Ее сжатые губы расслабились.
— Интересно, какой бы выбор она сделала, если бы он сказал ей? — произнесла она немного грустно. Он притянул ее к себе.
— Она осталась бы, — сказал он уверенным голосом. — Однажды она уже сделала выбор в твою пользу, не так ли? Джейми отослал ее, чтобы спасти тебя, и она ушла. Она знала, чего он хотел, и осталась бы с тобой, пока ты в ней нуждалась. Она бы не решилась вернуться и потом, если бы ты не настояла на этом. Ты, конечно, понимаешь это?
Ее лицо смягчилось, когда она согласилась с ним.
— Думаю, что ты прав. Но все же… знать, что он жив, и не пытаться вернуться к нему…
Он прикусил язык, чтобы удержаться от вопроса. Что, если это был бы твой выбор, Брианна? Если бы вопрос стоял так — ребенок или я? Но как мужчина может заставить женщину, которую он любит, делать такой выбор, даже гипотетически? И он не спросил ради нее… или ради себя.
— Но он поставил тот камень. Зачем он это сделал?
Морщина между ее бровями от волнения углубилась.
Роджер не знал Фрэнка Рэндалла, но испытывал определенное сочувствие и даже своего рода симпатию к этому человеку. Он не совсем понимал, почему решил рассказать ей об этом письме перед свадьбой, но сейчас побудительные мотивы становились для него более ясными и более тревожащими.
— Я думаю, он считал это своим долгом. Не только по отношению к Джейми и твоей матери, но и к тебе. Если… — начал он и замолчал, сильно сжав ее руку. — Погляди. Возьмем маленького Джемми. Он мой, так же как ты, и всегда будет, — он глубоко вздохнул. — Но если бы я был другим мужчиной…
— Если бы ты был Стивеном Боннетом, — сказал она, и ее побелевшие от холода губы сжались.
— Если бы я был Боннетом, — согласился он, чувствуя отвращение к этой мысли, — если бы я знал, что ребенок мой, и его воспитывает чужой мужчина, разве не захотел бы я, чтобы однажды он узнал правду?
Ее пальцы в его руке дернулись, глаза потемнели.
— Ты не должен говорить ему! Роджер, ради Бога, обещай мне, что никогда не скажешь ему!
Он изумленно уставился на нее. Она больно впилась ногтями в его ладонь, но он не сделал ни движения, чтобы освободиться.
— Боннету? Христос, нет! Если я когда-нибудь увижу его, я не стану тратить время на разговоры!
— Не Боннету, — она дрожала то ли от холода, то ли от эмоций. — Бога ради, держись подальше от этого человека! Нет, я имею в виду, Джемми, — она сильно сглотнула и схватила его за обе руки. — Обещай мне, Роджер. Если ты любишь меня, обещай, что никогда не скажешь Джемми о Боннете, никогда. Даже если что-нибудь случится со мной…
— С тобой ничего не случится!
Она поглядела на него, и легкая кривоватая улыбка появилась на ее губах.
— Воздержание также не для меня. Может случиться, — она снова сглотнула. — И если это произойдет… обещай мне, Роджер.
— Да, я обещаю, — сказал он неохотно. — Если ты настаиваешь.
— Я настаиваю!
— И ты не хотела бы никогда знать… о Джейми?
Она сильно прикусила губу, оставив зубами багровое пятно на мягкой розовой плоти.
— Джейми Фрейзер — не Стивен Боннет!
— Согласен, — сказал он сухо. — Но я говорю не о Джемми. Я просто хотел сказать, что если бы я был Боннетом, я хотел бы знать, и…
— Он знает.
Она выдернула руку и резко встала, повернувшись, чтобы уйти.
— Он, что? — Роджер догнал ее в два шага и схватил за плечи, разворачивая к себе. Она слегка вздрогнула, и он ослабил хватку. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить голос, он спросил: — Боннет знает о Джемми?
— Хуже того, — ее губы задрожали, но она сжала их, чтобы удержать дрожь, потом раскрыла, чтобы произнести правду. — Он уверен, что Джемми — его сын.
Роджер понимал, что она не захочет снова сесть, и сильно потянул ее за руку, заставив ее идти за собой через падающий дождь и вывороченные камни, мимо стремительного потока воды в ручье и качающихся ветвей деревьев, пока движение не успокоило ее, и она смогла рассказать ему о своих одиноких днях в Речном потоке, где она была пленницей своей беременности. О лорде Грэе, друге ее отца и ее друге, которому она доверила свои страхи.
