– Нет, и ты не должна здесь курить. Запах навечно впитается в бархат.
– Немного слишком роскошно, не находишь? – спросила Лила, тыча пальцем в сиденье. – Я, конечно, ничего не имею против бархата цвета меди. Думаю, из него бы получилась прекрасная ротонда. Только подумай, что будет, если пролить на него вино!
– Гауэйн не пьет вино в экипаже, – уныло пробормотала Эди. – Он все время работает.
– Работает? Работает над чем?
Лила вынула из ридикюля какой-то инструмент и пыталась открыть окно.
– Что ты делаешь?
– Свежий воздух полезен для твоей кожи, – не оборачиваясь, пояснила Лила. – Подумай: аромат шотландских полевых цветов и густого леса! Ты же не хочешь, чтобы у тебя появились прыщи? Ты уже и так вся распухла от этого плача по девственности.
– Я больше не девственница, – запротестовала Эди, чувствуя себя лучше уже потому, что с кем-то поделилась своей печалью. – Думаешь, боль пройдет?
– Вне всякого сомнения. Если бы она не проходила, человечество давно бы вымерло. Никогда не слыхала, чтобы эта неприятность продолжалась дольше нескольких недель. И поверь, замужние женщины иногда часами ее обсуждают.
Окно с шумом открылось, и стекло улетело куда-то за экипаж.
– Я даже не слышала грохота, а ты? – невозмутимо спросила Лила.
В окно поплыл едкий запах навоза.
– Аромат этих полевых цветов Шотландии просто удивителен, – фыркнула Эди, заворачиваясь в ротонду и наблюдая, как Лила открывает трутницу, чтобы зажечь сигару.
– А, вот так лучше, – вздохнула она секундой позже. – Хорошо бы бокал шампанского, но до полудня еще далеко. Нужно поддерживать высокие стандарты. Итак, дорогая, насколько все ужасно?
Эди содрогнулась.
– Господи. Дело плохо. Брось мне подушку – нужно устроиться поудобнее.
Сиденья экипажа были очень мягкими. Эди уселась в углу, вытянула ноги на сиденье и скрестила щиколотки. Довольно порочное занятие – класть туфли на дорогой бархат.
Мачеха сделала то же самое на противоположном сиденье.
– Значит, ты ужасно мучаешься, но постепенно становится лучше. Вот тебе самый важный вопрос: ты упрекаешь Гауэйна по ночам, заставляя понять, как ему повезло, что ты вообще подпускаешь его к интимным частям своего тела?
– Нет.
Слово упало в тишине, выразив все отчаяние, которое испытывала Эди.
– Дорогая, ты должна приободриться. Это еще не конец света, и вы не первая молодая пара, которая вначале оказывается абсолютно несовместимой.
Лила села прямее и выдула дым в направлении разбитого окна.
– Почему ты не ругаешь мужа за его… э… великолепные пропорции? Ты вполне можешь вытянуть из него бриллиант-другой за свои муки.
– Но все это ужасно стыдно! Я думала, это пройдет.
– Не говори, что он ничего не понимает.
Лила окончательно выпрямилась:
– Ты это имела в виду в своей записке? Про мой секрет? Секрет вовсе не в этом!
Эди вздохнула. Она даже неверно использовала секрет!
– Это должно было дать некоторое облегчение тебе! Не ему! Если он долбит тебя, а тебе больно, стоило бы вопить, как кошке в Хэллоуин. Не дурачить его, убеждая, что ты наслаждаешься. Ты все не так делаешь, Эди!
– Думаю, он мог догадаться, но слишком вежлив, чтобы сказать прямо.
– В спальне мужчины вежливыми не бывают. – Лила обвела внутренность экипажа, рассыпая пепел на обивку. – Это ты слишком вежлива. Давай подведем итоги. Болит уже не так сильно, как раньше. Вы регулярно этим занимаетесь?
Эди покачала головой.
– Нет, с тех пор, как десять дней назад начались регулы.
– И что? О нет, не отвечай! Ты выглядишь такой же перепуганной, как в детстве, когда я рассказала тебе, откуда берутся малыши.
– Ты сказала, что они бывают, если есть сальный пудинг с патокой.
– Ну не могла же я сказать правду, верно? С первых дней супружеской жизни я поняла, что твой отец – человек серьезный. Ты хотела знать, и мне пришлось сказать тебе то, против чего он не возражал бы. От сального пудинга толстеют. Я подсказала тебе полезный совет из взрослой жизни.
– Не важно, – пробурчала Эди, разглядывая носки туфель. – Я окончательно испортила наш брак. Не хочу проводить остаток жизни, притворяясь и издавая притворные стоны наслаждения. Я даже не слишком в этом хороша. И не верю себе.
