенно новым и непостижимым: какое-то странное, необъяснимое возбуждение чувствовала она внутри себя.
Но что самое странное, так это то, что оно ей было приятно.
Как будто что-то взорвалось и теперь горело внутри нее. Горение. Это похоже на горение. Она не знала, откуда взялось это слово, но оно с предельной точностью описало ее ощущения.
И когда ей показалось, что она вот-вот растает от кипящей лавы, разлившейся внутри нее, он сделал нечто такое, что она вся обмерла. Его язык стал настойчиво раздвигать ее губы, и она вдруг ощутила, что он медленно и бархатисто провел им у нее во рту.
Вся застыв, она приглушенно вскрикнула. Ее крик выражал скорее удивление, нежели возмущение, но Макс оборвал поцелуй и неловко отступил от нее.
Тяжело дыша, он смотрел на нее, и вид его был растерянным.
– Черт! – выдохнул он. – Боже... что я делаю...
Она стояла перед ним, вся дрожа, не в силах найти объяснения случившемуся, с подкашивающимися ногами. Макс, однако, довольно быстро пришел в себя.
– Мари, извини. Я обещаю, пока ты не поправишься, пока... м-м... пока к тебе не вернется память, я... я не стану настаивать на своих супружеских правах. – Он указал на дверь, что была между кроватью и шкафом. – Я буду спать в соседней комнате, так что ты можешь чувствовать себя в полной безопасности. Теперь ложись, поспи. Спокойной ночи, дорогая.
Он резко повернулся и прошел к двери. Дверь громко хлопнула.
Она вздрогнула. Она стояла посреди комнаты и спрашивала себя, что же произошло между ними.
Сначала он целует ее, вызывая в ней целую бурю неведомых чувств, а потом... неожиданно оставляет ее в полной растерянности. Похоже, ему не составляет труда менять обличья: он то заботлив и нежен с ней, то вдруг становится холоден и резок.
И что он имел в виду, когда говорил, что она может чувствовать себя в полной безопасности? Что он рядом и в любой момент может прийти на помощь? Или это связано с тем, что он не будет настаивать на своих супружеских правах?
Нащупав рукой кресло, она медленно опустилась на шелковую подушку. Что же такого страшного в этих супружеских правах?
И вообще, что это такое – «супружеские права»? Она впервые слышит о них. И почему он сказал о них с такой неловкостью в глазах? Быть может, они имеют какое-то отношение к поцелуям?
Если так, подумала она, чувствуя, как краска заливает ее лицо, нужно как следует разузнать об этом. Она провела пальцем по своим губам, которые, казалось, еще хранили жар его сладостного поцелуя.
Если удастся, она поутру спросит об этом мадам Перель. Та гораздо старше ее, тоже замужем и, наверное, знает многое о поцелуях и супружеских правах.
Да, нужно будет расспросить мадам Перель.
Прошел час, прежде чем Макс отважился заглянуть к ней. Он осторожно просунул голову в дверь, проверяя, уснула ли Мари, и, увидев ее спящей, удивленно замер. Было что-то детское в том, как она спала, свернувшись калачиком и закрыв уши руками. Спала одетой, в том самом платье, которое он украл для нее в гостинице, и не загасив лампы, потому что... боялась темноты.
Он подумал, не потушить ли огонь, дабы обезопасить себя, но не захотел терять времени.
С трудом удерживая в руках ворох одежды, он скользнул в комнату и стремительным беззвучным шагом прошел к шкафу. Тщательно смазанные петли не издали ни малейшего скрипа. Он пробежал глазами по платьям; сейчас они почему-то казались здесь случайными и неуместными. Он снял с плечиков те, которые для Мари были явно велики, а на их место повесил другие, того же цвета и из той же материи, но на размер меньше.
Два дня назад он приобрел их в ближайшем магазине дамской одежды, причем каждого платья по три экземпляра разных размеров. Приятельски подмигнув хозяину магазина, он посоветовал ему довольствоваться одной любовницей, дабы избежать непомерных расходов, какие приходится нести ему. Хозяин остался доволен покупателем и доставил покупки по адресу.
Слава Богу, Мари была не в том настроении, чтобы примерить их. Бросив взгляд через плечо и убедившись, что она спит, он быстро проделал вторую часть своей операции: вынул из-за пазухи несколько пар домашних туфель, расставил их на полу в шкафу, прикрыв сверху зонтами и шляпами.