Я попыталась сопротивляться, но если быть честной – я не могла. Упрямо убеждала себя в том, что это наваждение пройдет так же быстро, как и пришло. Но я ошибалась. Едва его пальцы сжали мой затылок, едва рот с мятно-цитрусовым привкусом коснулся моего рта, едва ладонь обожгла прикосновением мою кожу – я поняла, что пропала и приходить сюда не стоило.
Рома отстранился, посмотрев на меня ледяным взглядом серых глаз, а затем разжал пальцы, держащие мои запястья. Они тут же безвольным грузом легли на его плечи, сжали ткань пиджака и погладили короткие волоски на затылке, щетину на щеках и губы – твердые и теплые. Щелкнул замок двери – короткая ухмылка на мужественном лице, а затем молния моей юбки раскрылась и ткань, плотно обтягивающая тело, поднялась почти на талию.
Чувствовать его руки, его запах на себе было так восхитительно, что я ахнула, едва он прикоснулся к внутренней стороне моего бедра. Запрокинула голову и чудом не забилась в экстазе – Боже, как же я изголодалась по нему. Не говоря ни слова, Рома подхватил меня на руки, заставляя тереться о его живот, словно я дикое животное, а не благоразумная женщина; и перенес на стол. Отшвырнул все, что лежало на поверхности и положил меня – так бережно и осторожно, будто я – хрустальная ваза, что он подарил вместе с первым букетом моих любимых цветов.
Он молчал, я тоже не могла подобрать слова, да и нужны ли они, когда оба отлично понимают язык тела? Нужны ли они, когда мужчина точно знает, куда надо прикасаться; на какие точки надо надавить, чтобы подвести женщину к той грани, когда она теряет рассудок.
Нависая надо мной, Рома провел носом по моей шее, вдыхая запах; провел ладонями по моим широко разведенным бедрам, и я ощутила его ухмылку, когда он задел кружевной край чулок. Скользнул пальцами под трусики, отчего из меня вырвался низкий стон, а затем отодвинул их в сторону и завозился с молнией на своих брюках.
– Катя, – толкнулся в меня порывисто, и жадно поймал мои вздох губами, – Я. Так. По. Тебе. Соскучился, – выдыхал с каждым толчком, пока над головой я сжимала край стола пальцами.
Грудь заныла, налилась тяжестью – он поднял мою рубашку, опустил чашечки бюстгальтера и прикоснулся губами к чувствительным соскам. Я вскрикнула и тут же тихо захныкала, понимая, что нас могут услышать, но лицо Ромы, когда он посмотрел на меня и резко отстранился, оставив с ощущением пустоты в теле, было лукавым и самодовольным.
– Я люблю, когда ты кричишь, – дразня, он прижимался головкой к моему входу, чуть надавливал и снова отстранялся, – Нас не услышат, здесь хорошая звукоизоляция, – прошептал он, – Кроме того, я отпустил Монику на обед.
Не знаю, кто такая Моника – наверное секретарь, что встретила меня на этаже. Да и неважно это сейчас, когда он продолжил сладкую пытку – входя так резко и сильно, будто собрался пронзить насквозь, разорвать на части; а затем медленно и бережно двигаясь во мне, целуя мои скулы, мои щеки и трепещущие ресницы.
Не стесняясь, стонала и вскрикивала, а когда меня начало засасывать, обволакивать и растворять в диком кайфе, закричала так громко, что Рома все-таки накрыл мой рот ладонью – скорее всего меня могли услышать во всем здании. Он только выдохнул в мою шею, издав тихий рык и остановился, навалившись сверху.
Все, о чем я могла думать, разглядывая подвесной алюминиевый потолок с круглыми лампочками, это – какого черта? Почему я вообще позволила сделать с собой это? Почему я не могу отказать тогда, когда нужно это сделать? Почему я вообще думаю о нем, о близости с ним, почему вздрагиваю и покрываюсь мурашками, вспоминая прикосновения его ладоней?
Я же не такая. Я никогда не растворялась в мужчине полностью, без остатка. Я всегда была независимой. Это не значит, что я не способна любить и дарить тепло, просто я делаю это дозированно. Чтобы не разбаловать. Я никогда не отдавалась Артему с такой страстью, и никогда не позволяла ему быть со мной грубым.
По факту, первый раз, когда он сделал что-то подобное, стал для нас последним.
Почему рядом с Ромой я становлюсь такой? Словно тряпичная кукла. Я чувствую, как контроль над собственной жизнью, который я с таким трудом восстанавливала, ускользает, утекает, как вода меж пальцев; рассыпается, как крупинки песка, которые пытаешься ухватить, но они падают.