– Вернемся к тому, что ты сказала мне в начале.
Лила выкинула сигару в окно.
– Лила! Что, если ты устроишь пожар?
– Я ее потушила.
Мачеха показала на темное пятно на полу и, присмотревшись, ахнула.
– Только не говори, что его всемогущая светлость постелил сюда ковры.
– Так и есть.
Лила картинно растянулась на сиденье.
– Итак, герцог делает это, а ты морщишься.
– Он просто слишком велик.
Последовало короткое молчание.
– Я могла бы сказать кое-что, но не стану, – вздохнула Лила. – Это будет неделикатно.
– Почему?
– Я просто старею. Послушай, дорогая. Важнее всего то, что с каждым разом боли все меньше.
– Но болит не переставая, пока он двигается. И это не единственная проблема, Лила.
Эди заставила себя сказать это:
– Petit mort. Очевидно, со мной этого не происходит. И не думаю, что произойдет.
– Тебе хорошо… там?
– Иногда. Но тут же улетучивается, когда я думаю об этом.
– Поверь, я знаю, что ты имеешь в виду, – снова вздохнула Лила. – Помню бездумные дни, вернее сказать, ночи, прежде чем я начала слишком много думать о детях. Твои мозги – враг счастливых часов в спальне.
– Что мне делать? Не могу я сказать Гауэйну. Просто не могу!
– Но почему?
– Он никогда ни в чем не терпит неудач. Я должна сама решить эту проблему, потому что сама виновата во всем.
– Ничьей вины тут нет, – решительно отрезала Лила. – Не смей проклинать себя. Это плохой прецедент для брака. Вам не хватает романтики. Атмосферы будуара. Бутылки шампанского.
– Он пробовал это, – со слезами возразила Эди. – Заказал ужин в спальне. С шампанским. Но ужин принес лакей. И, когда я начала расслабляться, он снова позвал лакея, вернее, двух, убрать посуду. Мне кажется, Бардолф все время торчит в коридоре. А потом Гауэйн провел ночь в моей спальне, и утром его камердинер заявился в комнату! Ненавижу все это!
– В твоих устах это звучит так, словно ты пытаешься заняться любовью посреди Гайд-парка, – покачала головой Лила. – Знаешь, дорогая, я никогда не слышала, чтобы ты говорила с такой страстью о чем-то, кроме музыки. За все те годы, что я знала тебя!
– Гауэйн никогда не остается один, – продолжала Эди. – И я тоже. Пришлось пригрозить уволить всякого, кто будет мешать мне репетировать. Они постоянно входили и выходили, пока я упражнялась. Пока я упражнялась, Лила!
– Тебе просто нужно застать мужа одного.
– Невозможно. Вчера я думала, что его жизнь напоминает мне попытку бросить хлеб в речку и наблюдать, как мальки начинают отщипывать от него. Люди постоянно вьются вокруг Гауэйна.
– Не думала, что мальки собираются в стаи, – заметила Лила.
– Не все ли равно! Ты поняла, о чем я?
– Значит, тебе нужно изменить рутину в его доме. Это не так легко, как держать лакеев подальше от спальни, но сделать можно. Тебе просто необходимо вмешаться.
– Он решает всякую возникшую проблему в тот момент, когда ему ее представят, – безутешно пояснила Эди. – Он ни в ком не нуждается. Он идеален во всех отношениях, Лила. Я могла бы возненавидеть его.
– Да вот только вместо этого его любишь, – спокойно ответила Лила. – Не возражаешь, если я закурю вторую?
– Возражаю.
Лила потянулась к сигаре.
Эди села.
– Я серьезно! Ненавижу все это. Ненавижу запах, пропитывающий мою одежду, стоит побывать в твоем обществе. Ненавижу, как ты пахнешь! Ненавижу, как пахнет у тебя изо рта!
Лила ахнула.
Эди хотела что-то сказать, сгладить резкость, но не сдавалась.
– Я не стану извиняться.
– Прекрасно, – осторожно ответила мачеха. – Ты что-то хотела мне сказать?
– Нет, – покачала головой Эди. Но тут же добавила: – Прямо сейчас мне ничего не лезет в голову.
– Пахнет? Изо рта?
Лила нахмурилась и повертела коробку с сигарами.
– Мне это не нравится.
– И не должно нравиться, – отрезала Эди.
– Верно.
Коробка полетела в окно. Они услышали слабый стук.
– Слава богу, что второй экипаж не так близко от нас. Иначе ты могла бы попасть в голову лошади, – заметила Эди.