– Ну посмотрим… – сказала Кло и напоказ тяжело вздохнула, а я почувствовала, как многие недели, заполненные ожиданием и тоской, куда-то исчезли, словно их и не было. Сейчас мне казалось, будто Кло никуда не уезжала, – и именно таким я представляла себе ее возвращение, когда позволяла себе мечтать.
Моя мать тем временем скрылась в кухне, и Кло двинулась за ней, но на пороге снова обернулась.
– Между прочим, я получила все твои сообщения. И прослушала их все до одного. – Уголки ее губ слегка приподнялись. – Спасибо.
– Не за что. – Я старалась казаться спокойной, хотя больше всего мне хотелось запрыгать на одной ножке, пройтись колесом или выкинуть еще что-нибудь в этом роде. Я, впрочем, ограничилась ответной улыбкой и, как только дверь кухни закрылась (последним в нее вбежал Снежок), повернулась к Триппу.
У меня был к нему только один вопрос.
– Как?!.
Он шагнул вперед и положил ладони мне на талию.
– Я давно понял: Марк снова и снова отказывал тебе вовсе не потому, что не мог или не хотел сказать тебе «да», а потому, что не хотел говорить «да» тебе. Помнишь, несколько недель назад я сказал, что еду охотиться на голубей?.. Вместо того я совершил небольшую поездку на Западное побережье и записался на прием к одному очень популярному пластическому хирургу…
Я закрыла глаза, пытаясь представить себе встречу этих двух столь непохожих мужчин.
– Хотелось бы мне сказать, что мы долго спорили, но в конце концов я его убедил, так что твой Марк даже прослезился, – продолжал Трипп. – Но увы… По-моему, он воспринял мое предложение чуть ли не с облегчением, уж больно ему не терпелось избавиться от дочки. Я сказал – мы хотим, чтобы Кло приезжала к нам каждое лето, на Рождество и на День благодарения, а уж Марк сам прибавил к этому дни рождения: ее и твой. Наверное, мог бы и мой прибавить, да только он все равно в июле…
– А Кло… Она об этом что-нибудь знает?
– Нет. Ей известно только, что ты наконец-то обо всем договорилась с ее отцом и что Марк досрочно дарит ей ко дню рождения авиабилет до Джексона, штат Миссисипи, чтобы она могла повидаться с тобой уже в эти выходные.
– Значит, Кло приехала только на уик-энд?
– Не волнуйся, на Рождество она приедет на целый месяц. Кстати, я потребовал, чтобы Марк зафиксировал свое согласие письменно. Просто на всякий случай.
– И он… согласился?
– А куда ему было деваться?
– Трипп… ты молодчина! – Я привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Хотела бы я знать, чем я заслужила все это? И чем я заслужила тебя?..
Он медленно покачал головой, делая вид, что думает.
– Понятия не имею. Но надеюсь, что остаток жизни ты потратишь, пытаясь доказать, что действительно меня достойна.
– Согласна. Не знаю только, будет ли этот остаток достаточно большим, но… но все равно – согласна!
Тут Трипп меня поцеловал, и мы, взявшись за руки, медленно пошли к старой желтой усадьбе с чудно́й готической башенкой наверху. На втором этаже нас дожидалась древняя кровать на столбиках, которую моя мать недавно освободила, заявив, что теперь она по праву моя и что мне давно пора начинать рожать детишек. Правда, об этом я Триппу пока не говорила, но собиралась сказать довольно скоро.
Три вороны подлетели к посаженному мною кипарисовому деревцу, которое выглядело довольно непривычно в окружении сосен, которые были выше его. Но это только пока, думала я. Потом я вспомнила, что́ Матильда рассказывала мне про ворон: как пары, принадлежащие к разным поколениям, объединяются в большие семьи, чтобы вместе кормить и воспитывать птенцов, и как такой клан принимает обратно повзрослевших птенцов, которые по несколько лет скитаются неизвестно где. Мне очень хотелось верить, что очень скоро какая-нибудь пара ворон из тех, что гнездились когда-то в ветвях старого кипариса, приведет своих детей и детей своих детей к растущему дереву, и они вместе станут смотреть из листвы, как я веду своих детей и своих внуков посидеть в тени молодого кипариса и послушать песню болот.
Я уже решила, что покрашу желтую усадьбу не только снаружи, но и изнутри, но старый водяной след на стене трогать не буду. Пусть он и дальше напоминает о тех, кто давно умер, но по-прежнему соединяет нас с этим домом, с этой землей. Это важно, потому что каждый человек похож на лодку, плывущую по реке лет. Мы все ужасно одиноки на этой реке, потому что глядим только вперед, не замечая тех, кто плывет позади нас. Лишь изредка течение времени сводит нас вместе, и тогда мы ненадолго соприкасаемся бортами, чтобы тут же разойтись и следовать своим курсом дальше. С самого рождения мы начинаем сражаться с порогами и перекатами, мелями и омутами и в пылу этой борьбы частенько забываем о цели своего путешествия. О том, куда мы плывем и зачем, мы вспоминаем, только когда отпускаем весла и, отдавшись на волю течения, позволяем реке вынести нас туда, откуда начинался наш путь. Так случилось со мной, так случилось с моей матерью, с Бутси, с Аделаидой и многими другими женщинами из рода Уокер, и хотя наши жизни нельзя назвать легкими, счастливыми они точно были.
Я поняла это только недавно, но никаких сомнений у меня больше нет.
Потому что вернулась домой.