– Это было ошибкой. Мне не стоило приходить, – произнесла я, мягко отстраняясь, – Не стоило.
– Что ты говоришь? – удивленно моргнул Ромка, а у меня сердце словно сжали в кулаке – больно, невыносимо больно.
Но еще больнее потерять все то малое, что у меня есть. Потерять жизнь, потерять дочь, потерять все. Все. Все! Из-за какого-то глупого наваждения, из-за страсти, которая разрушает и уничтожает все на своем пути. Которая разрушает меня.
– Прости. Я не хотела, чтобы так получилось, – оттолкнув его и встав на ноги, я быстро поправила одежду и пригладила ткань юбки, – Мне лучше уйти.
– Катя…
– Ром, мне надо уйти. Не звони мне больше, пожалуйста. Не приезжай. Так будет лучше.
– Лучше для кого? – он придержал меня за руку, когда я шагнула к выходу – Кать, не убегай от меня. Я же знаю, что ты что-то чувствуешь.
– То, что я чувствую – не правильно, – отрезала я, – Я не должна этого чувствовать. И ты не должен.
– Не говори мне, что я должен, а чего нет, – голос превратился в сталь, лицо стало непроницаемым, – Ты не имеешь такого права. Да что ты знаешь обо мне? Как давно ты вообще стала меня замечать?
Он резко отпустил мою руку, словно та обожгла его. Схватился за волосы на макушке с такой силой, что на долю секунды я испугалась – не больно ли ему. Глаза его покраснели, а на лбу отчаянно пульсировала вена, когда он ткнул пальцем мне в грудь, заставляя попятиться назад.
– Хочешь уходить – уходи. Давай, вали ко всем чертям собачьим! – проорал он так громко, что у меня раздался звон в ушах, – Только если ты выйдешь за эту гребаную дверь и закроешь ее с той стороны – больше никогда не возвращайся. Давай, – он выдохнул и притянул меня к себе, жадно поцеловав, словно напоминая – чего я могу лишиться, а затем отстранился, – Уходи, если хочешь. Вали!
Я ощутила острое дежа вю – словно сейчас должна принять важное решение и на раздумья у меня считанные секунды. Минут нет – они уже роскошь. Шестеренки в мозгу заворочались, мысли начали сменять друг друга с бешеной скоростью.
Остаться или уйти, остаться или уйти?
Секунды превратились в вечность…
Уйти? Или все же остаться?
– Рома, мне очень жаль, – сдавленно прошептала я, мягко отодвигаясь от него, – Мне правда, очень-очень жаль; я не хотела, чтобы все зашло так далеко. Я не хотела этого.
Это была истинная правда. Я не хотела завязывать отношений с ним. Видит Бог, не хотела и не понимаю, как это получилось. Не хотела, чтобы было больно – ни ему, ни мне. Не хотела случайно забеременеть и делать аборт, и не хотела смолчать об этом.
– Прости, – шепнула в последний раз – за все грехи, за все, что я сделала и сделаю, поворачивая ключ в замке.
Я чувствовала его взгляд на спине, когда опустила ручку и открыла эту дверь. Чувствовала всю ту боль и ярость, которую он выплеснул на меня, пока я, не оборачиваясь, закрывала за собой все пути отступления. Слышала грохот и вздрогнула, когда мне в спину с той стороны прилетело что-то тяжелое, но оно разбилось о деревянную преграду, которая выросла за ней. Слышала отчаянный мужской крик, а потом все стихло.
Пустота и тишина – словно в голове вакуум. Смотря прямо перед собой, я дошла до лифта и нажала на круглую кнопку. Вошла в кабину, не слыша ни единого звука и спустилась вниз. Вышла из здания, села в свою машину и доехала до дома.
Не заплакала. Не забилась в рыданиях, не рвала на себе волосы. По правде – не чувствовала ни-че-го.
16
I was marching to the wrong drum
With the wrong scum
Pissing out the wrong energy
Using all the wrong lines
And the wrong signs
With the wrong intensity
I was on the wrong page of the wrong book
With the wrong rendition of the wrong look
With the wrong moon, every wrong night
With the wrong tune playing till it sounded right yeah
Depeche Mode «Wrong»
Проглотив таблетку и запив ее водой, я проверила, уснула ли Милена и ослабила свет ночника в ее комнате. Мягкая фланелевая пижама согревала теплом кожу; одеяло легко накрыло и обволокло тело, когда нырнула под него. Прикрыв глаза, вытерла подступившие слезы и выдохнула в подушку, что впитала в себя запах мужа.