Я вспомнила, что Матильда говорила мне почти то же самое, и даже подумала, что Трипп просто повторяет ее слова, но потом мне пришло в голову, что, быть может, это просто я слишком тупая, поэтому очевидное для других до меня так и не дошло.

Трипп поднялся и, держась за перила, спустился с крыльца. Снежок последовал за ним, на ходу заглядывая ему в глаза, и на мгновение мне даже показалось, что пес хочет уйти с Триппом. На всякий случай я схватила Снежка за ошейник, но пес, к счастью, вырываться не стал.

– Позвони, если я вдруг тебе понадоблюсь; номер у тебя есть. Я больше тебе звонить не буду. Ты должна сама понять, чего ты хочешь, потому что ни один человек на свете не может этого тебе сказать.

Я смотрела ему вслед, пока задние огни «Форда» не растаяли в густых южных сумерках. У меня было такое ощущение, что я стою на веранде уже целую жизнь и только и делаю, что смотрю вслед людям, которые один за другим исчезают из моей жизни.

Легкое прикосновение к плечу заставило меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидела маму, которая смотрела на легкое облачко пыли, поднятое колесами Триппова пикапа.

– Я скучаю по ней… – негромко проговорила она, и я кивнула. Ах, Кло, где она сейчас? Как она?..

– Я тоже.

– Она вернется?

Я покачала головой.

– Вряд ли.

– Почему?

Я попыталась придумать что-то максимально близкое к правде.

– Потому что она сейчас очень далеко.

– Тогда почему ты за ней не съездишь?

Я посмотрела матери в глаза, готовясь оспорить, опровергнуть ее слишком прямолинейную логику. Я собиралась сказать, что это нелегко, что тут есть проблемы и обстоятельства, но слова Триппа продолжали звучать у меня в ушах, и я… так и не смогла открыть рот. Он был прав, когда говорил о моих предках – о женщинах с фамилией Уокер и о том, что они передали мне. Он был прав, когда говорил о счастье. И вдруг мне показалось, что чуть приоткрытое окно, в которое проникал лишь тонкий лучик солнечного света, распахнулось во всю ширь, и в тот же миг мир вокруг меня осветился, засверкал новыми красками и… возможностями.

Я снова посмотрела на маму и впервые увидела в ней ту юную девушку, какой она когда-то была, женщину, которая терпела поражение за поражением, но не сдавалась. Я увидела перед собой мать, которая слишком долго ждала, пока ее собственная дочь перестанет гоняться за призраками и вернется домой.

Качнувшись вперед, я крепко обняла ее.

– Спасибо, мама. Огромное тебе спасибо!

– На здоровье, Вив. – Она слегка отстранилась и заглянула мне в глаза. – А… за что?

– За то, что ты многому меня научила. В том числе и таким вещам, понимать которые я начала только сейчас.

Она погладила меня по щеке, и мне показалось, что в это мгновение мама наконец-то меня узнала, вспомнила, кто я такая. Во всяком случае, она снова погладила меня по лицу и улыбнулась своей настоящей улыбкой – той самой, которую я помнила столько лет.

– Я люблю тебя, Вив.

– Я тоже люблю тебя, мама.

Она кивнула, а уже в следующую секунду узнавание исчезло из ее глаз, осталась только улыбка. Мне, впрочем, было достаточно и того, что я уже видела, поэтому я взяла ее за руку и повела в дом – в чудно́й и старый желтый дом, который всегда был и остался нашим.

* * *

Август, 2013


Отдуваясь на каждом шагу, я кое-как дотащилась до парадной двери Триппа. В одной руке у меня был увесистый цветочный горшок с декоративными подсолнухами, а в другой – пирог с арахисовой пастой. Пока я соображала, чем мне нажать на дверной звонок – лбом или локтем, дверь отворилась, и я увидела самого Триппа. Волосы у него были мокрыми после душа, а из одежды на нем было только какое-то полотенце, завязанное вокруг талии довольно ненадежным на вид узлом. Разумеется, я попыталась отвести взгляд, но мои глаза как будто обладали собственной волей. Во всяком случае, приказам, которые посылал им мой донельзя добропорядочный мозг, они не подчинялись.

