Шелли Такер - Объятия незнакомца

– Значит, это не было случайностью! Вы хотели найти Армана?

Макс кивнул.

– Я предположил, что если искусно составленное газетное объявление сработало на мне, то подобное объявление могло бы возыметь воздействие и на вашего брата. Я рассуждал так: если он жив, то должен искать вас в Англии. И я обратился за помощью к Саксону, – он покосился на Армана, – хотя, признаюсь, не ожидал, что он так скоро найдет его.

– Но... зачем... – пролепетала Мари – Зачем вы искали Армана?

Макс тяжело вздохнул:

– Думаю, вы и сами знаете, Мари. Мне запрещено говорить об этом.

Арман выпустил сестру и шагнул к Максу.

– Ваш брат рассказал мне, каким образом вы оказались замешаны в это дело.

Макс стиснул зубы, а потом произнес.

– Ле Бон, я должен извиниться перед вами за… Закончить он не уснет, гак как кулак Армана, тяжелый как кувалда, врезался ему в челюсть.

Оглушенный, ошеломленный. Макс рухнул на пол. В ушах звенело, пульсирующая боль в челюсти туманила сознание, в груди все горело.

– Арман! – завизжала Мари.

– Извинения приняты, – бросил ему сверху ле Бон. Макс ничего не мог поделать, кроме как чертыхаться от боли и злости, но тут Мари бросилась к нему.

– Как ты? В порядке? – Приподняв ему голову, она положила ее себе на колени и метнула гневный взгляд на брата.

– Арман, что ты наделал!

Ле Бон, потирая запястье, хмыкнул.

– Пусть радуется, что при мне нет пистоли. После всего того, что он сделал тебе, я не задумываясь…

– Замолчи! Ты ничего не знаешь. Ты едва не убил его – Она расстегнула Максу сюртук, проверяя, не вызвал ли удар кровотечения из раны. – Всего неделю назад он был ранен в грудь.

Макс подумал, не пора ли ему подняться.

Однако решил, что его положение не лишено определенной приятности.

Так что теперь, видимо, он задолжал ле Бону не только извинения, но также «спасибо».

И, закрыв паза, он застонал.

– Макс! – испуганно вскрикнула Мари.

Он приподнял веки.

– Как там? Много крови? – произнес он голосом умирающего.

– Не знаю. Сейчас посмотрю. Она расстегнула его рубашку, потрогала бинты.

Ее пальцы коснулись его груди, и сладостное чувство охватило его – ради него он готов был бы снести еще пару-другую ударов. Боже, как давно она не прикасалась к нему.

– Нет. Крови нет, – с облегченным вздохом сказала она и снова обернулась к брату. – Арман, прошу тебя, умерь свой пыл! Что бы он ни сделал, тебя это не касается. У него на то были свои причины. Он хотел обезопасить свою страну. Это страшное оружие едва не погубило его брата, и Макс пытался предотвратить повторение трагедии. Он вовсе…

Она вдруг умолкла, словно сообразив – одновременно с Максом, – что оправдывает его.

Будто только сейчас осознав, что держит его голову на своих коленях.

Она убрала руки с его груди.

– Вы в состоянии сесть, милорд? – очаровательно насупившись, спросила она.

Черт! Раскусила-таки его уловки.

Он не сумел сдержать ухмылку.

– Попробую.

Сесть он сумел, и довольно легко.

– Мари, – позвал Арман Нам нужно поговорить.

– Позже, – ответила она. В ее голосе была невозмутимость, сравнимая разве что с королевским спокойствием Ашианы. Поднявшись, она отряхнула платье. В настоящий момент месье д'Авенант и я проводим чрезвычайно важный эксперимент.

Арман хмуро глянул на Макса, но промолчал, зная по видимому, что спорить с сестрой когда она с головой ушла в свои химические штучки, бессмысленно. Он прошел к столу и, найдя клочок бумаги, что-то записал на нем.

– На, возьми. Я остановился в этой гостинице.

– Я приеду. При первой же возможности, – заверила она, сунув бумажный клочок в карман юбки, и, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку. – Я ужасно рада видеть тебя, Арман.

– Да уж, – язвительно проговорил он.

– А теперь иди. Нам нужно работать.

Ле Бон водрузил на голову свою треуголку и, бросив напоследок угрожающий взгляд в сторону Макса, удалился.

