— Все в порядке, — сказала она, наконец, желая подарить ему утешение, которое он не мог дать ей. — Я уверена, все будет хорошо. У меня подходящие бедра, все так говорят. Я просто кубышка.
Она провела рукой по роскошной выпуклости своего бедра, и он улыбнулся, последовав своей рукой тем же путем.
— Ты знаешь, что сказал мне Ронни Синклер вчера вечером. Он смотрел, как ты наклонилась, чтобы подложить дрова в костер, вздохнул и сказал: «Ты знаешь, как выбирать девушку, МакКензи? Начни с задницы и поднимайся выше!» Ой!
Он отскочил, смеясь, когда она шутливо ударила его.
Потом он нагнулся и очень нежно поцеловал ее. Дождь все еще падал, барабаня по мертвым листьям, устилавшим землю сплошным слоем.
Ты хочешь ребенка, не так ли? — спросила она тихо. — О котором ты точно будешь знать, что он твой?
Он некоторое время не поднимал головы, но, наконец, взглянул на нее, позволив ей увидеть ответ на своем лице. Сильное желание, смешанное с волнением и тревогой.
— Я вовсе не… — начал он, но она остановила его, закрыв его рот рукой.
— Я знаю, — сказала она. — Я понимаю.
Она понимала. Почти. Брианна, как и он, была единственным ребенком в семье и знала тоску по близости с родственной душой; хотя ее потребность в близости, в отличие от его тоски, была удовлетворена. У нее был не один любящий отец, а даже два. Мать, которая любила ее, несмотря на пространство и время. Мюрреи, семья, которую она неожиданно нашла в Лаллиброхе. И более всего, у нее был сын, ее плоть и кровь, маленький и доверчивый вес которого уверенно привязывал ее к миру.
А Роджер был сиротой, один в мире на протяжении длительного времени. Его родители погибли прежде, чем он узнал их, его старый дядя умер. У него не было никого, кто называл бы его своим; никто не любил его только потому, что он был чьей-то плотью и кровью. Никто, кроме нее. Неудивительно, что он жаждал уверенности, которую она ощущала, когда держала в руках своего ребенка.
Он внезапно откашлялся.
— Я… хм… собирался подарить его тебе вечером. Но возможно…
Он достал из внутреннего кармана сюртука и протянул ей мягкий сверток ткани.
— Что-то вроде свадебного подарка, да? — он улыбался, но она могла видеть неуверенность в его глазах.
Брианна развернула сверток, и пара черных глаз-пуговиц взглянула на нее. На кукле было бесформенное платье из зеленного ситца и волосы из красной пряжи, торчащие во все стороны. Ее сердце сильно застучало в груди, и горло сжали спазмы.
— Я подумал, что малышу она понравится, может быть, он будет грызть ее.
Она пошевелилась, и мокрая ткань платья натянулась на ее груди, родив в них ощущение покалывания. Да, она боялась, но существовали вещи, более сильные, чем страх.
— Это будет в другой раз, — сказала она и коснулась его руки. — Я не могу сказать когда, но это будет.
Он взял ее руку и сильно сжал, не глядя на нее.
— Спасибо, кубышка, — сказал он очень тихо.
Дождь становился все сильнее. Роджер откинул влажные волосы с глаз и отряхнулся, как собака, разбрызгивая воду с плотной ткани сюртука и пледа. На серой шерсти сюртука была грязь, он потер ее, но без успеха.
— Христос, я не могу жениться в таком виде, — сказал он, пытаясь снять напряжение, возникшее между ними. — Я похож на бродягу.
— Еще не поздно, — сказала она со слегка дрожащей улыбкой, поддразнивая его. — Ты все еще можешь отказаться.
— Было поздно с того самого дня, как я увидел тебя, — сказал он хрипло. — Кроме того, — добавил он, поднимая бровь, — твой отец зарежет меня, как борова, если я скажу, что передумал.
— Ха, — сказала она, но скрытая улыбка образовала ямочки на ее щеках.
— Жестокая женщина! Тебе нравится эта идея!
— Да, то есть нет, — она теперь смеялась, чего он и добивался. — Я не хочу, чтобы он зарезал тебя. Просто приятно знать, что он может сделать это. Отец должен быть защитником.
Она улыбнулась и легко дотронулась до него.
— Как ты, мистер МакКензи.
Какое-то непонятное чувство сжало его грудь, словно его жилет стал слишком тесным. Потом в груди немного похолодело, когда он вспомнил, что должен сказать ей. Отцы и их понятия о защите, в конце концов, различались, и он не был уверен, как она воспримет его рассказ.
