Все вокруг внимательно наблюдали, как они выходят в центр круга. Принц Бертран нахмурился, глядя на дочь из угла комнаты, где он беседовал с Оноре Малро и министром финансов (смешная должность, если учесть экономическое положение княжества).
Отвесив изящный поклон, Бронсон обнял темноволосую принцессу, и она подарила ему чарующую улыбку. Как только они сделали первое па, быстрый темп вальса Штрауса закружил вихрем все вокруг. Изабель раскраснелась, смех ее звенел колокольчиком, но глаза искрились таким блеском, который мало чем отличался от вспышки молнии.
— Он никогда не сделает вас счастливой, — сказал Дэниел, поравнявшись со злополучной парочкой молодоженов.
— Подумать только, а я ведь считала вас умным человеком, — заметила Изабель на чуть ломаном английском.
— А между тем есть немало мужчин, готовых ухаживать за вами. И намного больше, чем вы думаете.
— Ну перестаньте, мне это неприятно. Бронсон рассмеялся:
— Вы до того привыкли во всем быть второй, что даже не представляете, чего смогли бы добиться, если бы только захотели.
— Я знаю, чего я хочу, — сказала она, устремляя пылающий взор на элегантного жениха.
«Ты слишком сильная для него, принцесса. Ты просто слопаешь его целиком и только косточки выплюнешь», — подумал Бронсон, но промолчал. Почему-то он почувствовал, что говорить не стоит.
Изабель не желала бы замечать этого, но Бронсон оказался превосходным танцором. Он обнимал ее крепко, хотя совсем не прижимал к себе, и уверенно кружил в сумасшедшем ритме, ловко, не сбиваясь с такта, перебирая ногами. Он был очень высок и необычайно широк в плечах; Изабель отметила, что это видно и без ухищрений искусного портного. Она ощутила даже укол совести за то, что замечает достоинства в другом мужчине, но факты — вещь упрямая. Всего, что принцесса успела узнать о Бронсоне, было довольно, чтобы изменить свое мнение о скучных, воспитанных в пуританских традициях американских бизнесменах.
Больше они не говорили, и, наверное, это хорошо, потому что любой разговор между ними неизбежно заканчивался ссорой. С принцессы достаточно было и того, что все вокруг видели ее в объятиях этого человека.
Сквозь темные ресницы она бросила взгляд на Бронсона. Ах, если бы он вел себя чуть-чуть галантнее и настойчивее! Хотя бы как во время первого визита. Жаль, что именно сегодня он решил прекратить свои ухаживания. Как хотелось бы увидеть Эрика, бросающегося на защиту ее чести, если бы этот американец вновь вздумал поцеловать ее!
— Ошибаетесь, принцесса. Я не собираюсь целоваться с вами.
Что за черт? Неужели он умеет читать мысли?
— Вот уж о чем я подумаю в последнюю очередь! — Голос ее звучал весьма убедительно.
— Наверное, именно поэтому вы так смотрите на мои губы?
— Вы себе льстите.
— Иногда, только не теперь.
— Я знаю, что нравлюсь вам.
— Но сами себе вы нравитесь вдвое сильнее.
— Если я так вам противна, то зачем же вы меня целовали тогда, наверху, на террасе?
Хищное выражение показалось в его взоре.
— А у вас хорошая память, принцесса. Увы, все шло совсем не так, как ей хотелось.
— Любой другой мужчина был бы польщен моим вниманием.
— Видите ли, я просто терпеть не могу ходить в лакеях. Даже у самой восхитительной женщины.
Изабель пыталась отвернуться, но Бронсон перехватил ее взгляд.
— Если вам хочется чего-нибудь, принцесса, просто попросите об этом.
Ну что за ужасный человек!
— Глядя на вас, я размышляю, почему предпочитаю европейцев американцам.
— Ничего удивительного. Вы помыкаете вашими европейцами, как пажами.
Изабель почти весело фыркнула:
— Европеец понимает подтекст сказанного.
— Я понимаю подтекст гораздо лучше, чем вы думаете, принцесса.
— То есть?
— Если хотите, чтобы я поцеловал вас, просто попросите меня об этом. Буду рад повиноваться.
Она покачала головой: — Лучше уж я поцелую гремучую змею.
Американец поглядел в сторону Эрика и расхохотался. Тут уж подтекст был совершенно очевиден.
— Только произнесите это, мистер Бронсон, и я позабочусь, чтобы вы провели ночь в темнице.