Они снова были одни. Макс не отрываясь глядел на Мари. Комната вдруг показалась ему маленькой, а воздух – очень теплым.

– Я просил Саксона разыскать твоего брата, – тихо заговорил он, – потому что должен был найти его. Я не хотел, чтобы ты осталась одна, когда уедешь, если уедешь... Потому что люблю тебя.

Мари тяжело вздохнула и будто хотела что-то сказать. Но передумала. Отвернувшись, она прошла к столу.

– Нас ждет работа, милорд.

Мрак окутал лабораторию, но Мари продолжала трудиться. Университет, по-видимому, испытывал недостаток средств для поддержания освещения в вечернее время, так что приходилось довольствоваться лунным светом, струившимся в окна, да несколькими свечами, которые она поставила в центре стола и которые создавали островок золотистого свечения, приютивший ее и Макса.

Маленькие желтые огоньки подрагивали перед глазами, взгляд которых был устремлен на ящики с рассадой.

Десять часов. Уже десять часов соединение находилось в стоячей воде – и не загоралось. Все предыдущие его версии вспыхивали через час, или, в лучшем случае, через два.

Но эта версия, похоже, отличалась устойчивостью.

Не отрывая глаз от крохотных гранул, рассыпанных по почве, Мари поднялась с табурета; робкая улыбка дрожала на ее губах. Как боялась она верить случившемуся!

Движимая порывом – необоснованным, абсолютно иррациональным порывом, – она взяла стакан со смесью, высыпала в ладонь немного порошка и бросила его в язычок пламени, готовая отскочить от стола.

Но взрыва не последовало. Напротив – пламя потухло. Свеча оплыла и погасла.

Радость вспыхнула на ее лице. Она улыбалась. Получилось! Новая версия принесла успех. Соединение устойчиво не только к воде, а даже к огню!

Восторг, переполнявший ее, вытеснил осторожность – она проделала это еще раз. Вторая свеча угасла столь же мгновенно, как первая.

– Макс! Ты видел? – воскликнула она. Ответа не последовало.

Она перевела взгляд, впервые за несколько часов отрываясь от эксперимента.

– Макс? Он спал.

Заснул прямо за столом, уронив голову на книгу, которую штудировал все это время. В статье о процессе горения и окисления он пытался найти научное подтверждение своей теории опилок, да видно усталость одолела его.

Мари почувствовала, как знакомое чувство затопило ее сердце, и чувство это было столь могучим, что заглушило даже охвативший ее мгновение назад восторг. То была нежность. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она поставила стакан и обошла стол.

Ему давно следовало бы поехать домой; он еще не поправился, он слаб, его рана болит, но он не захотел оставлять ее одну. Какой он бледный и какой... юный. Каким трогательно беззащитным выглядит он сейчас... Взъерошенные волосы, упавшие на лоб, съехавшие с носа очки делают его похожим на гимназиста, заснувшего над книжкой...

Она приблизилась, не в силах подавить желание прикоснуться к нему. Воспоминания нахлынули на нее.

Однажды она уже видела его таким. Это было в том доме, в Париже. Было утро, она вошла к нему в кабинет...

Она удивилась, осознав вдруг, что мысль об их общем прошлом сейчас не вызывает в ней ни боли, ни гнева. Сколь же необъятной и могучей должна быть затопившая ее нежность.

Она осторожно сняла с него очки и положила их на стол. Они оставили след на его шершавой щеке. Мягко, едва касаясь, провела она пальцем по этой отметине, потом тронула его распухшую скулу, синяк на подбородке, легким движением убрала со лба волосы.

– Ангел Разбойник – прошептала она беззвучно.

Потом улыбнулась, ощутив прохладу его лба. Слава Богу, температуры нет. Она облегченно вздохнула. Инфекция могла бы оказаться пострашнее любой пули.

Господи, как она волновалась. Боялась, что он умрет, тогда как они только-только...

Вздрогнув, она убрала руку. Улыбка замерла на ее губах.

Что «только-только»? Уж не строит ли она планы на их совместное будущее? Неужели она втайне надеется?

Нет. Не может быть. У них нет будущего.

Хотя...

Он во многом был искренен с ней. То, что он рассказывал о своей семье, о своей болезни, – все это оказалось правдой.

Он даже нашел Армана, хотя должен был понимать, что тот станет настаивать на немедленном ее освобождении.