— Я с первого взгляда вижу, когда девушка попалась в сети мужчины, Оливия. Видел это в твоей матери и вижу в тебе, — он кладет палец мне на подбородок и приподнимает мое лицо. Тень понимания есть в его серых глазах. — Я вижу, что тебе больно, и ты злишься, а эти две составляющие могут привести тебя к глупым поступкам. То, как он ведет дела, сомнительно, в лучшем случае. И тебе следует знать, что он уехал в Мадрид на пару дней, — Уильям одаривает меня красноречивым взглядом, побуждая задать вопрос. Мне это не нужно. Он с клиенткой.
— Я благоразумная девушка, — бормочу сухо. Слышу в собственном голосе неуверенность. Верю в свои силы меньше, чем Уильям, хотя знаю, что все сказанное — холодная, жестокая правда. Он справедливо волнуется. — Я в состоянии о себе позаботиться.
Он прижимается губами к моему лбу и вздыхает сквозь нежный поцелуй.
— Тебе нужно больше, чем просто слова, Оливия, — Уильям снимает с моего плеча сумку и ведет меня прочь из ресторана. — Я отвезу тебя домой.
— Я хочу прогуляться, — возражаю, высвобождаясь из его рук.
— Будь благоразумной, Оливия, уже поздно и темно, — он направляет меня увереннее, чем прежде. — В любом случае, мы остановимся у магазина и заменим твой телефон.
— Я сама могу купить себе телефон, — артачусь я.
— Может и так, но я хотел бы купить его тебе в качестве подарка. — Он предостерегающе изгибает брови, серые глаза темнеют, как только я открываю рот, чтобы возразить. — Подарка, который ты примешь.
Я больше не спорю. Хочу просто поехать домой и попытаться переварить то, что сказал и не сказал Уильям, так что я позволяю ему увести себя из ресторана, усадить в свою машину, не сказав при этом ни слова.
После остановки у магазина и покупки мне айфона последней модели водитель Уильяма отвозит меня домой, учтя мою просьбу остановиться за углом так, чтобы Нан не могла увидеть незнакомую машину и меня, выходящей из автомобиля.
— Убедись, что зарядила его, — распоряжается Уильям, закрывая коробку крышкой. — У меня есть номер, и я забил в него свой.
— С какой целью? — спрашиваю я, раздраженная его посягательством на мою жизнь.
— Банальное успокоение души, — он передает мне коробку и кивком головы указывает на дверь, приказывая убираться. — Я бы сказал тебе передать Жозефине мои наилучшие пожелания, но сомневаюсь, что она их оценит.
— Без сомнений, — я выбираюсь из машины и поворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверцу. Окошко опускается, и мне приходится снова лицезреть Уильяма. Блеск в серых глазах, крупная фигура расслаблена, выделяя торс. Он несомненно походит на сорокалетнего мужчину. — Бабуля, наверное, ударила бы по твоей шикарной машине бейсбольной битой.
Он запрокидывает голову от смеха, заставляя и меня саму едва заметно улыбнуться.
— Могу себе представить. Я искренне рад, что она вернулась к себе прежней, — Уильям удерживает улыбку на какие-то секунды, после чего она угасает, заставляя погаснуть и мою. — Просто запомни одно, Оливия.
Я почти не хочу спрашивать, что именно, да мне это и не нужно, потому что он делает вдох, чтобы продолжить, очевидно, заметив мою неуверенность. Он скажет, хочу я это слышать, или нет.
— Твое тело инстинктивно узнает опасность. Если почувствуешь, как волосы встают дыбом, плечи напрягаются, или просто дрожь внутри — беги, — окошко закрывается, и серьезное выражение Уильяма исчезает из виду, оставляя меня палиться на тротуар, ощутив поразительный эффект от этих ледяных слов.
Глава 5
Нан ставит передо мной тарелку и передает вилку. При виде гигантского куска пирога желудок скручивает, но я не отказываюсь и отламываю кусочек, и бабуля все это время за мной наблюдает. К тому же, не только бабушка так пристально изучает меня взглядом. Грегори присоединился к нам на ужин, также как и Джордж, все они притихли и наблюдают за тем, как я подношу к губам кусочек пирога. На вкус как крысиный яд, только это не имеет ничего общего с кулинарными талантами Нан. Все кажется протухшим, мои вкусовые рецепторы будто наказывают меня за пренебрежительное к ним отношение.
— Восхитительно, — Грегори нарушает неловкую тишину, показательно облизывая пальцы. — Вам стоит открыть кондитерскую.
— Пфф! — восклицает Нан. — Может, и надо было, двадцать лет назад, — она отворачивается к раковине и включает кран. Я благодарна за передышку.