– Извини, что не вовремя, – проговорила я. – В принципе, я могу зайти и позже, дай только я поставлю цветы и пирог на крыльцо, а то они слишком тяжелые…

Но Трипп уже взял горшок с подсолнухами у меня из рук и, повернувшись ко мне своей мускулистой спиной и узкими бедрами, первым вошел в прихожую. Там он поставил горшок на тумбочку, где я увидела фотографию самого́ Триппа в мундире нашего школьного оркестра и с трубой в руках.

– Почему не вовремя? – сказал он. – Я всего лишь принимал душ, вот и все: никаких особых планов на сегодняшнее утро у меня не было. Просто когда я услышал, как ты тормозишь на моей подъездной дорожке, и увидел тебя в окно, я решил, что где-то, наверное, пожар. К тому же я уже давно ничего о тебе не слышал, так что…

Кажется, я слегка покраснела.

– Извини, что вытащила тебя из душа. Никакого пожара нет, и вообще, это не так срочно… Обещаю, что не отниму у тебя много времени. Я просто хотела принести тебе эти умилостивительные дары и… и предложение мира.

Трипп взял у меня из рук завернутый в бумагу пирог и принюхался. Брови его комично поползли вверх.

– Это именно то, что я думаю?

– Да, пирог с арахисовой пастой. Я испекла его по рецепту Бутси. В последнее время я изготовила их несколько десятков, и, кажется, у меня наконец стало что-то получаться. Впору, пожалуй, открывать торговлю – глядишь, и заработаю что-то на черный день, к тому же в холодильнике освободится уйма места. А еще я подумываю о том, чтобы продавать свои услуги ландшафтного архитектора – неофициально, естественно, потому что диплома у меня пока нет. – Я бросила взгляд через плечо, на заросший сорняками газон и живую изгородь, которую в последний раз стригли, наверное, лет пять назад. – И ты, кстати, мог бы стать моим первым клиентом, – добавила я.

Я ждала, что Трипп спросит, зачем мне нужны деньги, но он не спросил, и я лишилась возможности картинно закатить глаза. Кроме того, Трипп – в одном лишь полотенце и с моим пирогом в руках – был слишком хорош собой, чтобы продолжать разговор в подобном несерьезном ключе.

– Вот что, – сказала я. – Я хотела, чтобы ты знал: я лечу в Калифорнию, чтобы поговорить с Марком. На мои звонки он не отвечает, поэтому мне пришлось записаться к нему на консультацию. Я воспользовалась именем твоей сестры – надеюсь, Клер не будет возражать?.. – Я выдавила из себя улыбку. – Конечно, Марк может меня просто вышвырнуть, но я надеюсь – он настолько удивится, что сделает это не сразу, и я успею высказать ему свои предложения. Собственно, предложение у меня пока только одно: я отказываюсь от алиментов, а он оформляет совместную опеку над Кло. Если Марк не согласится, придется придумать что-то другое, но… Я абсолютно уверена, что за последний месяц Кло сделала его жизнь совершенно невыносимой, а если прибавить к этому состояние Тиффани… Откровенно говоря, она не произвела на меня впечатление человека, способного спокойно отнестись к тому, что́ беременность способна сделать с женским телом, так что я думаю – у них там каждый день дым коромыслом. По идее, этого должно хватить, чтобы Марк оказался склонен к переговорам… А если он заупрямится, что ж – тогда я навещу саму Тиффани. У меня найдется что́ ей рассказать!..

Трипп сдержанно улыбнулся.

– Подожди секундочку, я положу эту штуку в холодильник, и мы продолжим разговор.

Я хотела сказать, чтобы он заодно надел штаны, но Трипп уже исчез в кухне.

Когда я вошла, он как раз закрывал дверцу холодильника.

– Хочешь кофе?

– Конечно, хочу, но только маленькую чашечку. Или даже половинку. Я пытаюсь сократить потребление кофе хотя бы до пяти чашек в день.

Трипп удивленно хмыкнул, но ничего не сказал. Повернувшись к буфету, он достал оттуда две небольших, на удивление изящных чашки.

– Такие пойдут?

Я кивнула.

– Мои переговоры с Марком в любом случае будут непростыми, – пояснила я, – и я должна быть в хорошей форме, чтобы ему было сложнее со мной справиться. Если я буду постоянно накачивать себя кофе, надолго меня не хватит. Наверняка он станет тянуть время… но как раз время-то у меня есть. Кроме того, когда я думаю, что не сижу сиднем, а что-то делаю, это придает мне бодрости. Каждое утро именно необходимость действовать помогает мне встать с постели и…