— Вот так, — она рассеянно потерла ребро ладони, все еще хмурясь. — Ты пыталась уговорить ее не иметь больше детей. Мальчик… у него врожденный недостаток?
— Можно сказать так, — ответила я сухо. — Врожденный сифилис.
Она, побледнев, посмотрела на меня.
— Сифилис? Ты уверена?
Я кивнула, скатывая прокипяченную полосу полотна для перевязки. Она была все еще влажная, но ничего не поделаешь.
— У матери последняя стадия еще не ярко выражена, но у ребенка она совершенно очевидна.
Его мать пришла с нарывом в десне, а мальчик цеплялся за ее юбки. У него был характерный седлообразный нос со вдавленной переносицей, а челюсти были так деформированы, что я не удивилась его истощенному виду, он едва ли мог жевать. Я не могла сказать, насколько его слабоумие было обусловлено поражением головного мозга, а насколько глухотой, скорее всего и тем и другим, но я не стала проверять, я ничем не могла здесь помочь. Я посоветовала матери кормить его бульонами, но больше ничего не могла сделать для него, бедное существо.
— Здесь он встречается не так часто, как в Париже или Эдинбурге, где много проституток, — сказала я Брианне, бросая клубок перевязочного материала в парусиновый мешок, который она держала открытым. — Но иногда я сталкиваюсь с ним. Но почему? Ты не думаешь, что у Роджера сифилис, не так ли?
Она смотрела на меня с открытым от удивления ртом. Ее шокированный вид быстро сменился на сердитую красноту.
— Я не думаю так! — сказала она. — Мама!
— Ладно, я тоже так не думаю, — сказала я мягко. — Хотя такое случается и в лучших семьях, а ты спрашивала.
Она сильно фыркнула.
— Я спрашивала о контрацепции, — произнесла она сквозь зубы. — Или, по крайней мере, намеревалась, пока ты не начала разговаривать, как справочник врача по венерическим заболеваниям.
— Ах, это, — я задумчиво посмотрела на пятна засохшего молока на лифе ее платья. — Ну, помогает кормление грудью. Не стопроцентно, но довольно надежно. Хотя эффект уменьшается после шести месяцев.
Джемми было шесть месяцев.
— Ммфм, — произнесла она, так похоже не Джейми, что я прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. — А есть что-нибудь более действенное?
Я действительно не обсуждала с ней методы контрацепции, применяемые в восемнадцатом столетие. Когда она только что появилась во Фрейзерс-Ридже, это не казалось необходимым, а потом выяснилось, что она беременна, так что вопрос отпал сам собой. А теперь она решила, что это необходимо?
Я хмурилась, медленно складывая рулоны полотна и связки трав в мою сумку.
— Самое простое — это своего рода барьер. Кусочек шелка или губки, смоченные чем-нибудь вроде уксуса или бренди, хотя если есть, то лучше использовать масло пижмы или кедровое масло, считается, что они более эффективны. Я слышала, женщины в Индии используют половинку лимона, но здесь вряд ли это подходит.
Она коротко хохотнула.
— Нет, я думаю, не подходит. Я также не думаю, что масло пижмы помогает. Его использовала Марсали, когда забеременела Джоан.
— А она действительно использовала его? Я думаю, она забыла предохраниться один раз, а одного раза достаточно.
Я почувствовала, а не увидела, как она напряглась, и укусила свою губу, на сей раз от огорчения. «Одного раза достаточно», мы обе очень хорошо знали — какого раза. Она сгорбилась на мгновение, но потом расслабилась, отклоняя любые воспоминания, которые могли быть вызваны моим неосторожным замечанием.
— Она говорила, что пользовалась им, но, возможно, она забыла. И это не всегда срабатывает, не так ли?
Я забросила сумку с повязками и травами на плечо и подняла медицинский сундучок за кожаную ручку, которую приделал Джейми.
— Единственная вещь, которая всегда работает — это воздержание, — сказала я. — Не самый лучший выбор в данном случае, не так ли?
Она покачала головой, задумчиво уставившись на группу молодых людей внизу, которые по очереди бросали камни через ручей.
— Этого-то я и боялась, — сказала она и наклонилась, чтобы поднять складной столик и пару табуретов.
