Барбара Бреттон - Один-единственный

Первым ее порывом было отвернуться от всех этих людей и убежать, скрыться отсюда, оказаться далеко за стенами замка. Она не сделала ничего дурного, не совершила никакого преступления и все-таки чувствовала себя так, будто ее наказывали. «Ну не заставляйте меня делать это, — мысленно молила она. — Мне так больно, что я едва дышу!» Последняя надежда — на отца! Но увы, в его взгляде вспыхнуло стальное лезвие холодного безразличия.

Изабель шагнула к Джулиане.

— Ближе, — попросил фотограф. — Вот так, отлично. Изумительно! Брюнетка и блондинка. — Он трижды щелкнул фотоаппаратом и обратился к Эрику, понуро стоявшему подле принца Бертрана: — А теперь пусть молодой супруг присоединится к сестрам.

Изабель окаменела. От волнения она не могла вздохнуть: казалось, тугой ком застрял в горле, перекрыв доступ воздуху. К чести Эрика, он выглядел так, словно отправлялся на гильотину. И все же жених послушно встал между двумя сестрами. «Интересно, есть ли тут хоть один человек, который ухитрился не понять всей двусмысленности этой ситуации?!» — подумала Изабель.

Это было поистине выше человеческих сил! Она казалась себе такой жалкой. Вторая во всем, даже если речь идет о любимом человеке. Здесь, подле счастливых молодоженов, Изабель занимала как раз то место, которое соответствовало ее истинному статусу. Чем, в сущности, она была? Младшей сестрой наследной принцессы, приживалкой чужого счастья. Если б только…

— Подождите минутку! — Все глаза обратились на Дэниела Бронсона, выступившего из толпы. — Я тоже должен быть на этом снимке. — Он решительно подошел к младшей принцессе и встал рядом. Джулиана и Эрик с недоверием уставились на американца, и Изабель поняла: или теперь, или никогда. Откинув со лба темные волосы, она подняла лицо к Бронсону и одарила его самой обворожительной из своих улыбок.

— Конечно, милый, — сказала принцесса, привлекая его поближе. — Ну как же мы без тебя?

Фотограф просто задрожал от волнения. Он принялся бормотать что-то насчет симметрии и красоты, но Изабель и Дэниел, не обращая на него внимания, уже теснили жениха и невесту. Решительный шаг Бронсона вмиг изменил ситуацию. Изабель торжествовала, представляя себе, о чем сейчас перешептываются, теряясь в догадках и отчаянно завидуя ей, многие дамы, которые пытались вешаться на шею красивому мужественному американцу. Она посмотрела на Эрика. В глазах его застыло не только любопытство, но и явная обида. Но принцесса лишь шире улыбнулась и взяла Бронсона за руку.

— Спасибо, — шепнула она ему, когда фотограф начал щелкать аппаратом.

— Вы у меня в долгу, принцесса, — отозвался он.

— Пожалуйста, Бронсон. В награду за ваше милосердие просите все, чего пожелаете.

— Вы не поняли, — сказал он с улыбкой. — Посмотрите мне в глаза.

Изабель вздернула подбородок.

— Вы не можете…

— Черт побери, могу.

— При всех?

— Не в этом ли вся соль?

— Мистер Бронсон, я…

Его поцелуй был горяч и стремителен. Все вокруг рассмеялись и принялись считать поцелуи, словно они были жених и невеста:

— Раз, два, три…

— Улыбнитесь фотографу, принцесса, — сказал Бронсон, оторвавшись от Изабель. — Не разочаровывайте их.

Если б только она понимала, чего от нее хотят…

Бронсон не желал больше о ней думать. Во всяком случае, так он решил, покидая Перро уже через несколько часов после свадьбы.

Он помог маленькой принцессе выбраться из скверной ситуации, а за это она представила его одному миллионеру из Киото, искавшему партнеров в Америке. В итоге Изабель сумела пережить эту свадьбу, не уронив своего достоинства, а Дэниел отправился домой с грандиозным бизнес-планом, по сравнению с которым его замыслы в Перро казались сущими пустяками. Благодаря этой неожиданной удаче он почти забыл о своей ненависти к авиаперелетам.

Вернувшись в Нью-Йорк, Бронсон с азартом окунулся в работу. Миллионер из Киото немедленно выслал ему расчеты по задуманному совместному проекту, объединявшему в себе самое лучшее из американского и японского опыта, и Дэниела так увлекла работа, что он едва заметил окончание зимы и наступление теплых дней. Деловые встречи. Мозговые штурмы до полуночи. Бесконечные переговоры с правительственными чиновниками о целесообразности разработки этого проекта. Так прошла вся весна.

