Но с первого же дня я полюбила красоту и изящество этого места.
И у меня перехватило дыхание, когда Пенн привел меня в Парижский оперный театр. Единственное место в городе, которое я всегда хотела посетить, но у меня так и не появилось такой возможности. Этот человек словно прочитал мои мысли.
— Разве он не закрыт в это время? — Спросила я.
— Фактически, да.
Он снова улыбнулся той же самой улыбкой, наполненной хитростью и весельем, что у меня точно появилась мысль, что нас поджидают неприятности.
— Значит…
— Доверься мне. — Он протянул мне руку.
Я не собиралась ему доверять. Я фактически его не знала. И все же я протянула руку, вложив ее в ладонь, словно согласилась положить свой мир в его ладонь в качестве подношения.
Мы обошли здание, оказавшись с той стороны, где в главном здании выступала ротонда с длинными окнами, вырезанными в каменной стене. Пенн подвел меня к двери, и, к моему удивлению, мы вошли в современный ресторан с белым мраморным полом и ярко-красными стульями.
Метрдотель энергично пожал Пенну руку, они заговорили на беглом французском, фактически удалив меня из своего разговора. Я достаточно хорошо знала французский, но в старших классах изучала испанский. До этого момента я почему-то предполагала, что от испанского будет больше пользы, чем от французского или латыни.
— Пошли, — сказал Пенн, подталкивая меня вперед.
— О чем вы говорили?
— Шеф-повар этого ресторана — старый друг нашей семьи, и Пьер хотел узнать, буду ли я сегодня ужинать в отдельном кабинете.
У меня отвисла челюсть. О...Конечно. Для него это было... вполне нормально.
— Мы... будем ужинать в кабинете? — Неуверенно спросила я.
Он отрицательно покачал головой.
— Лучше.
Пенн провел меня через ресторан, войдя в дверь с табличкой «Только для персонала», и мы оказались внутри темного помещения дворца Гарнье.
— Разве нам можно сюда входить? — Прошептала я, не понимая, почему говорю шепотом, но мне казалось, что здесь следует говорить шепотом.
Внутри было пусто. Здесь было еще тише, чем снаружи, единственный свет исходил от тусклого освещения.
— Определенно можно.
Я ничего не могла с собой поделать, с губ сорвался смешок. Я никогда не совершала ничего противозаконного, кроме превышения скорости и как-то, будучи еще несовершеннолетней, употребления спиртного. Поскольку отец был военным, то быть наказанной им за плохое поведение, мне казалось более страшной перспективой, чем попасться копам. И хотя отец находился в данный момент за миллион миль отсюда, Пенн, как мне казалось, точно знал, что делает — вдруг ночью оказаться в театре, казалось мне сейчас большим приключением.
— Ты знаешь, что «Призрак оперы» был написан именно об этом театре? — Спросил Пенн, целенаправленно шагая по коридорам, словно хорошо был знаком с расположением здания.
— Я этого не знала.
— Да. Ее написал оперный критик, утверждающий, что в этом здании живет настоящий призрак. — Он многозначительно приподнял брови.
— Это из той серии, как пиши о том, в чем разбираешься, да?
— Именно. Под зданием этого оперного театра есть настоящее озеро.
— Неужели? — С удивлением спросила я.
— Да. Я уже видел его как-то. На самом деле, оно скорее напоминает пруд. Когда строили это здание, то обнаружили это озеро, входящее в Сену, но не стали менять место строительства театра, а превратили это озеро в искусственное, построив над ним здание.
— Очаровательно.
— И во время строительства, действительно, упала люстра и убила человека примерно в то время, когда жил критик.
— Возможно, сам автор стал призраком потом, — предположила я.
— А может это был Ник Каррауэй, которому суждено было остаться в стороне от трагической любви Дейзи и Гэтсби.
— А может он был всего лишь простым оперным критиком и просто все это придумал, — сказала я, мимолетно взглянув на него. — А что ты там записывал в своем блокноте? Как мне кажется, ты увлекаешься трагедиями?
— Это самая лучшая из всех, — легко согласился он.
— Правда? Тебе не нравятся счастливые концовки?
— Я в них не верю. — Затем он замолчал, словно осознав, что сказал. — Я имею в виду…
— Все нормально. Ты не разрушаешь мои романтические представления.
На секунду его взгляд стал отсутствующим.
— Мои родители — не совсем романтическая модель отношений.
— Больше напоминают трагедию?
— Ты даже себе не представляешь, насколько.