— Не забывайте, что вы пытаетесь заставить его ревновать, а я тот счастливчик, которому выпал шанс помогать вам. Причем, заметьте, я прекрасно справляюсь с этой задачей.
Она остановилась.
— Не желаю больше танцевать с вами.
— А если я скажу, что ваш возлюбленный парнишка идет сюда? — ловко маскируя непредвиденную остановку, Бронсон закружил партнершу. — Не беспокойтесь, принцесса. Я отстою свое право первенства и дам ему от ворот поворот.
— Какой такой поворот? Вы берете на себя…
— Расслабьтесь, — покачав головой, сказал Бронсон. — Я безропотно удалюсь, как только он коснется моего плеча.
И он сдержал свое слово.
— Ты так прекрасно выглядишь, Изабель, — сказал Эрик, подхватив ее и увлекая в вихре вальса. Принцесса с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться и не оконфузить их обоих.
— О, Эрик… — голос ее сорвался на звуках любимого имени. — Я бы так хотела…
Он остановился с таким нежным и заботливым выражением лица, что сердце Изабель чуть не перевернулось в груди.
— Верь мне, дорогая девочка. Ничто не сможет встать между нами. Обещаю тебе.
Она прижалась лбом к плечу Эрика, и слезы сделали ткань его пиджака еще темнее.
— Это такая мука, — прошептала принцесса. — Как подумаю о вас с Джули, я…
— Не думай, — сказал Эрик, касаясь губами ее волос. — Обещаю, мы все равно будем вместе. Даю слово.
Но ведь все случится сегодня же ночью! Эрик с Джулианой останутся наедине в роскошной, освещенной свечами спальне, на кровати под балдахином. И все, кто пришел на свадьбу, чтобы стать свидетелями счастливого торжества, пожелают им доброй ночи. Одна мысль о том, как они будут лежать вместе, соприкасаясь обнаженными бедрами, наполняла Изабель рвущим душу отчаянием.
Если он по-настоящему любит ее, то никогда не сделает этого, не важно, какие там клятвы они приносили перед Богом и людьми.
— Эрик, — промолвила она тихо, но настойчиво. — Пообещай мне, что ты не прикоснешься…
— Не надо об этом, — перебил он. — Ты должна верить мне, дорогая девочка. Этого хотели наши отцы, но не я. Ты обязана верить в это.
Изабель поглядела на Оноре Малро, наблюдавшего за ними из-под арки.
— Надо поговорить с твоим отцом, — в отчаянии предложила она. — Я знаю, он меня очень любит. Мы просто скажем ему, что не можем друг без друга. Что мы хотим прожить всю жизнь вместе. Я знаю, Эрик, он поймет нас. Я уверена в этом.
Она так хотела, чтобы он немедленно подтвердил свою пожизненную преданность ей, поклялся, что никогда не прикоснется ни к одной женщине, даже к Джулиане. Глаза Изабель буквально молили об этом.
Но Эрик не видел ее глаз. Он смотрел на ее сестру.
На свою жену.
На невесте были сногсшибательное платье из белоснежного шелка, такие же белые чулки и туфли-лодочки. На женихе — темный костюм, полосатый галстук, и еще — под левым ухом на шее — след алой губной помады. Никто не придал этому никакого значения. Ведь это свадьба, а на свадьбе жениху положено целовать и принимать поцелуи как от девиц, так и от вдовушек.
— Прошу всех присутствующих! Еще разок, пожалуйста! — Фотограф собрал все семейство под аркой входной двери.
Щелк! — Бертран со счастливыми молодоженами.
Щелк! — Оноре и счастливые молодожены.
Щелк! — Счастливые молодожены целуются перед камерой под одобрительные крики приветствующих их гостей.
— А теперь, пожалуйста, две принцессы. — Фотограф присел на корточки, чтобы взять самый выгодный ракурс. — Медам, силь ву пле.
С того ужасного вечера, когда весь мир для Изабель перестал существовать, она не перемолвилась с сестрой ни единым словом. И чтобы теперь стоять, рука в руке, перед камерой, которая запечатлеет на бездушную пленку всю ее боль?! Нет, это было выше ее сил.
— Но я, должно быть, не смогу… — Изабель осеклась. Вокруг воцарилась оглушительная тишина. Мэксин чувствовала себя на краю пропасти. Эрик не смел никому посмотреть в глаза. Джулиана опустила взор на свои изящные ручки с отменным маникюром. Изабель больше всего боялась посмотреть на Бронсона — боялась увидеть самодовольную ухмылку на его лице.