Те, кто побывал в знойном и душном Нью-Йорке летом, могут считать, что знакомы теперь с замыслом дьявола, создававшего преисподнюю. Понятно, почему Дэниел выбрал для визита в Японию именно лето, на которое он наметил несколько деловых встреч с Тоширо Умеки и его партнерами. Готовясь к поездке, Бронсон прошел ускоренный курс обучения тонкостям японского этикета и во время семидневной поездки ухитрился ни разу не омрачить впечатления о себе, с честью пройдя через все муки невыносимо вежливых деловых переговоров.

Хуже было с досугом, когда один из его партнеров предложил совершить горное восхождение; при одной мысли об этом Дэниел побелел как бумага. Покуда он стоял на грешной земле, мало что могло смутить или напугать его, но, поднявшись над ней хотя бы на несколько метров, он чувствовал себя жалким и потерянным.

Иногда в минуты короткого досуга он вспоминал Изабель, думал, удалось ли ей смириться в конце концов с браком своей сестры. По слухам, Джулиана была беременна. Подобный факт должен был отрезвить маленькую упрямицу.

— Значит, этот брак все-таки состоялся, — заметил Бронсон-отец во время партии в «Золотом кие». — Ничто лучше детей не крепит семейные узы.

— Дети не решают всех проблем, — нагибаясь над столом, заметил Дэниел.

— Твоя сестра Кэтрин снова беременна.

— Ужас какой.

— Должна родить через месяц.

— Прекрасно.

— И твой кузен Стив…

— Только не говори мне, — вынимая шары из лузы, перебил Дэниел, — что он тоже беременный.

— Ты болван, Дэнни, — покачав головой, отозвался отец. — Жизнь уходит, а ты, видишь ли, слишком занят, чтобы заняться своей судьбой.

— Не каждый жаждет пополнить армию нянек, меняющих детишкам подгузники, отец. В нашей семье этого добра и так навалом, сам знаешь.

— Однажды ты поймешь, Дэнни, о чем я говорю. Семья — это все. Остальное весьма и весьма второстепенно.

Несколько раз Дэниел видел фото Изабель в популярных журналах, которые читала его референт Филлис. «Принцесса из Перро возглавляет венценосную компашку», — прокричали заголовки желтых газет, когда Изабель вместе со Стефанией, принцессой Монако, организовали большой прием в Монте-Карло. Ее видели то рядом с итальянским предпринимателем, то об руку с русским поэтом-эмигрантом, то с каким-то второстепенным членом английской королевской семьи. «Неужели она спала со всеми этими типами?» — ужаснулся Дэниел, но тут же обругал себя за эти мысли.

Его постоянно угнетало какое-то странное одиночество, от которого он не находил спасения ни в одной компании. Гнетущее чувство тоски по чему-то неопределенному. Казалось, он потерял часть своей души и не знал, где ее искать.

Любому мало-мальски знакомому с ним человеку было ясно — Дэниел взволнован. Его состояние заметили и сестры, но тактично воздерживались от назойливых расспросов. Братья сочли, что это происходит с ним от безвылазного сидения за рабочим столом; а родители же вообще подумали, что сердце сына разбито новой моделью «форда», которую он видел на Манхэттене в прошлом году.

Он понимал, что во время ежегодного летнего семейного съезда на вилле в Монтоке ему не миновать серьезного разговора, но когда Конни Бронсон затевала такие мероприятия, сопротивление было бесполезным. Она желала видеть всех своих детей и внуков — от мала до велика.

Как всегда, на скоростном шоссе Лонг-Айленда образовалась глухая пробка, и Дэниел смог добраться до места лишь к шести часам вечера. Все семейство уже давно вышло на пляж. Мэтти колдовал над бараньими ребрышками, хот-догами, цыплятами и шашлыками из филе, а Конни хлопотала, переживая, хватит ли всем картофельного и капустного салата.

Дэниел не пошел на пляж, оставшись в доме. Не то чтобы он не любил этих семейных встреч. В другое время он с удовольствием провел бы время на волейбольной площадке, внося в игру столько же энергии и напора, сколько в самое бурное совещание в нью-йоркском офисе, но сегодня вся эта семейная возня действовала ему на нервы.