Джордж пухлым пальцем тянется к тарелке с пирогом, собирая излишки лимонной начинки, и Нан, будто почувствовав что-то неладное, разворачивается в нашу сторону.
— Джордж! — шлепает его своим фартуком. — Где твои манеры?
— Прости, Жозефина, — он садится ровно, как нашкодивший мальчишка, и с бесстрастным выражением лица опускает руки на колени.
Грегори ударяет меня под столом, кивая в сторону Нан, и я вижу, как она качает головой, глядя на престарелого мальчишку. Мы оба сдерживаем смех, а потом Джордж нахально подмигивает нам, так что контролировать себя становится уже невозможно. Мы вместе хихикаем, получая от Нан неодобрительный взгляд, а потом она поворачивается обратно к раковине, и снова Джордж подмигивает.
— Джордж, ты готов помочь бабуле встряхнуть танцевальный зал? — спрашиваю я, сдерживая смех, прежде чем меня отчитают в пух и прах. Старик Джордж кажется гораздо более энергичным в коричневом костюме, хотя галстук горчичного цвета под вопросом.
— Жозефине не нужна помощь, чтобы тряхнуть стариной, — отвечает он, оборачиваясь и глядя на спину моей бабушки. — Она и сама хорошо может зажечь, как ты это называешь, — Нан не отвечает и не оборачивается, хотя и улыбается, я это точно знаю.
— Она хочет научить тебя соблазнительно двигаться, — злорадствую, под столом ударяя Грегори, но тут же отдергиваю ногу, потому что Нан так молниеносно разворачивается, что подол ее симпатичного платья разлетается, ровно как это произойдет на танцполе. Она смотрит на меня, вытирая об фартук руки, седые брови взметнулись вверх.
— Замечательно выглядишь, бабуля, — говорю я.
Презрительное выражение лица исчезает в тот же момент, и она с улыбкой опускает взгляд.
— Спасибо, милая.
— Что значит «двигаться соблазнительно»? — спрашивает Джордж, глядя на бабулю, явно сбитый с толку. Мне нравится искренний румянец, что появляется на ее щеках.
— Это танец, Джордж, — бросает мне бабуля предупреждающий взгляд, только он исчезает, как только она замечает мою широкую улыбку. — Я тебя научу.
Чуть не падаю со стула, когда в голове возникает картинка Джорджа и Нан, пустившихся вразнос.
— Что такого смешного? — спрашивает Джордж, хмурым взглядом окидывая кухню. — Так и знал, — фыркает он, снова подбирая пальцем лимонный крем с пирога. На этот раз Нан его не останавливает. Она слишком занята, смеясь на всю кухню.
— Я могу надеть сексуальные трусики, — шутит она, тем самым заставляя нас с Грегори покатываться со смеху.
— Оо, крошечные штуковины? — глаза Джорджа сияют. — Да, прошу!
— Джордж! — вопит Нан.
— Фу, ну пожалуйста, прекратите! — Грегори хватает меня для поддержки, но валится прямо на пол, утаскивая меня за собой. Мы, безостановочно смеясь, бьемся в истерике. — Они прозрачные?
— Нет, кожаные, — улыбается бабуля. — С прорезью.
Я давлюсь от смеха, кашляя на весь стол, а у Джорджа такой вид, как будто его вот-вот хватит удар. Но он берет себя в руки и поднимает газету, используя ее как щит, закрывая лицо.
— А у вас коварные помыслы, Жозефина Тейлор.
— Так и есть, — усмехается Грегори, мимолетно мне подмигивая.
Мы все берем себя в руки, и я вздыхаю, снова начиная ковырять свой пирог. А потом я начинаю волноваться, потому что слышу вздох Нан — долгий, тот самый, который может значить только одно: то, что она скажет, мне не понравится.
— Почему бы тебе не развеяться с Грегори?
Вжимаюсь в стул, снова чувствуя на себе пристальные взгляды трех пар глаз. И тоска вернулась.
— Да, давай же, Ливи, — вмешивается мой друг, несильно ударяя меня по плечу. — Пойдем в обычный бар.
— Видишь! — визжит Нан. — Как это мило! Он даже хочет пожертвовать ночью страсти для твоей пользы.
Я выдыхаю. Грегори смеется, а Джордж фыркает. Он обожает Грегори. Но отказывается признавать его сексуальные предпочтения. Не то чтобы дело в Грегори, думаю, это скорее в силу возраста. К слову, Грегори слишком сильно подтрунивает на эту тему, и когда он делает глубокий вдох, я тут же понимаю, что последует дальше.