Я оглядела полянку. Ничего не забыла? Мы оставили костер гореть, но это не страшно. Даже если Лиззи спит, при такой погоде ничего не могло загореть; даже дрова, которые мы вчера сложили под навесом, были влажными. Чего-то все-таки не хватало… чего? Ах, да. Я поставила сундучок на землю и, встав на колени, заползла в палатку, где, порывшись в беспорядочно разбросанных одеялах, наконец, вылезла с маленьким кожаным мешочком.
Я произнесла краткую молитву Сент-Брайд [31]и надела его на шею, спрятав за лиф платья. Я так привыкла носить этот амулет, когда занималась врачеванием, что почти уже не находила в этом ничего смешного. Бри наблюдала за мной со странным выражением на лице, но ничего не сказала.
Я тоже ничего не говорила, просто взяла свои вещи и пошла вслед за ней через полянку, тщательно обходя болотистые места. Дождь уже не шел, но облака нависали над деревьями, обещая его в любой момент, а струйки тумана поднимались над поваленными стволами и кустарником.
«Почему Бри заинтересовалась контрацепцией», — задавалась я вопросом. Не то чтобы я не считала это неразумным — но почему сейчас? Возможно, это связано с их свадьбой? Даже если в прошедшие несколько месяцев они жили, как муж и жена, принесение клятв перед богом и людьми могло сделать серьезнее даже самых легкомысленных молодых людей. А ведь ни Бри, ни Роджер легкомысленными не были.
— Есть еще средство, — сказала я ей в затылок, так как она шла впереди по скользкой тропинке.
— Я не использовала его, поэтому не могу сказать, насколько оно надежно. Найавене, старая женщина народности тускарора, которая дала мне врачебный мешочек-амулет, говорила, что есть «женские травы». «Есть разные средства для разных вещей, но есть одно растение, — говорила она, — семена которого не позволят духу мужчины победить женский дух».
Бри остановилась, полуобернувшись ко мне, пока я подходила к ней.
— Значит, так индейцы понимают беременность? — один уголок ее рта приподнялся. — Как победу мужчины?
Я рассмеялась.
— Да, что-то в этом роде. Если дух женщины сильнее духа мужчины, или равен ему, то она не может забеременеть. Так, если женщина хочет иметь ребенка, но не может, шаман будет лечить ее мужа, или их обоих, а не только ее одну.
Она издала тихий хрипловатый смешок, но не совсем веселый.
— Что за растение «женская трава»? — спросила она. — Ты знаешь?
— Я не уверена, — ответила я, — или точнее не уверена в названии. Она показывала мне траву, и само растение, и его семена, и я уверена, что смогла бы узнать его. Но я не знаю его английское название, что-то из семейства Umbelliferae, [32]— добавила я пояснение.
Она строго взглянула на меня, еще раз напомнив Джейми, затем отступила в сторону, пропуская цепочку женщин Кэмпбеллов, которые, гремя пустыми чайниками и ведрами, направлялись вниз к ручью, вежливо кланяясь, когда проходили мимо меня.
— Добрый день, мистрис Фрейзер, — произнесла опрятная молодая женщина, по-видимому, одна из младших дочерей Кэмпбелла. — Ваш муж рядом? Мой отец хотел бы поговорить с ним.
— Нет, боюсь, он ушел, — я неопределенно махнула рукой. Джейми мог быть где угодно. — Но я передам ему, как только увижу.
Она кивнула и двинулась дальше; все женщины, следующие за ней, по очереди приостанавливались и желали Брианне счастья в день ее свадьбы.
Брианна приветливо отвечала на их добрые пожелания, но я заметила маленькую черточку между ее густыми бровями. Что-то определенно ее беспокоило.
— Что? — прямо спросила я, когда Кэмпбеллы, стряхивая своими шерстяными юбками и плащами потоки дождевой воды с кустов восковницы, растущей вдоль тропинки, удалились из зоны слышимости.
— Что «что»? — сказала она, вздрогнув.
— Что тебя беспокоит? — спросила я. — И не говори, что ничего; я вижу, ты тревожишься. Это касается Роджера? У тебя есть сомнения насчет свадьбы?
— Не совсем, — ответила она с осторожным видом. — Я хочу выйти замуж за Роджера, правда хочу. Только… я просто… подумала…
Она замолчала и покраснела.
— О? — произнесла я, чувствуя беспокойство. — В чем дело?