После этого я потеряла нить разговора, не зная, как ободрить сломленного мальчика. Мои родители, если честно, были странной парой, но никто не мог отрицать, что они любили друг друга. Иначе с чего бы, одержимая Нью Эйдж певчей птице связываться с твердолобым, религиозным военным?
И хотя я почти ничего не знала о Пенне, но глядя на него, могла сказать, что он был опустошен. Что-то внутри него было разбито вдребезги. Он устроил для меня небольшое шоу. Точно так же, как я, несомненно, разыгрывала свое шоу перед ним. Я никогда раньше не была такой самоуверенной и безрассудной. Никогда не поступала так спонтанно. У меня определенно не было никакого опыта общения с мужчинами. Не говоря уже о таких мужчинах, как Пенн, способных очаровать даже змею. Если я пытаюсь показаться в его глазах чем-то большим, чем есть на самом деле, то меня не должно удивлять, что он делает то же самое. Мне было не понятно, что он скрывает. Но я была бы не прочь это выяснить.
Эта мысль настолько поразила меня. Впервые я задумалась о чем-то большем, чем просто провести с ним прекрасно время в эту последнюю ночь в Париже, может и встретить рассвет.
— Вот мы и пришли, — произнес Пенн, отрывая меня от своих мыслей.
— Где именно мы находимся?
Он открыл дверь и кивнул.
— Войди и увидишь.
Я неуверенно шагнула внутрь. Испытывая настоящую неуверенность, уж явно не храбрость от того, что меня ждало впереди. На цыпочках стала двигаться в темноте к слабому свету впереди. Затем я чуть ли не задохнулась от восторга, когда поняла, где именно нахожусь. Осознавая, я рванула вперед мимо занавеса и выскочила на огромную сцену.
У меня отвисла челюсть, когда я увидела позолоченный интерьер зала и ряды красных бархатных кресел. Над оркестровой ямой висела люстра у самого купола. Несмотря на тусклое освещение, это было настолько потрясающее зрелище, ни с чем не сравнимый вид.
Пенн шел следом за мной с улыбкой на лице.
— Ну, и что ты думаешь?
— У меня нет слов, — сказала я ему. — Как такое вообще возможно в реальной жизни?
— Я каждый раз задаюсь себе именно этим вопросом, когда бываю здесь.
— И как часто ты здесь бываешь?
— В мои молодые и юные годы мы приезжали сюда каждый год. Мне не потребовалось много времени, чтобы смываться от родителей, и это место стало моим любимым местом по ночам.
— Теперь я понимаю, почему тебе оно так нравится. Оно такое грандиозное.
Я никогда раньше не видела ничего подобного. А рядом со мной находился человек, который приходил сюда с самого детства. Было ясно, что мы совсем из разных миров. Он мог даже не задумываться об этом, но я-то уж точно понимала. Но сегодня все это не имело значения. Сегодня я могла быть той, кем хочу. Мне вовсе не обязательно быть бедной маленькой девушкой Натали Бишоп.
Пенн встал рядом со мной и протянул мне руку.
— Могу я пригласить тебя на танец?
Я рассмеялась.
— Здесь же нет музыки.
— Нам и не нужна музыка.
— Я не очень хороша в танцах, — сказала я ему, прежде чем нерешительно вложить свою руку в его.
— К счастью для тебя, я отличный партнер.
Он крепко прижал меня к себе, вытянул наши сцепленные руки и обхватил за талию, положив мою руку себе на плечо. Я посмотрела ему в глаза, и что-то закипело во мне — страх, граничащий с возбуждением.
Кто же этот мужчина? Из какой он вселенной?
Он плавно повел меня кругом по сцене. Его движения были легкими, он вел так ровно, что мне стало ясно, что он хорошо танцевал и умел этим заниматься. Мы исполняли медленный вальс перед пустым залом, но атмосфера между нами заставляла чувствовать себя так, словно партер и ложи были заполнены зрителями.
— Я не танцевала с тех пор, как была еще дебютанткой, — призналась я.
— Ты была дебютанткой? — с удивлением спросил он.
Я молча кивнула.
Я не стала добавлять, что это был мой самый нелепый поступок, который я когда-либо совершала в своей жизни. Родители Эми настаивали, чтобы она танцевала, как дебютантка, так как она была наследницей, она отказывалась, пока они не сказали, что заплатят и за меня тоже. Это был очень неловкий момент. Все это изучение манеры, этикета и уроков танцев все равно не смогли сделать из меня настоящей южной леди.