«Что за идиоты!»
– Когда она уехала в Англию?! – оглушительно прогремел Гауэйн. – Когда жена оставила меня?
Эди приснилось, что ее громко позвала река Глашхорри. Невозможность этого разбудила ее: река не может знать ее имени. Но даже наяву Эди вновь услышала зов, подошла к окну и выглянула. Ночь уже спустилась, и хотя все еще моросило, но сильного ливня уже не было. Внизу стоял окутанный мраком Гауэйн.
Она открыла рот, но слова не шли с языка.
– Дверь заперта! – крикнул он. – Можешь спуститься вниз и впустить меня?
Эди собралась с духом. Она готовила себя к этому моменту и знала, что сказать.
– Я не стану говорить с тобой посреди ночи, Гауэйн, – откликнулась она. – Иди спать, а утром поговорим. До моего отъезда.
– Эди… ты не можешь… ты не уедешь от меня.
Он не кричал, но Эди ясно слышала каждое слово. Значит, вот оно как. Он не намерен мириться с тем, что его вещь ускользает из рук. Должно быть, послание Бардолфа побудило его приехать.
– Доброй ночи, Гауэйн.
– Ты собралась вернуться в Англию, даже не поговорив со мной? – неверяще спросил он. Эди бы рассмеялась, если бы так не хотелось плакать.
– За последние две недели мы могли бы поговорить много раз, если бы ты предпочел вернуться.
– Я вернулся бы, и ты это знала. Я думал… думал, мы могли бы поговорить, Эди. Действительно поговорить.
– Ну… – начала Эди, пригвожденная к полу свинцовой тяжестью разочарования. – В следующий раз, когда ты захочешь поговорить со своей женой, придется уделить ей больше времени, чем час за ужином и визит, если остается время после всех дел. Но это уже для твоей следующей жены.
– Мне не нужна другая жена!
Конечно, Эди не может сбежать утром, не поговорив с мужем. Брак, даже такой короткий и бурный, нужно уважать.
– Мы поговорим утром. Я уверена, мой отец согласится задержаться еще на день.
– Ты не можешь оставить меня!
Его голос ножом разрезал шум реки.
Эди вынудила свои ледяные, мокрые пальцы отцепиться от подоконника.
– Все кончено, Гауэйн. Я уезжаю.
Она закрыла окно. На задвижку.
Гауэйн смотрел вверх. Она отказалась говорить. Его тело мучительно ныло после всех испытаний: он скакал много часов, но лошадь его сбросила, и он приземлился в канаве. Лошадь сбежала, и пришлось идти целый час, прежде чем добраться до деревни, где ему перетянули ребра и продали коня, приблизительно втрое дороже его реальной стоимости. Потом он проклял все и скакал еще пять часов.
Но Эди заперла дверь, а потом и окно. Поэтому Гауэйн направился в замок, отряхиваясь от воды, как промокший пес. Он уже поднимался по лестнице, когда наткнулся на Лилу. Она остановилась, удивленно приоткрыв рот.
– Добрый вечер, – сказал он, сгорая от унижения. Эта женщина знала…
Но мысль умерла, как только он взглянул в ее глаза.
– Вы! – прошипела она, тыча его пальцем в грудь. – Я желаю поговорить с вами!
Она пошла вперед и, казалось, горела ярче факела, когда бесцеремонно вошла в его кабинет.
– Моему мужу тоже есть, что вам сказать, – объявила она, поворачиваясь к герцогу, когда он закрывал дверь.
Похоже, его мужская неполноценность стала всеобщим достоянием.
– Как вы, смели?! – вскричала Лила. – Как вы посмели так гнусно вести себя с женой? – Она надвигалась на него, как ангел мести. – Как вы могли сказать такие гнусности кому-то столь милому, доброму и любящему? Вы достойны всяческого презрения, Кинросс! Всяческого!
В его кабинет словно влетела одна из фурий. Стантон изучал ее с таким изумлением, будто перед ним была греческая богиня.
– Нам с Эди нужно многое обсудить.
– Это очень слабо сказано.
– Я хочу подчеркнуть, что мне не слишком нравится роль, которую вы играете в моем браке, – заметил он.
В глазах Лилы промелькнуло нечто вроде сознания вины.
– Мне не стоило ничему учить Эди. Прошу меня извинить.
– Да, это испортило многое, – ответил он, тщательно выбирая слова. – Но у меня было время подумать. И я понял, что Эди считает вас своей матерью. Уверен, что она и я сможем скрепить новый…
– Вы идиот, – презрительно бросила Лила, не дослушав. Очевидно, и ее раскаяние имело пределы. – Вы понятия не имеете, что сотворили с ней. Верно?
– Мы поспорили, – ответил Гауэйн с вновь загоревшимся гневом. – В браке бывает и не такое, леди Гилкрист. Вы сами испытывали кое-какие трудности.