— Я боялась, что ты мертв. Все — мама, па, ты.
Ее капюшон упал с головы, но она не поправляла его. Ее рыжие волосы свисали мокрыми крысиными хвостами на плечи, и капельки дождя цеплялись за ее густые брови.
— Последнее, что па сказал мне — то есть не сказал даже, а написал, потому что я не разговаривала с ним… — она сглотнула и провела рукой под носом, вытирая влагу. — Он сказал, я должна найти силы простить его. Б-Бонетта.
— Что сделать?
Она легонько потянула свою руку, и он понял, что слишком сильно вцепился в нее. Он ослабил хватку, пробормотав извинения, и она коротко наклонила голову, принимая их.
— Па понимал, — сказала она и замолчала. Наконец, овладев своими эмоциями, она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. — Ты знаешь, что произошло с ним в Уэнтворте?
Роджер коротко и смущенно кивнул. На самом деле он мало знал, что случилось с Джейми Фрейзером там, и не хотел знать большего. Он слышал о шрамах на спине Фрейзера и сделал вывод из того немногого, что рассказывала Клэр, что они являлись лишь слабым отголоском произошедшего в Уэнтворте.
— Он понимал, — сказала она ровным голосом. — И он знал, что нужно делать. Он сказал мне — если я хочу быть… снова целой, я должна найти силы простить Стивена Боннета. И я простила.
Он сжимал руку Брианны так сильно, что чувствовал, смещение костей ее ладони. Она ничего не рассказывала ему, а он не спрашивал. До этого дня имя Боннета никогда не упоминалось между ними.
— Да? — он говорил хриплым голосом, и ему пришлось остановиться и откашляться. — Ты нашла его? Ты говорила с ним?
Она убрала влажные волосы со лба и кивнула. Грэй сообщил ей, что Боннет был схвачен и осужден. В ожидании транспортировки в Уилмингтон и последующей казни он содержался в подвалах королевских складов в Кросс-Крике. Именно туда пошла она, неся, как она надеялась, прощение ему и себе.
— Я было толстая, — она показала руками, какой большой у нее был живот. — Я сказала, что ребенок его. Его ждала смерть, и, возможно, знание о том, что он оставит кого — то на земле, могло дать ему какое-то утешение.
Роджер почувствовал, что ревность сжала его сердце так сильно, что на мгновение ему показалось, что боль была физически реальной. Кого-то оставит на земле, подумал он. А я? Если я умру завтра — а я могу! Жизнь для меня так же опасна, как и для тебя, девочка. Что останется после меня, скажи мне?
Он знал, что не должен был спрашивать. Он клялся, даже мысли не допускать, что Джемми — не его сын. Они были женаты, и Джемми был его ребенком, независимо от обстоятельств его рождения. И все же он почувствовал, как слова вытекли из него, едкие, как кислота.
— Значит, ты уверена, что ребенок его?
Она остановилась и повернулась к нему с глазами, широко открытыми от шока.
— Нет. Нет, конечно, нет! Если бы я была уверена, я сказала бы тебе!
Жжение в его груди немного уменьшилось.
— Но ты сказала ему, что ребенок его. Ты не сказала ему, что сомневаешься в этом?
— Он должен был умереть! Я хотела утешить его, а не рассказывать мою историю! Ему не стоило знать ни о тебе, ни о нашей брачной ночи… Это его не касается. Черт побери, Роджер!
Она пнула его по голени.
Он качнулся от сильного пинка, но схватил ее за руку, не давая убежать.
— Извини! — быстро произнес он прежде, чем она могла снова пнуть его или укусить, что она, по-видимому, собиралась сделать. — Извини. Ты права, это его не касается, и я не должен был заставлять тебя снова думать об этом.
Она глубоко вдохнула через нос, словно дракон, готовящийся обратить его в пепел. Искры ярости в ее глазах немного притухли, но лицо все еще пылало. Она отбросила его руку, но не уходила.
— Да, не должен, — сказала она, кинув на него мрачный взгляд. — Ты сказал, что между нами не должно быть тайн, и ты прав. Но когда раскрываешь одну тайну, иногда за ней прячется другая, не так ли?
— Да. Но это не… Я не имел в виду…
Но он не успел ничего сказать, шаги и звуки голосов прервали его. Четверо мужчин вышли из тумана, разговаривая по-гэльски. Они были босы, промокли до колен и несли заостренные палки и сети. Связки только что пойманной рыбы тускло поблескивали под дождем.