Он взял ее за руку и увел от дождя под прикрытие зарослей тсуги где на земле, защищенной широко раскинутыми ветвями, лежали засохшие ароматные иглы.
— Давай посидим немного, миссис Мак. Это не важно, но я хочу тебе кое-что сказать перед свадьбой, — он потянул ее и посадил рядом с собой на поросший лишайником поваленный ствол дерева. Он откашлялся, собираясь с мыслями.
— Когда я был в Инвернессе перед тем, как последовать за тобой через камни, я провел некоторое время, перебирая бумаги преподобного, и наткнулся на письмо твоего отца. Фрэнка Рэндалла, я имею в виду. Оно касается незначительного факта, но я подумал… в общем, я подумал, что между нами не должно быть никаких тайн, когда мы поженимся. Я рассказал об этом твоему отцу вчера вечером. А теперь позволь рассказать тебе.
Теплые пальцы ее руки напряглись в его ладони, и глубокая морщина пролегла между бровями, пока она слушала его.
— Еще раз, — попросила она, когда он закончил. — Повтори его снова.
Он послушно повторил письмо слово в слово, как он его запомнил, и как прошлой ночью пересказал Джейми Фрейзеру.
— Значит, могильный камень с именем папы в Шотландии фальшивый? — ее голос повысился от удивления. — Папа — Фрэнк — попросил преподобного изготовить его и поставить на церковном кладбище в Сент-Килде, но па не лежит, то есть не будет лежать под ним?
— Да, он это сделал, и нет, он не будет лежать под ним, — ответил Роджер, тщательно разграничивая, кто стоит за этим словом «он». — Я думаю, что он — то есть Фрэнк Рэндалл — предназначал этот камень, как знак признательности твоему отцу — другому твоему отцу, Джейми.
Лицо Брианны покрылось красными пятнами от холода, кончики носа и ушей также покраснели.
— Но он не мог знать, что мы с мамой обнаружим этот камень!
— Я не уверен, что он хотел, чтобы вы знали о нем, — сказал Роджер. — Возможно, он сам не знал — зачем, но чувствовал, что должен сделать это. Кроме того, — добавил он, неожиданно вспомнив, — разве Клэр не говорила, что он хотел взять тебя в Англию перед тем, как погиб? Вероятно, он хотел привезти тебя туда, чтобы ты нашла его. А потом вы с Клэр решили бы как поступить.
Она сидела неподвижно, обдумывая сказанное.
— Значит, он знал, — медленно проговорила она. — Знал, что Джейми Фрейзер пережил Каллоден. Знал и не сказал?
— Я не думаю, что стоит обвинять его в этом, — мягко произнес Роджер. — Он сделал это не совсем из эгоистичных побуждений.
— Разве? — она была потрясена, но не сердита. Он видел, что она старалась рассмотреть вопрос со всех сторон прежде, чем решить, как к нему отнестись.
— Нет. Подумай, моя курочка, — убеждал он ее. Ель, на которую он оперся спиной, была холодной; упавшее дерево, на котором они сидели, было мокрым под его руками. — Он любил твою мать и не хотел снова потерять ее. Это, может быть, эгоистично, но она была его женой, и никто не может винить его за то, что он не хотел отдавать ее другому мужчине. Но это еще не все.
— Что еще? — ее голос был спокоен, синие глаза смотрели прямо, не мигая.
— Ну… что бы произошло, если бы он сказал ей? У нее была ты, еще маленький ребенок, и никто не мог предположить, что ты тоже сможешь пройти сквозь камни.
Глаза все еще смотрели прямо, но в них появилась тревога.
— Она должна была иметь выбор, — сказала она тихо, не отводя от него пристального взгляда. — Остаться с нами или вернуться к Джейми.
— Оставить тебя, — сказал Роджер, кивнув головой, — или остаться, сознавая, что Джейми жив и, возможно, достижим… и отказаться от него. Нарушить клятву, на этот раз осознанно, и оставить ребенка… или жить в тоске. Я не думаю, что это сделало бы вашу семейную жизнь легче.
— Я понимаю, — вздохнула она, пар от ее выдоха исчез, как призрак, в холодном воздухе.
— Вероятно, Фрэнк боялся дать ей выбор, — сказал Роджер, — но только потому, что спасал ее — и тебя — от боли, которую причинит необходимость сделать выбор. По крайней мере, в то время.