– Мы с мужем никогда не говорили друг другу таких вещей, которые вы сказали Эди! Поверьте мне, Джонас при желании мог бы лишить меня последней капли самоуважения, но никогда бы не сделал такого. Потому что любит меня. А главное – потому что порядочный человек.
Прошло несколько секунд, прежде чем Гауэйн нашел в себе силы заговорить.
– Как вы смеете говорить мне подобные вещи? – завопил он, растеряв все остатки цивилизованности.
Лила даже не поморщилась, только скрестила руки на груди и обожгла его брезгливым взглядом.
– Теперь я вижу человека, которого описывала Эди. Но меня вы своими выходками не запугаете. У меня полно недостатков. Но я бы никогда, никогда в жизни не сделала бы ни с одним человеком того, что вы сделали с Эди. Никогда!
Ее слова, наконец, просочились сквозь туман чистейшей ярости.
– О чем вы толкуете, черт возьми! В ваших устах это звучит так, словно я ударил Эди! Я ничего ей не сделал!
Глаза Лилы впились в него.
– Вот как? Совсем ничего? Женщина, которую я нашла после вашего ухода, лишенная всяческого самоуважения, убежденная, что она никудышная мать и любовница, – это не ваша работа? А вот я считаю, что ваша!
Гауэйн молча смотрел на нее.
– Может, она и притворялась в постели. И что с того? Вам ведь было настолько все равно, что вы ничего не заметили. Неужели это такое большое преступление?
Лила не говорила ничего такого, чего Гауэйн не сказал бы себе.
– Вы идиот, – продолжала она. – Злорадствующий, омерзительный…
– Вы начинаете повторяться.
– Вы убедили ее, что она сделала что-то отвратительное. И это после первого в ее жизни удовольствия в постели! Заявили, что она лежала как оладья, и это тогда, когда бедняжка не могла представить, что от нее вообще требуется! Теперь она твердо уверена, что никогда больше не испытает наслаждения, не опьянев, потому что вы сказали ей это. Хуже того, вы убедили ее, что она не способна быть матерью. И это Эди! Вы сказали это Эди! Одной из самых любящих, готовых отдать все женщин!
– В письме она ясно заявила, что не хочет детей. – Но говоря это, Стантон припомнил, что дело было не совсем так: она писала, что не хочет детей сразу. – И когда она встретила Сюзанну, было очевидно…
– Глупец! Сюзанна – моя! Эди не имела ни малейшего шанса! Она никогда не держала на руках младенца, знаете ли вы это? Отец не позволял ей играть с другими детьми: ему было слишком важно уберечь ее талант. Она могла бы со временем завоевать сердце Сюзанны, но вы отдали ребенка, даже не посоветовавшись с ней. А потом оставили собственную жену плакать, лежа на полу, после того, как лишили всего, что делало ее женщиной!
Губы Гауэйна онемели. Он молча смотрел на Лилу. Она подступила ближе и снова ткнула его пальцем в грудь.
– После этого вы вылетели из комнаты, в расстройстве. Оттого что купили бракованный товар! Словно вы, скучный, глупый, омерзительный бюрократ, оказались достаточно хороши, чтобы коснуться подола юбки Эди! Вы, даже не знающий, что такое виолончель!
Гауэйн по-прежнему не мог говорить.
– Вы филистер. Обыватель, – продолжала Лила, понизив голос, когда не получила отпора. – Женились на самой прекрасно, й любящей женщине во всей Англии, да и в Шотландии тоже, и, когда узнали, насколько неполноценны в постели, свалили вину на нее. Позвольте сказать вам кое-что, герцог.
Очередной тычок.
Гауэйн почти не мог дышать, словно воздух обжигал легкие.
– Единственная причина, по которой вы не слышали слова «неполноценный» от предшественниц Эди в вашей постели, это титул. Вот и все. И не обманывайтесь, воображая, будто Эди не способна на наслаждение! Проблема в вас. А те удовлетворенные женщины, с которыми вы сравнивали ее? – Она пришла в такую ярость, что стукнула кулаком по столу. – И все эти женщины вам лгали!
Гауэйн смутно сообразил, что Эди так и не сказала мачехе об отсутствии у него опыта.
Нижняя губа Лилы дрожала.
– Вы разбили ее, как фарфоровую чашку, которую купили на уличном рынке. Все, что она делала после вашего бегства, – играла на виолончели, потому что вы заставили ее поверить, будто она больше ни на что не годна! Она так похудела, словно заразилась чахоткой! Убеждена, что будет ужасной матерью и ни один мужчина никогда ее не полюбит. Возможно, она никогда не получит наслаждения в постели, потому что вы выказали ей свое отвращение. Вы омерзительный…